К числу научных школ

Марксизм: попытка построить теорию на основе предпосылки о противоречиях.

К числу научных школ, в основе которых лежит предпосылка о противоречиях интересов и экономических решений индивидов, относится марксизм. При этом, в отличие от школ, о которых я писал ранее, марксизм исходит из того, что разработка экономической теории возможна. Собственно, марксизм и представляет собой такую теорию.

Как построена марксистская экономическая теория и как ей удается справиться с проблемой хаоса? Очень просто. Экономические агенты разделяются на несколько больших групп (классов), и утверждается, что противоречия существуют не между всеми участниками экономического процесса сразу, а только между этими классами. Тогда состояние экономики описывается как результат взаимодействия выделенных исследователем социальных групп.

Честно говоря, писать о марксизме крайне сложно, поскольку в нем и вокруг него переплелось слишком много всякого. С одной стороны, сам общий подход к решению проблемы построения экономической теории я считаю правильным. Действительно, надо не просто констатировать противоречивость экономических решений людей, но разобраться, какие именно решения, в каких случаях и по каким параметрам противоречат друг другу. С другой стороны, сам подход реализован, как бы помягче выразиться… не совсем аккуратно.

«Капитал» написан очень умело. Не искушенный в экономической теории читатель при первом чтении вряд ли заметит слабые места этой книги, которых в ней, на самом деле, очень много. Наоборот, она покажется очень логичной и последовательной. Маркс очень ловко заметает следы. Найти логические дыры и апелляцию к ничем не обоснованным предпосылкам можно только в том случае, если знаешь, где искать. В таких случаях часто испытываешь восхищение теми ухищрениями, к которым прибегает автор, когда ему надо замаскировать недостатки его конструкции. Впрочем, иногда Маркс совершает совершенно «детские» ошибки, по поводу которых даже не знаешь, что и думать, ибо в других местах своей книги сам же Маркс предостерегает от ошибок того же рода. Чуть позже я разберу один из таких случаев.

Я вовсе не собираюсь очернять Маркса. Он затеял гигантское по масштабам и глубине интеллектуальное предприятие и приложил огромные усилия для того, чтобы довести его до конца. Где-то он ошибался, но во многих вопросах ему удалось продвинуться дальше своих предшественников и современников.

Давайте попробуем хотя бы эскизно описать, какая задача стояла перед Марксом, и разберемся, как он ее решал и почему именно так.

Прежде всего, необходимо точно уяснить себе, что мы имеем дело с априорной, дедуктивной теоретической конструкцией. Сам Маркс считал, что эта априорность только кажущаяся (ПСС, т.23, стр. 21), но это не так. Другое дело, что Маркс, описывая свой метод исследования (там же), по сути дела описывал метод абдукции, по-видимому, не зная об этом (Чарльз Пирс разрабатывал этот метод по другую сторону Атлантического океана как раз в то время, когда Маркс писал «Капитал»). Но каким бы ни был метод предварительного освоения материала, итогом все равно будет дедуктивная система, претендующая на боле или менее адекватное воспроизведение характерных свойств реальной экономики.

Как уже было сказано, основной идеей, лежащей в основе марксовой экономической теории является следующая: вся совокупность экономических агентов разбита на группы, и противоречия существуют только между этими группами. Построение теории, следовательно, должно начинаться с аксиоматического выделения таких групп.

Здесь, казалось бы, особых проблем нет. Уже классическая политэкономия описала триаду основных экономических классов: буржуазия, пролетариат и земельные собственники. Собственно, это деление на классы сохраняется и в современной экономической теории, разве что то, что раньше называлось буржуазией, теперь часто делится на два подкласса: собственники капитала (капиталисты) и предприниматели (инноваторы).

Правда, классическая политэкономия не смогла интегрировать земельных собственников в единую модель функционирования капиталистической экономики. Не удалось это и Марксу. Теория земельной ренты, хотя и достаточно глубоко разработанная, всегда была самостоятельной частью политэкономии, слабо связанной с основным массивом теории. Собственно, именно интеграция теории ренты в экономическую теорию (с одновременным переписыванием моделей формирования заработной платы и прибыли по рентному образцу) и обеспечило первоначальный успех маржиналистской революции. Об этом написано в шестой главе «Эпохи роста». Любопытно, что мавр, а именно теория ренты, сделав свое дело, спустя какое-то время испарился из экономической теории. Современные модели экономического роста, например, исходят из того, что национальный продукт делится между трудом, капиталом и предпринимателями (инноваторами), а земельных собственников как будто бы в природе и не существует. О них (собственниках земель под жилищное строительство) вспомнили, только когда потребовалось опровергнуть сенсационные выводы Пикетти о возрастании концентрации богатства.

