Концепция государства как стационарного бандита

При размышлении о том, как устроено и как функционирует современное государство, мы неизбежно сталкиваемся как со стереотипами, так и с противоречивыми концепциями и суждениями, которые были сформированы социальными науками  за предыдущие века.

В разные исторические периоды ученые и философы бросались из крайности в крайность: то доказывая, что государство это зло, неясно откуда оно взялось и зачем оно вообще нужно, а главная его обязанность состоит в исполнении функций «ночного сторожа»; то объясняя, что государство уже само по себе – это незаменимое общественное благо, и оно выполняет большое количество важных социальных функций.

Ну а если государство не соответствует научным описаниям, то это воспринимается как отклонение, нуждающееся в исправлении.

В итоге сам термин государство утратил смысл, превратившись в «воображаемое сообщество»[1]. Тут, правда, встает еще один вопрос: воспринималось ли вообще государство когда-либо однозначно. Или каждый тип государства должен рассматриваться в отдельности, но тогда какова должна быть типология? Это вовсе не тривиальный вопрос. Так, Британская империя и Российская империя – это одинаковые империи или нет? А сегодняшняя Россия является империей или национальным государством? Что вообще нам по существу говорит указание формы правления или политического режима?

А если у государств все-таки есть что-то общее, то что это, и как это общее выделить, чтобы изучать отдельно? Представляется что есть, но, опять-таки, почему тогда все государства такие разные и там где работают одни принципы, не работают другие, и почему тогда до сих пор не удалось построить «идеальное» государство и копировать «лучшую практику» и уже наконец-то зажить спокойно?

Пока же науке вместо изучения сущности государства, остается только максимально обезличенно выделять (или наделять) его признаки и свойства[2]. Впрочем, любой формальный критерий, применимый к государству, может быть оспорен. Обычно не вызывает дискуссий только один критерий: монопольное право государства на насилие и принуждение[3]. Запомним этот факт, поскольку он нам понадобится в дальнейшем.

Отчасти поэтому метаморфоза государства в воображаемое сообщество в некотором смысле выглядит естественно. Ведь пока единственным заказчиком и потребителем исследований о государстве является само государство. А значит, его представители должны быть удовлетворены результатами исследований, чтобы продолжить финансирование научных изысканий. Тупиковость этого пути определяется, в том числе, тем, что следовать ему – означает шагать в пропасть вслед за самим государством[4].

Неправильно думать, будто проблема устройства государства является сугубо академической. Проблема государства лежит в весьма практической плоскости. Например, неправильное (то есть, скорее, недостаточное) представление о государстве мешает понять, каким образом связаны государство и экономика, и чего вообще ждать от государства в этой сфере. Экономисты и экономические институты регулярно представляют различные планы и программы, но обычно остается неясным, кто и почему должен эти планы выполнять.

В действительности, государство, экономика и финансовый сектор исторически очень тесно переплетаются. Эти сферы необходимо изучать совместно, поскольку разобраться в каждой из них невозможно в отрыве от остальных – они представляют одно и то же знание.

Современная экономическая система в настоящем виде не могла бы сложиться без влияния государства, капитализм сам по себе – в некотором смысле является порождением государства, это побочный результат его деятельности. С наступлением глобального кризиса всей этой масштабной и сложной экономикой необходимо управлять, и судя по всему эта обязанность уже возложена на государство[5], которое, правда, со времен меркантилистов это делать разучилось.

***

Тесная связь между государством и экономикой во всех ее проявлениях послужила толчком к осмыслению сущности государства экономистами.

В 50-60-е гг. XX в. экономистами была предпринята попытка разработки еще одного подхода к государству. Произошло это на фоне очередных перемен в экономической ситуации. В послевоенное время в экономической науке и практике господствовало кейнсианство, которое основывалось на том, что государство имеет право и в некоторых случаях обязано вмешиваться в экономику и социальную сферу.

Оппоненты кейнсианской школы, к которым стали прислушиваться с началом стагфляции, задались вопросом, почему вообще считается, что государство и назначенные чиновники, в частности, действуют во благо общества?

Такое представление, в широком его понимании, имеет долгую традицию в виде теории общественного договора, объясняющей происхождение гражданского общества, государства и права как результата соглашения между людьми: а именно соглашения управляемыми на некотором наборе правил, по которым ими управляют. Главный принцип теории общественного договора состоит в том, что легитимный государственный орган должен быть получен исходя из согласия управляемых.

И хотя отцы-основатели этой концепции защищали разные государственные модели: Т.Гоббс – авторитарную монархию, Дж. Локк – либеральную монархию, а Ж.-Ж. Руссо – либеральный республиканизм — теория общественного договора послужила базисом для демократической идеи, включившей в себя тезис свободного волеизъявления избирателей и рассматривающей социальный контракт как контракт «равного среди равных».

Современные формы власти формируются посредством некоторого формализованного учета «воли народа», проявляющегося в различных моделях выборных принципов. При этом существует целый ряд теоретических проблем.

