центр имени Олега Григорьева
Корея, Ближний Восток, Индия, ex-СССР, Африка, виды управленческой деятельности, бюрократия, фирма, административная реформа, налоги, фондовые рынки, Южная Америка, исламские финансы, социализм, Япония, облигации, бюджет, СССР, ЦБ РФ, финансовая система, политика, нефть, ЕЦБ, кредитование, экономическая теория, инновации, инвестиции, инфляция, долги, недвижимость, ФРС, бизнес в России, реальный сектор, деньги |
 Прикладная неокономика. Версия 3.0. Конспект лекций25.05.2015Автор конспекта Дмитрий Алексеев Первоисточники цикла из 21 лекций О.В. Григорьева "Прикладная неокономика. Лекции. Версия 3.0." размещены здесь.
Конспект третьего курса лекций О.В.Григорьева по неокономикеСодержание
1. Вводная лекция: задачи познания и неокономикаО задачах курса. Цель всего, что здесь будет происходить – создать университет. Слово «университет» изъезжено, и здесь речь идет об университете принципиально нового типа. Неясно, как это делать, однако в ходе собственно занятий процесс создания такого университета и происходит. Слушатели являются более-менее активными создателями университета. Чем не устраивает старый университет? А не устраивает он, равно как вся система образования, многих. Сегодня не обязательно нанимать преподавателя – можно нанять хорошего диктора и тех, кто красиво рисует на доске. Иной подход – выложить все материалы в интернет и брать деньги за экзамены. Таким образом, возможно допустить, что в год будут выпускаться миллионы выпускников Гарварда и Оксфорда. Будут ли их дипломы значить хоть что-то (в отличие от эксклюзивности этих дипломов сегодня)? Прежняя модель университета испытывает трудности не только по причине его структуры, сколько по причине проблем современной науки. Как охарактеризовать современное состояние науки? Все что-то слышали обрывками. Где-то 50 лет назад в науке наступил новый этап: примерно с 40-х – 50-х гг. в науке наступила эпоха постмодерна, и наука начала разваливаться еще в то время. Когда Поппер изобрел фальсификационизм, он говорил о решении логической задачи, поставленной еще Д. Юмом. Если изучать историю науки, то в целом проблем науки много – их рассматривал не только Юм, но и, например, Беркли. Как различать модерн и постмодерн? На этот счет написано много чего, Григорьев это формулирует следующим образом. Еще с эпохи просвещения наука в качестве образца взяла религию: то есть все религиозные атрибуты могут быть заменены научными, и вся структура знаний может быть построена по религиозному образцу. На место Бога становится Абсолютная Истина, которая, хоть и не достижима, но существует, а потому есть процесс движения к ней. В этой системе есть своя иерархия, аналогичная религиозной: митрополиты – академики, профессора – епископы, у которых есть свои кафедры. Здесь же есть и университет, где неофитов причащают к Великому Знанию. И это была эпоха модерна. В России из больших модернистских проектов известен марксизм, с его претензией на некий абсолютный Закон и неопровержимостью тезисов Маркса и Ленина. Русские марксисты говорили в этом случае о неправильных интерпретациях немецкого языка; на сей счет были написаны десятки статей. Внутринаучные критики прогрессистской модели указывали на то, что все прогрессистские идеи заканчиваются войнами и миллионными человеческими смертями. Почему западные критики постоянно оперируют обращением к Холокосту? Потому, что речь идет о принесении огромных жертв ради абстрактных истин. Все эти вещи и вызвали к жизни постмодернизм, как программу отказа от Абсолютной Истины, из которой следует множество мелких истин и равенства каждого высказывания другому. Здесь же – Поппер с его идеей факта, способного сфальсифицировать теорию (эффект «черного лебедя»); этот автор занудлив и очень любит определения. Вслед за Поппером – Лакатош, который, по мнению Григорьева, хоть и умнее Поппера, но также был занудой, и многих вещей избегал. Однако в гуманитарных знаниях наборы фактов образуют теоретико-множественные пересечения теорий, их объясняющих. С точки зрения Григорьева, понятие постмодернизма противоречиво внутри самого себя. Вокруг иерархии истины в науке выстраивается иерархия научных должностей. Однако если любое высказывание равно любому другому, то, в рамках постмодернизма, высказывания президента Академии Наук ничем не отличаются от высказываний обывателей. У каждого человека есть свои установки – чем они лучше академических?! И для успеха в жизни не обязательно становиться ученым. Когда Поппер и Лакатош пытаются выстроить некую границу между научным и обыденным сознанием, то здесь всегда есть вопрос о том, кто, собственно, есть ученый? Если теперь некто занят разрушением «пути к истине», то почему бы не занять кафедру того, что ее нынче занимает и создает этот «путь»? Однако, как только кафедра занята, постмодернизм сам становится тоталитарным. А если постмодернизм не борется за иерархию, то как все это делать? В этом смысле Григорьев – более последовательный постмодернист, ибо задается вопросом о том, почему бы вообще не отказаться от академической иерархии и кафедр. Но тех-то также можно понять, ибо ничем иным постмодернизм не располагал. Между тем, источником постмодернизма была моральная проблематика. Вершина постмодернизма – 1968 год, когда дело дошло до полной деиерархичности: почему профессор учит меня, а не я его? Необходимо выстроить процесс взаимообогащения знаниями, где все равны, но выстроить его в единой структуре. Есть большой спор по поводу философии истории, ее места в системе наук. Ее вообще бы выгнали из наук, если бы не традиция. Но если брать науку как целое, то ее постмодернизм лишь процарапал слегка: естественники до сих пор считают, что Галилей своими опытами на Пизанской башне уже доказал все основы механики. В книге попперианца М. Блауга «Методология экономической науки» предпринимается попытка привести экономическую теорию в соответствие с идеями Поппера. А постмодернизм, устаканившийся в рамках старых структур, стал вести себя так же, как и модерн, каковой был предметом его критики.