Так вот, вопрос заключается в следующем: возможно ли представить все общество как совокупность трех выделенных классов (с учетом перераспределения базовых доходов), или какие-то группы населения останутся за пределами этих классов. Вопрос, как мы покажем в дальнейшем, вовсе не праздный.

Мы уже никогда не узнаем, что сам Маркс думал по поводу базовой предпосылки своей экономической теории. Глава «Классы» - это 52 глава третьего тома «Капитала», самая последняя, та самая, в которой всего пять абзацев, после чего идет пометка Энгельса: «Здесь рукопись обрывается». Здесь мы видим два важных пункта. Первый – что с точки зрения Маркса, даже в наиболее развитой капиталистической стране, в Англии классовая структура не исчерпывается тремя указанными классами:

В Англии современное общество, с точки зрения его экономической структуры, получило бесспорно наиболее широкое, наиболее классическое развитие. Однако и здесь указанное классовое деление не выступает еще в чистом виде. Даже и здесь средние и переходные ступени везде затемняют строгие границы между классами (правда, в деревне несравненно меньше, чем в городах).

Второй пункт:

Впрочем это безразлично для нашего исследования. (Пунктуация везде по ПСС).

На протяжении всего текста «Капитала» Маркс постоянно подчеркивает, что его задачей является теоретическое описание капитализма в чистом виде, то есть такой системы, в которой действуют только капиталисты и рабочие (земельные собственники, как уже говорилось, полностью никогда не были интегрированы в систему классической политэкономии). При этом он сам признает, что страна – лидер капиталистической экономики не подпадает под такое описание. Я это пишу для тех, кто все еще сомневается в том, что экономическая теория Маркса носит априорный характер.

Проблема заключалась в том, что экономическая система, состоящая из двух классов, один из которых эксплуатировал другой (в соответствии со схемой, предложенной Марксом), с логической точки зрения не могла существовать. Первым это показал Симон де Сисмонди в своей вышедшей в 1819 году книге «Новые начала политической экономии, или о богатстве в его отношении к народонаселению». Он был свидетелем острого кризиса английской текстильной промышленности в 1815 году, который существенно повлиял на его теоретические воззрения (до этого он был правоверным либералом, верящим в возможность свободного рынка решать все экономические проблемы). Год спустя аналогичные выводы были сделаны Т.Мальтусом в его книге «Принципы политической экономии». Проблема, которую подняли Сисмонди и Мальтус, получила название проблемы «реализации», или теории недопотребления.

Оба названных автора выступали против так называемого закона Сэя, который тот сформулировал впервые в 1803 году в своей книге «Трактат политической экономии», и согласно которому никаких проблем с реализацией продукции при капитализме быть не может, поскольку «продукты покупаются … на продукты». Сэй отрицал наличие эксплуатации при капитализме и утверждал, что в создании продукта на равных участвуют три фактора производства: труд, капитал и земля, каждый из которых вознаграждается за свои услуги. Маркс относил Сэя к представителям вульгарной (а не научной) политэкономии и регулярно называл «пошлым». При этом Сэя можно считать одним из прямых предшественников неоклассической теории, которая восприняла многие из его идей (в частности идею факторов производства). Замечу, что Кейнс начал свою «Общую теорию занятости, процента и денег» с того, что поставил под сомнение справедливость закона Сэя.

И при всем при этом Маркс по неведомой причине в вопросе о реализации продукции согласился с вульгарным и пошлым Сэем, а не с Сисмонди или Мальтусом. Ну, с последним более или менее ясно, тот был священником, а Маркс священников сильно не любил, особенно почему-то тех, кто занимался политэкономией (ПСС, т.23, стр 630, прим. 75). Вообще говоря, здесь история достаточно странная. Сам Маркс в «Теориях прибавочной стоимости» отмечал в качестве заслуги Мальтуса то,

что он делает ударение на неравном обмене между капиталом и наемным трудом, тогда как Рикардо по сути дела не объясняет, каким образом из обмена товаров по закону стоимости — по содержащемуся в них рабочему времени — проистекает неравный обмен между капиталом и живым трудом (ПСС, т. 26, ч.III, стр. 4).