Еще до первой французской революции математик маркиз де Кондорсе теоретически исследовал некоторые коллизии, возможные при организации выборов[6]. Это направление исследований привело впоследствии к теореме Эрроу. В одной из содержательных интерпретаций, теорема Эрроу показывает, как стремление к рациональности политической жизни ведет к диктатуре[7].

Можно представить три варианта отношения к теореме Эрроу[8]:

1. Раз все формальные институты демократии несовершенны, то пусть из всех из них стабильно используется некий вариант, а общество, зная о его несовершенстве, к нему приспособится;
2.  Раз формальные процедуры работают настолько глупо, то пусть уж лучше так и будет диктатор – при всех негативных чертах диктаторов, они в среднем не настолько глупы, как формальные процедуры;
3.  Хорошо бы иметь диктатора, но идеального, который и мало ошибается, и настолько силен, что все ему подчиняются. Да еще, чтобы «не обидно было», то есть чтобы подчинение не задевало самолюбия.

Третий вариант представляется не столь нереальным. Ведь кроме субъективных мнений есть еще и объективная, данная нам всем в сопоставимых ощущениях, реальность. И вполне возможны социальные институты, назначающие на место диктатора объективную реальность. Чем еще хороша объективная реальность, как диктатор, это тем, что она не нуждается в дополнительных репрессивных органах для осуществления своих властных полномочий – у нее свои методы.

Это означает, что исторически естественным состоянием государства является скорее не общественный договор и демократия, а диктатура.

У экономистов такой подход вылился в концепцию государства как стационарного бандита. Эта модель находится на противоположном полюсе взаимоотношений государства со своими подданными относительно концепции “естественный договор” Руссо, когда государство создается, чтобы производить общественные блага. Наиболее законченный вид идея приобрела в статье Мансура Олсона «Диктатура, демократия и развитие»[9].

***

В обществе, которое не подчинено никаким законам – анархическом, – для людей нет гарантий сохранить то, что они нажили, и соответственно стимулы к производству очень низки. Мирный порядок в примитивных обществах устанавливается путем соглашения: это верно для первобытного общества численностью 50-100 человек. Когда люди начинают осваивать земледелие, их численность быстро растет: в таких условиях издержки по установлению добровольных соглашений выше, чем выгоды, которые может получить отдельный человек. Такие общества начинают регулироваться через установление над ними контроля со стороны нестационарных (roving) и стационарных (stationary) бандитов.

Нестационарные бандиты – это бандиты-гастролеры, которые напали на некоторую территорию, ограбили население и бежали. Гастролерами могут быть грабители любого масштаба. Например, ими могут быть войска, вторгшиеся в сопредельное государство не с целью превратить его в колонию, а с целью просто отнять как можно больше у жителей и уйти.

Стационарные бандиты – это бандиты оседлые, которые рассчитывают на долгосрочное обирание населения территории, превращая поборы в форму налогов. В рамках данной модели они, как некая структура, которая занимается поборами и рассчитывает заниматься ими как можно дольше, отождествляется с государством.

Рациональный стационарный бандит будет забирать только часть доходов, подразумевая, что оставшуюся часть люди превратят в инвестиции, которые будут стимулировать дальнейшее развитие, появление будущих доходов и, следовательно, будущих налогов, то есть выручки стационарного бандита. Его система стимулов сильно отличается от системы стимулов бандита-гастролера. Рациональный стационарный бандит заинтересован в получении будущих доходов, он может установить порядок и пресекать возникновение конкуренции как со стороны других стационарных бандитов, так и со стороны бандитов-гастролеров.

Стационарный бандит исходит из личных интересов, поэтому ему выгодно объявить себя правителем, монополизировать право на сбор налогов, воспрепятствовав перераспределительной деятельности между ними[10](например, такому локальному насилию, как рэкет, в результате чего отобранный у подданного доход попадает в карман рэкетира, а не правителя), обеспечить обществу некоторый набор гарантий и получать выгоду. В этом состоит принцип «невидимой руки», которая заставляет стационарного бандита, следующего своим эгоистическим интересам, «остепениться» и стать диктатором.

Еще одной предпосылкой модели является то, что стационарный бандит обкрадывает своих жертв путем налогообложения. Оптимальная ставка налогообложения должна быть не слишком маленькой, чтобы максимизировать доход, с одной стороны, но и не слишком большой, чтобы не блокировать дальнейшего развития производства.

Большая часть развития цивилизации прошла под управлением стационарных бандитов – королевских династий. Н.Макиавелли давал свои знаменитые советы Государю как стационарному бандиту, трезво отдавая себе отчет относительно его сущности. Поэтому после эпохи Гоббса, Локка, Русо, Монтескье, трактат Макиавелли выглядит особенно спорным и скандальным.

На Руси таким стационарным бандитом был Рюрик. В Великом Новгороде находится памятник-монумент «Тысячелетие России», воздвигнутый в 1862 году в честь тысячелетнего юбилея легендарного призвания варягов на Русь. Иными словами, тогдашнее российское государство отсчитывало свое начало от Рюрика ‒ типичного стационарного бандита[11].

