Новая теория Материалы О нас Услуги Партнеры Контакты Манифест
   
 
Материалы
 
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ПРОЧИЕ ТЕМЫ
Корея, Ближний Восток, Индия, ex-СССР, Африка, виды управленческой деятельности, бюрократия, фирма, административная реформа, налоги, фондовые рынки, Южная Америка, исламские финансы, социализм, Япония, облигации, бюджет, СССР, ЦБ РФ, финансовая система, политика, нефть, ЕЦБ, кредитование, экономическая теория, инновации, инвестиции, инфляция, долги, недвижимость, ФРС, бизнес в России, реальный сектор, деньги
 

О глобализме, переговорах и валютных зонах

04.07.2019

Peace through power!

Brotherhood of Nod mantra

 

На минувшей неделе прошел и успешно завершился саммит G20 в японском городе Осака, и это закономерно породило целую волну комментариев относительно произошедших там событий. Комментариев, разумеется, совершенно разных, отражающих идеологические предпочтения их авторов – но особенно, как это часто и бывает, отличилась разнообразная отечественная патриотическая пресса. Поводов для этого, надо сказать, было более чем достаточно – и интервью Владимира Путина известнейшему британскому изданию Financial Times, и полуторачасовые переговоры с президентом США Дональдом Трампом, и «соглашение о перемирии» между Трампом и лидером КНР Си Цзиньпином. При этом, несмотря на общий идеологический генезис комментариев, тональности их могут различаться весьма существенно – от очередной апологии истории с распадом мира на валютные зоны и до описания ситуации в формате “Путин и Трамп contra omnes”. Думается, стоит добавить ко всей этой истории еще несколько суждений, расширив таким образом имеющуюся картину, и начнем мы с ключевого вопроса – с глобализации.

Я напомню, что этот процесс, в его нынешней редакции, был и остаётся рыночно-естественным. Начался он с того, что послевоенный мировой гегемон (США) в рамках плана Маршалла озаботился инвестициями в восстановление экономических потенциалов пострадавших от войны европейских стран, а заодно и Японии. Причина этому изначально была чисто политической – через экономическую привязку не дать возможности проводить своё влияние Советскому Союзу, который совершенно справедливо виделся в США идеологическим антагонистом и противником уровня, близкого к экзистенциальному. Экономические последствия этих действий пришли чуть позже, с 50-х годов, когда политика несколько отошла на второй план.

Это произошло тогда, когда стало понятно, что из разрушенных войной стран, вообще говоря, никуда не делось культурное и образованное население, вполне привыкшее к современным форматам фабричного труда и линейному (не циклическому) времени. Иными словами, США получили великолепные резервы рабочей силы для инвестиционного взаимодействия, для переноса производств и технологий с территории гегемона к сателлитам с последующей продажей произведенных товаров обратно в США. Именно этот чисто экономический механизм и был в основе широко известного «немецкого экономического чуда», неразрывно связанного с именами канцлера Конрада Аденауэра и министра экономики Людвига Эрхарда. Здесь же присутствует чуть менее известное «японское экономическое чудо», относительно малоизвестное «итальянское экономическое чудо» (да, было и такое, и примерно в тот же промежуток времени – в 50-е и 60-е годы прошлого века) и так далее.

Соответственно, не стоит удивляться, что экономики Германии и Японии, несмотря на свое закономерное положение среди экономических лидеров нынешнего мира, несут на себе «родимое пятно» ориентированной на экспорт развивающейся страны и весьма сильно от него зависящей. Конечно же, ситуация уже давно не является химически чистой: та же Германия служила финансовым гегемоном для прочих стран Европы, в частности Греции и Польши (после ее выхода из-под советского влияния). Германия здесь выступала уже как инвестор, переводя свои производства в эти страны (польский вариант) либо же просто активно кредитуя её ради поддержки продаж своих товаров (греческая история). В аналогичную двойную позицию со временем встала и Япония, выступая как финансовый гегемон для Южной Кореи, делая туда инвестиции – несмотря на все протесты корейцев, живо помнивших японскую оккупацию, поскольку тогдашний лидер РК генерал Пак Чон Хи, считавший, что японские капиталы важнее болезненной памяти, довольно жестко прессовал все протесты.