То есть, Мальтус, как и Маркс, положил в основу своего подхода наличие противоречий между трудом и капиталом, из чего первый и делал вывод о том, что при капитализме существует проблема реализации. Рикардо, согласно самому Марксу, был менее последователен в вопросе о противоречиях, и поэтому ничто не мешало ему принять закон Сэя. Маркс исходит из той же предпосылки, что и Мальтус, но при этом в вопросе о реализации присоединяется к Рикардо, который для него безусловный авторитет, а следовательно, и к Сэю. Он только упрекает последнего, что тот списал обоснование своего закона у физиократов (ПСС, т.23, стр. 174, прим. 31).

Хотя, казалось бы, подход Сисмонди и Мальтуса совпадает с базовыми принципами самого Маркса: противоречия внутри капиталистической экономической системы на микроуровне влекут за собой дезорганизацию на макроуровне.

Проблема заключалась в том, что эта концепция не подтверждалась эмпирически. Из нее следовало, что капиталистическая экономика должна постоянно находиться в кризисе. Но в действительности кризисы всегда сменялись периодами бурного экономического роста. Возникшая проблема могла бы быть решена за счет включения в аналитическую схему других классов и рассмотрения взаимодействия капиталистической экономики с этими классами. Но такой подход противоречил бы предпосылке Маркса о существовании только двух классов. Кроме того, идея «третьих лиц», сформулированная Мальтусом, была крайне неудачной, и ее нетрудно было опровергнуть, что и сделали еще последователи Рикардо, а Маркс их с удовольствием цитировал (ПСС, т. 23, стр.185, 609). Но вместо того, чтобы исправить ошибку Мальтуса и поискать пресловутых «третьих лиц» где-нибудь в другом месте (а искать было где), Маркс предпочел признать закон Сэя.

Известно, во что это вылилось для самого Маркса и его теории. Когда он попытался построить модель расширенного воспроизводства, он в явном виде столкнулся с проблемой реализации и невозможностью согласовать стоимостной и денежный аспект своей модели. В результате он несколько раз возвращался к этой теме, пытаясь найти решение, но до конца жизни так и не смог. Второй том «Капитала» так и остался недописанным. Подробно проблему второго тома разобрала Роза Люксембург в своей книге «Накопление капитала», показавшая, что она была связана с проблемой реализации, поднятой Сисмонди и Мальтусом. Она же указала и на то, кто может быть третьими лицами, за счет взаимодействия с которыми капиталистическая экономика сохраняет некоторое время устойчивость – некапиталистические слои населения, в первую очередь, крестьянство.

Капитализм не появляется сразу во всем мире и даже в какой-либо отдельной стране. Не появляется он и на пустом месте. Экономика и рынок существуют до появления капитализма, и когда он возникает, они продолжают функционировать. Капитализм не может не взаимодействовать с докапиталистической экономикой. Он берет оттуда ресурсы, необходимые для производственной деятельности, и сбывает туда свою продукцию.

Задумаемся вот о чем. Допустим, где-то появилось первое предприятие, которое подпадает под понятие капиталистического в понимании Маркса. Может ли оно функционировать, продавая свою продукцию только своим рабочим? Если рабочие самого предприятия – единственные потребители его продукции, то как может это предприятие расширяться? У рабочих нет других денег, кроме тех, которые они получили от капиталиста. Капиталист, продавая свою продукцию рабочим, просто возвращает себе деньги, которые ранее сам им заплатил. Но у него еще останется прибавочный продукт, который рабочие произвели в неоплаченное время. Кому капиталист будет продавать его?

Конечно, можно предположить экзотический случай, когда капиталистическое предприятие производит весь спектр продукции, необходимой для расширенного воспроизводства своей деятельности. То есть весь набор предметов потребления рабочих, предметы потребления самого капиталиста, а также машины и оборудование для инвестиций. Тогда прибавочный продукт никому не надо будет продавать. Часть прибавочного продукта в своей натуральной форме пойдет на удовлетворение личных потребностей самого капиталиста. Другая часть будет направлена на расширение производства: машины и оборудование – на прирост основного капитала, средства потребления – на то, чтобы нанять новых рабочих. Но при этом прибавочный продукт не будет проходить через денежный оборот. Если речь идет в нанимаемых дополнительно рабочих, то они будут получать заработную плату в натуральной форме, продуктами, а не деньгами. Да, такое предприятие может расширяться, но при этом доля денежного оборота в нем будет постоянно сокращаться, ограничиваясь первоначальной суммой, вложенной в данное предприятие. Картина, как мы понимаем, не очень реалистичная.