***

Концепция государства как стационарного бандита создавалась экономистами (и, по всей видимости, за счет государственного бюджета) в середине прошлого века. Но ведь если бы мы посмотрели на современное им государство (да и на современное нам – немного воды утекло, хотя изменения начали проявляться все более четко), мы бы увидели, что оно было на самом подъеме: идея всеобщего благосостояния, пособия, пенсии, медицинская страховка и пр.

Но даже взглянув на государство 150- а кое-где и 200-летней давности, мы могли бы сказать, что в глазах большинства, да и в своих собственных глазах, оно утратило статус стационарного бандита.

Сегодняшнее государство убеждено, что оно выражает общественные интересы и даже в состоянии их реализовать. Однако это происходит не потому, что государство каким-то образом переродилось и прониклось этими самими общественными интересами.

Современное государство действительно претерпело эволюцию, причем достаточно длительную, так что теперь кажется, что его цель ‒ заботиться о простых гражданах и предоставлять им социальные блага, причем во все возрастающих объемах.

Такое государство можно было бы назвать вершиной эволюции (особенно национальное европейское государство), образцом цивилизованности, к которому надо стремиться. Каким же образом государство превратилось из бандита в благовоспитанный и полный гуманизма институт?   

Концепция стационарного бандита объясняет это превращение последовательным эволюционированием и рациональным приспособлением  стационарного бандита.

Чтобы экономика развивалась, нужны долговременные инвестиции и уверенность общества, что их активы защищены. Если диктатор нацелен на долгосрочную перспективу, он должен обеспечить своим подданным условия, гарантирующие стабильность в будущем. Это предполагает устойчивость контрактных отношений, финансовую стабильность. Если же диктатор ориентирован на краткосрочный период, то он рано или поздно аннулирует все контракты и конфискует активы, превратившись в бандита-гастролера. В случае долгосрочной перспективы диктатор должен внушить подданным доверие к своей политике. Но так как при диктатуре не существует независимой судебной власти, он все же склонен к оппортунистическому поведению: порча монеты, аннулирование займов – тому свидетельство. 

Одной из возможных гарантий политической стабильности и преемственности может стать установление династии. Обществу выгодно знать, кто будет следующим правителем.

А такие условия осуществимы лишь в демократическом обществе. Хотя время правления одного политика меньше, чем время правления одного диктатора, демократические системы остаются самыми стабильными, ведь делая выбор, избиратель знакомится с программой кандидата и выслушивает его мнение по разным вопросам и, теоретически, сможет спрогнозировать развитие своей страны на некоторый период. 

В демократическом государстве обычно партии конкурируют за голоса избирателей. Претенденту на победу нужно лишь получить большинство голосов. Поэтому необходимо перераспределить доходы от общества в целом к большинству путем налогов. Таким образом, и диктатор, и демократическая партия занимаются перераспределением налогов, но, по мнению авторов, при демократии налоговая ставка будет ниже, чем при диктатуре.

Возникновение демократического государства возможно в следующем случае. После свержения диктатора может сложиться ситуация, когда новый лидер не может установить диктатуру, так как выгоды от этого будут меньше, чем от установления демократии. Такая же ситуация возникнет, когда у одного лидера будет недостаточно ресурсов, чтобы подчинить себе других. 

Таким образом, у экономистов получилась достаточно целостная концепция эволюции государства от состояния стационарного бандита до цивилизованного демократического государства, пекущегося о большинстве (кем бы оно ни было). Приглядевшись, можно увидеть аналогию с концепцией рынка и его «невидимой руки». Идеальный рынок – эффективен и работает на всеобщее благо. Но почему же он исторически не всегда работал идеально? Да потому что в его работу вмешивалось государство – стационарный бандит, и его вмешательство вызывало кризисы. А потом стационарный бандит каким-то образом подстроился под рынок, и тоже стал эффективным и рациональным, что и привело к экономическому росту XX-го века.

***

В наших исследованиях мы берем за исходную изначальную концепцию стационарного бандита. Если принять ее, то становится понятным, почему тема монопольного права на насилие и принуждение остается практически единственным общим местом всех концепций и теорий о государстве. Становится понятным, почему государство всеобщего благосостояния явилось лишь как мимолетный недостижимый для многих идеал, и почему отказ государства от большинства социальных функций, взятых на себя за последнюю сотню лет, является, вообще говоря, исторически очень естественным положением вещей.

Мы полагаем, что капиталистическое государство сложилось и прошло путь до государства всеобщего благосостояния лишь в силу ряда закономерных случайностей, определяемых ростом реального сектора, финансового сектора, и их конфликтов с государством. Государство и государственные элиты были вынуждены меняться и приобретать знакомые нам черты, чтобы самосохраниться[12]. Пройдя через войны и революции, государство сохранило свою архаичную суть стационарного бандита. И в этом состоит некоторая трагедия для желающих это государство изменить: когда уходит один стационарный бандит, на его место приходит другой, и история повторяется[13].

В этом контексте представляется важным понять, почему государства – стационарные бандиты в разное время и в разных обстоятельствах ведут себя по-разному, какие факторы влияют на их поведение. Ведь в результате такого соперничества возникли и некоторые позитивные социальные инновации. Интересной представляется задача описать историю государства как стационарного бандита и, возможно, эту историю закончить.