Конечно же, стоит иметь в виду определенные нюансы, которые со временем повлияли на развитие экономики в отдельных странах. Так, Италия со временем растеряла свой стартовый рывок: видимо, повлияла ее некоторая неоднородность, выраженная в поговорке, что севернее Милана – Германия, а южнее Неаполя – Африка. Франция заигралась в государственное регулирование и социализм, в результате чего обросла долгами, аналогично в социализм (14 зарплат в год!) заигралась Греция. С другой стороны, Великобритания при Маргарет Тэтчер вовремя сбросила с себя хвост очень традиционной, но неэффективной промышленности, сфокусировавшись на маржинальном экспортном промышленном секторе и финансовых услугах в мировом масштабе; страна от этого, в целом, выиграла, но местное население проклинало Тэтчер вплоть до самой её смерти четверть века спустя после ее реформ. Норвегия стала (не)типичной петромонархией – очень высокие удельные доходы от экспорта газа позволили ей организовать высочайший уровень жизни населения, при этом довольно удачные инвестиции местного Стабфонда преумножали имеющийся у них капитал.  Финляндия, в свою очередь, работала как сборочный цех для советских заказов. 

Затем, с 80-х годов прошлого века, пришел черед относительно малозаметной Мексики и огромного Китая – как развивающейся страны уже третьего порядка. Многомиллионное нищее население обеспечило миру баснословный прирост в эффективности труда, в рамках того же самого инвестиционного механизма взаимодействия. В страну пошли американские, японские, европейские, южнокорейские капиталы, при этом приходили они фактически на пустое место – что обеспечивало высочайшую эффективность использования во всех отраслях, будь то сельское хозяйство, энергетика, производство или логистика. Вслед за Китаем к началу 90-х годов начали возникать «тигрята» уже четвертого порядка – Вьетнам, Таиланд, Филиппины, Индонезия, страны Латинской Америки (та же Аргентина) – практически немедленно свалившиеся в «азиатский кризис» 1997-1998 годов. Затем в этот механизм системно (бессистемно оно было и ранее) стали включаться страны Африки, при этом гегемоном для них выступал уже Китай. В общем, машинка вроде бы продолжает работать, но уже сейчас можно сделать некоторые выводы относительно ее особенностей.

Реальность показывает, что у этого механизма просматривается две фундаментальные особенности, которые являются определяющими для оценки результатов страны, вставшей на такой путь взаимодействия. Первая заключается в том, что чем раньше страна встала на него, тем более высокого результата она может достигнуть. Так, развивающиеся страны первого порядка – Германия и Япония – имеют подушевой ВВП (фактически, доход на душу) примерно в 75% от американского, причем японский на пике пузыря и перегрева даже превышал таковой в США, примерно на 5%, правда, пузырь вскоре лопнул и японская экономика замедлилась на без малого три десятка лет. Страна второго порядка – Южная Корея – находится на уровне около половины американского. Китай сейчас находится на 12% от американского, несмотря на почти 40 лет роста, начиная с реформ Дэн Сяопина, а Вьетнам – примерно на 3% от уровня США. Вторая особенность также наблюдается эмпирически и следует из первой, а заключается она в том, что страна, достигшая своего потенциала, не может его фундаментально превозмочь, она может только гулять возле этого показателя. И Германия, и Южная Корея уже несколько десятков лет находятся на своих уровнях относительно гегемона и не двигаются относительно его, а попытка японского прорыва окончилась ничем, точнее, падением до уровня потенциала.

Соответственно, можно высказать гипотезу, что тот же Китай доберется до своего потенциального уровня (который я экспертно оцениваю в 15-16% от американского), после чего затормозит свой рост и станет гулять возле этой цифры. Грубо говоря (и предполагая политическую и военную стабильность), если сейчас китаец беднее жителя Южной Кореи вчетверо, то через десять лет китаец будет беднее втрое, и через двадцать лет – тоже втрое. Аналогичной будет ситуация у вьетнамцев, у негров в Африке и так далее.