Эту проблему нельзя разрешить, сказав, что капиталистов и капиталистических предприятий много. Тем самым мы только избавимся от экзотической предпосылки предыдущего абзаца о том, что одно предприятие производит сразу все разнообразие продукции. В данном случае вполне правомерно рассматривать весь капиталистический сектор экономики как единое предприятие, а отдельны предприятия – как цеха, специализирующиеся на производстве отдельных видов продукции. Выводы в отношении такого «предприятия» будут теми же самыми.

Как-то примерно так рассуждали Сисмонди, Мальтус и Роза Люксембург. Сисмонди видел решение проблемы в том, чтобы платить рабочим больше. Это сделало бы проблему менее острой, но не решило бы ее принципиально, разве что капиталисты совсем бы отказались от получения прибыли – но тогда какие они будут капиталисты? Мальтус считал, что прибавочный продукт могли бы покупать непроизводительные слои общества, ну, например, священники. То есть, чтобы капиталисты могли получить свою прибыль и расширять свое производство, надо постоянно увеличивать доходы священников и прочей интеллигенции. Мысль глубокая, чо там! Надеюсь, не надо объяснять, почему другие экономисты над ней смеялись (хотя Кейнс отнесся более серьезно).

Роза Люксембург утверждала, что капиталистический сектор не может существовать без некапиталистического. Последний служит для капитализма источником ресурсов, но самое главное – рынком для сбыта его продукции. Конечно, капитализм по мере своего расширения может практически полностью уничтожить докапиталистический сектор на какой-то территории или даже в какой-то стране. Но это значит только, что капитализм развивается за счет некапиталистических секторов других стран. Это и есть основа теории империализма Розы Люксембург. Кстати, если кто-то не посмотрел ранее приведенную ссылку относительно кризиса в Англии в 1815 году, то может сделать это сейчас и убедиться, что уже этот кризис был связан с проблемами во внешней торговле, то есть в проблемах реализации продукции некапиталистическому населению европейских стран.

Другое решение проблемы реализации, ставшей камнем преткновения для марксистской теории воспроизводства, нашла Джоан Робинсон в своей книге, вышедшей в 1956 году и которая (сюрприз!) называется также, как и книга Люксембург – «Накопление капитала», что, на самом деле, не случайно. Речь шла о том, чтобы отказаться от жесткого определения товарных денег, которым, в частности, пользовался Маркс. Идеи Робинсон были развиты ее последователями, и сегодня теория эндогенных денег является одной из центральных идей посткейнсианской экономической теории. В тезисах в поддержку реформации в экономической науке, о которых я уже писал, теории эндогенных денег посвящены тезисы с 24 по 28. К сожалению, эта теория как она сложилась на сегодняшний день, хотя и является шагом в правильном направлении, имеет целый ряд существенных недостатков, о которых я еще напишу, когда для этого будет повод.

Оба решения, и то, которое предложила Люксембург, и то, которое предложила Робинсон, правильные (и то и другое – с некоторыми оговорками, о которых я еще напишу). Но оба они вступают в противоречие с базовыми предпосылками экономической системы Маркса.

Я рассмотрел только одну из базовых предпосылок экономической теории Маркса – о социальной структуре. Но для построения теории необходимо не только задать классы, но и сделать предположения о характере противоречий между ними. Каковы отношения между капиталистами и пролетариатом?

Скажем, Смит отвечал на этот вопрос неоднозначно. С одной стороны, он описывал эти отношения как антагонистические:

Рабочие хотят получать возможно больше, а хозяева хотят давать возможно меньше. Первые стараются сговориться для того, чтобы поднять заработную плату, последние же — чтобы ее понизить.

С другой стороны, он исходил из того, что интересы рабочих и капиталистов, если и не полностью, но, по крайней мере, отчасти, совпадают:

Таким образом, спрос на лиц, живущих заработной платой, необходимо увеличивается по мере возрастания дохода и капитала данной страны и никоим образом не может увеличиваться при отсутствии такого возрастания. Возрастание же дохода и капитала означает возрастание национального богатства. Следовательно, спрос на лиц, живущих заработной платой, естественно, возрастает по мере роста национального богатства и не может возрастать при отсутствии последнего.

А чуть ранее он утверждает, что:

Когда в данной стране постоянно возрастает спрос на тех, кто живет заработной платой, а именно на рабочих, поденщиков, прислугу всякого рода, когда каждый год дает занятие большему числу лиц, чем было занято в предыдущем году, то рабочим не приходится вступать в соглашения для повышения их заработной платы. Недостаток рабочих рук вызывает конкуренцию между хозяевами, которые для того, чтобы заполучить рабочих, предлагают один больше другого и таким образом сами нарушают естественное соглашение хозяев не увеличивать заработную плату.