Стоит также сказать, что это явление в экономическом мейнстриме вполне известно, и именуется оно "ловушкой среднего дохода". Оно почему-то считается вполне изученным и имеет относительно небольшой фокус внимания, а зря: достаточно сказать, что об этой "ловушке" говорят и в отношении Южной Кореи, и в отношении Китая -- стран, где подушевой ВВП различается вчетверо! Но оставим это на совести мейнстрима.

Вернемся к Осаке, глобализации и валютным зонам. Какие, простите, в свете вышесказанного, валютные зоны? Какой резон мне (скажем, скромной бедной Камбодже) работать в рамках валютной зоны Китая, продавая свои товары на его рынок – если американский рынок, в расчете на душу, в 8 раз богаче? Правильно, никакого – за исключением прямого или опосредованного насилия, либо же угрозы применения его – более того, все стремятся на богатый рынок. Ровно это видит и Дональд Трамп, и ведет он себя как хозяин супермаркета – «вы хотите выставить свои товары на мои полки, не проблема, но вы сделаете это на моих условиях». И именно торг за эти условия и лежит в основе мировой «торговой войны».

Слово «торг» здесь является ключевым, опять же, нельзя сказать, что «торговая война» сама по себе идет по плану; так, уже сейчас видно, что заметную выгоду со всей этой истории получил Вьетнам, американские инвестиции уходят из Китая именно туда, а не возвращаются в США, как хотел Трамп. США и Китай, как уже было сказано выше, вновь попробуют сесть за стол переговоров (хотя я продолжаю скептически относиться к возможности заключения сделки, по крайней мере, в ближайшее полугодие), а парламент Мексики ратифицировал торговый договор NAFTA2.0, который был подписан полгода назад в Буэнос-Айресе, на предыдущем саммите G20. Более того, с лета прошлого года между США и Европой продолжаются переговоры по TTIP (Трансатлантическому торговому партнерству), прерванные в 2016 году; отдельно радует то, что они, вообще говоря, секретны, никаких деталей наружу не выходит, и европейская конспирологическая пресса гонит активную волну по этому поводу. Иначе говоря, война войной, а обед, точнее, переговоры – по расписанию, и целью этих переговоров явно просматривается выстраивание новой конфигурации вполне себе глобальной мировой торговой системы.

В этой связи вся история вокруг Путина начинает играть новыми красками. Трамп беседует с Путиным, Трамп беседует с Си, Путин дает интервью FT,  европейская пресса говорит об Осаке как о новой Ялте, что, конечно же, тешит уязвленную гордость, но вызывает некоторые подозрения. Если же приложить к этому:

  • восстановление России в ПАСЕ;
  • вновь поднявшийся вопрос об украинских моряках, захваченных Россией в ходе инцидента в Керченском проливе в ноябре прошлого года;
  • разъяснения Кремля в сторону МВД относительно необходимости прекратить практику массового применения закона об оскорблении госсимволов и органов власти;
  • резко усилившуюся активность вокруг личности Алексея Кудрина, единственного представителя российской элиты, который нормально воспринимается на Западе (недавний штрих – Счетная Палата выложила в сеть коды своего программного обеспечения, и я, как бывший айтишник, вижу в этом прямой сигнал единственному в РФ авангардному классу),

то можно дать предварительную гипотезу, что России было сделано предложение нормализовывать ситуацию, сворачивать патриотический крен и вписаться в какой-то западный проект. Какой именно – бросить Китай, передать Курилы японцам, начать прессовать Иран или же поддержать малой копейкой западные экономики –  я сказать не берусь. Впрочем, это уже выходит за рамки моей компетенции, хотя полету мысли, конечно, не мешает.

В любом случае, нельзя не отметить, что этот околосаммитовский набор событий был весьма интересным.

Опубликовано 30.06.19 на портале Бизнес-Онлайн, Казань.

Метки:
США, Европа, Китай, экономическая теория, Япония

 
© 2011-2024 Neoconomica Все права защищены