То есть, по Смиту, если в краткосрочном периоде отношения между рабочими и капиталистами скорее антагонистические, то в долгосрочном периоде их интересы, скорее, движутся в одном направлении.

Маркс в этом вопросе был бескомпромиссен. Что в краткосрочном, что в долгосрочном периоде интересы рабочих и капиталистов противоположны. Маркс не формулирует это как аксиому, он это якобы «доказывает» - путем введения необходимых предварительных предпосылок. Но даже с ними доказательство оказалось неверным.

Посмотрим, как Маркс это делает и что у него получилось. Речь идет о знаменитой 23 главе первого тома «Капитала» - «Всеобщий закон капиталистического накопления», той самой, в которой

накопление богатства на одном полюсе есть в то же время накопление нищеты, муки труда, рабства, невежества, огрубения и моральной деградации на противоположном полюсе, т. е. на стороне класса, который производит свой собственный продукт как капитал (ПСС, т.23, стр. 660).

Это неоднородная глава. В ней есть очень сильные места, например, второй раздел, который содержит множество верных и полезных рассуждений. Но в целом эта глава – провал Маркса, причем с точки зрения его же собственной методологии.

Прежде всего, эта глава находится не на своем месте. Вопрос, поднятый в этой главе, следовало бы рассматривать в третьем отделе второго тома, называемом «Воспроизводство и обращение всего общественного капитала», после того, как были разработаны необходимые инструменты решения задач такого масштаба. В первом же томе Маркс пытается решить вопрос, относящийся ко всему общественному капиталу, исходя из структуры индивидуального капитала. В других местах Маркс неоднократно критикует других экономистов за то, что они неправомерно переносят выводы, верные для частных случаев, на всю систему.

Теперь о сути дела.

В предыдущих главах Маркс пришел к выводу, что результатом конкуренции является постоянное возрастание органического строения капитала, то есть доля постоянного капитала растет, а переменного, того, который предназначен для оплаты рабочей силы, падает. В рассматриваемой главе он задается вопросом: какие следствия это имеет для рабочих.

Начинает он с того, что рассматривает процесс накопления при неизменном органическом строении капитала[i], и приходи к тем же выводам, что и А.Смит:

Так как каждый год применяется больше рабочих, чем в предыдущий, то раньше или позже должен наступить момент, когда потребности накопления начинают перерастать обычное предложение труда, когда, следовательно, наступает повышение заработной платы (ПСС, т.23, стр. 627).

Заметим, что этот вывод верен, только в том случае, если мы не принимаем во внимание некапиталистический сектор экономики и характер взаимодействия капитализма с ним. Массовый перевод производств из развитых стран в развивающиеся, начавшийся в 70-е годы прошлого века, повлек за собой стагнацию заработной платы и кризис среднего класса в развитых странах, несмотря на общий рост мировой экономики.

Но, как уже говорилось, органическое строение капитала растет, поэтому общее увеличение капитала сопровождается уменьшением доли, которая приходится на оплату рабочей силы. Отсюда Маркс делает вывод, что с ростом органического строения капитала растет относительно избыточное население, появляется резервная армия труда, наличие которой давит на заработную плату, поддерживая ее на низком уровне.

Это совершенно неверно. Маркс рассматривает здесь только отдельного капиталиста, не задумываясь о том, откуда берется прирост постоянного капитала (машин, оборудования и дополнительного сырья). Как будто бы они падают с неба, а не производятся трудом – только на других капиталистических предприятиях. Маркс безапелляционно критикует Смита, Рикардо и других экономистов за то, что они

ошибочно отождествляют накопление с потреблением всей капитализируемой части прибавочного продукта производительными рабочими, или с превращением ее в добавочных наемных рабочих (ПСС, т.23, стр. 628).

Как будто он на секундочку забыл, что стоимость согласно его собственной теории создается трудом и ничем иным[ii].

Еще раз повторю: правильно понять последствия изменения структуры капитала можно только пользуясь инструментами, разработанными для анализа производства и обращения всего общественного капитала. А эти инструменты Маркс разработал только во втором томе. Сам он пример расширенного воспроизводства с ростом органического строения капитала во втором томе не рассматривает (у него возникли проблемы с более простой моделью, о чем я писал выше). Но за него это сделал Ленин в своем реферате «По поводу так называемого вопроса о рынках».

Ленин, похоже, не заметил, что открытый им закон опережающего роста производства средств производства относительно производства предметов потребления при росте органического строения капитала полностью опровергает выводы и пафос 23 главы первого тома «Капитала». Спрос на рабочую силу увеличивается, а не сокращается, вопреки тому, что думал Маркс.

То, что я ссылаюсь на ленинскую модель, вовсе не означает, что я считаю ее правильной. В ней есть странности противоречия. Для меня в данном случае важно то, что она сделана в соответствии с марксовой методологией и показывает внутренние противоречия самой экономической системы, разработанной Марксом, и в частности, несостоятельность выводов 23 главы Капитала. Кстати, сделанные в этой главе прогнозы, а именно, прогноз абсолютного обнищания пролетариата перестал соответствовать реальности уже при жизни Маркса, а спустя некоторое время после его смерти это несоответствие раскололо его последователей, став одной из причин появления ревизионизма. Для немарксистских экономистов неудача Маркса как прогнозиста стала хорошим поводом, чтобы отринуть марксизм целиком как научную теорию.

Конечно, Маркса можно понять. Он хотел, чтобы его теория отражала известные ему факты истории и современности. А эти факты в то время, когда он начинал писать «Капитал», быть может, не свидетельствовали о падении доходов пролетариата (хотя в отдельные периоды, в отдельных отраслях и на отдельных территориях такое впечатление и могло создаться), то уж точно не давали никаких оснований для того, чтобы прогнозировать будущий рост доходов.

В последние полвека было собрано и обработано огромное количество данных, позволяющих оценить динамику реальной заработной платы в Англии аж с 13 века. Я привожу графическое изображение временного ряда заработной платы строительных рабочих (самая неквалифицированная часть пролетариата) в Лондоне с 1264 по 1913 год, с взятое мною из статьи Роберта Аллена 2001 года The Great Divergence in European Wages and Prices from the Middle Ages to the First World War.

Нетрудно увидеть, что на протяжении трех веков с 1550 по 1850 годы реальные заработки были ниже, чем в 1450 году. Около 1850 года они, наконец, вернулись к средневековому уровню, а устойчивый рост начался только после 1870 года (напомню, что первое издание «Капитала» вышло в 1867 году). Само собой разумеется, что во времена Маркса сколько-нибудь систематической статистики не велось. Некоторое увеличение реальной заработной платы с 1850 года (прерываемое спадами в период кризисов) он если и мог заметить, то, вполне вероятно, принимал за временные улучшения конъюнктуры на рынке труда (возможность которых он допускал). Кроме того, как видно из текста, его внимание было приковано к периодам кризисов. Впрочем, все это не извиняет грубой теоретической ошибки, которую Маркс допустил в 23 главе.

Пора подводить итоги.

За всю историю экономической науки экономическая теория Маркса остается единственной теорией, последовательно исходящей из предпосылки о том, что интересы участников экономического процесса противоречат друг другу. К сожалению, схема выбранная Марксом, страдает множеством серьезных недостатков и внутренних противоречий. Я в этой заметке показал только некоторые. В дальнейшем я еще не один раз вернусь к марксистской теории и буду объяснять, что и почему я считаю верным или ошибочным.

Несмотря на ошибки, «Капитал» представляет собой хорошую основу для развития подхода Маркса. От его последователей требовалось критически подойти к оставленному им тексту, выявляя ошибки и противоречия, формируя более последовательную и логичную теоретическую конструкцию. Как это сделала, например, Роза Люксембург. Но вместо этого марксисты объявили «Капитал» догмой. Та же Люксембург решилась на критику отдельных положений Маркса только потому, что второй том представлял собой обработанную Энгельсом незавершенную рукопись, обработанную Энгельсом, не имевшую статуса сакрального текста, утвержденного Великим Мастером. Впрочем, это никак не помогло: тот же Ленин, а потом и советские экономисты в грубой форме отвергли ее идеи. Любопытства ради очень рекомендую почитать предисловие к советскому изданию книги Люксембург 1934 года (ссылка выше). Помимо всего прочего, это еще и интересный памятник эпохи.

В том, что сегодня марксизм влачит жалкое существование, виноваты, прежде всего, так называемые марксисты. У них был 151 год для того, чтобы создать на основе подхода Маркса полноценную теорию, способную адекватно отвечать на проблемы мирового развития и противостоять убогой неоклассике.

Но что получилось, то и получилось.