Еще один аспект постмодернизма – субъективизм: в самой науке эта проблема всегда стояла, она вытекает из субъект-объектной дихотомии. Этой проблеме много внимания уделял Кант, позже –Фрейд. У Поппера есть простой подход к субъективизму: есть окружающий мир, большой и сложный. И наше его изучение есть лишь рассмотрение одной из сторон, из которой и делается теория, за рамками которой этот мир продолжает существовать; что же, эта теория есть кусочек Истины, или же то, что наблюдается в платоновой пещере? Модерн все время сталкивался с проблемой субъективности, и много чего наработал для ее исключения. Так, обозначалась проблема разницы рассказа одних и тех же фактов разными историками. Много было чего сделано, но не до конца. Понятно, что изгнать субъективизм нельзя, любое наше знание будет им заражено. В какое же место поместить его, чтоб он не мешал думать и действовать? Григорьев будет говорить преимущественно об истории, не затрагивая естественные науки – там такой клубок, с которым нужно разбираться не один год и не один человек. В существующей градации наук теоретическая физика стоит на первом месте, история – на последнем. Но в методологическом смысле история более готова к тому, чтобы продемонстрировать, что доведенный до конца постмодернизм – не разрушение, а просто иной подход к познанию мира. В истории фактов как таковых очень мало – те же летописи кто-то писал, с какой-то целью, с некоторым видением и отсутствием видения чего-то. Так, трудно написать историю 1993 года, но кто в принципе может это сделать? К тому же в истории известно немало документальных подделок – например, Константинов Дар. Как бы то ни было, история осмысленна в аспекте не отдельного факта, а в предполагании того, что происхождение сегодняшнего имеет корни в прошлом. Обращение к истории важно в смысле решения проблем, имеющих свой, исторический, процесс развития, и не свалившихся на голову «вдруг». Историческое рассмотрение дает механизм прогнозирования. И в этом смысле вопрос о том, является ли неокономика фундаментальной или прикладной наукой, бессмыслен: она берется из прикладного вопроса о том, откуда берется экономический рост. И вся эта работа с историей и есть деятельность университета, ибо она проблемно ориентирована. И потому иногда для того, чтобы решить конкретную проблему, нужно обратиться к вещам, которые в науке прошлого назывались фундаментальными исследованиями. Также нужно говорить о людях, желающих решать эти проблемы, и имеющие некие запросы в связи с проблемами. Речь также не идет о поиске Абсолютной Истины или проверки Всеобщих Законов. 2. Экономическая теория и управление фирмойТема – управление фирмой. Начав с этой темы, будет произведено расширение на другие темы. Рекомендуемая книга (из многих прочих книг на эту тему, содержащих сплошную ахинею) – Элияху Голдратт, «Цель» (а также «Цель-2» и «Цель-3»). Но Григорьев рекомендует ограничиться первой, ибо последующие содержат тезис о том, что якобы все разрешено. Один из примеров, рассматриваемых в книге – требование к директору завода провинциального американского городка увеличить производительность, иначе завод будет закрыт; а рабочие места найти в этом городке нельзя ни директору, ни прочим сотрудникам завода. Директор рассматривает свой завод извне – с вершины ближнего холма, но достаточна ли такая позиция для понимания проблем завода? Такой взгляд на завод не рождает у директора никаких мыслей, кроме печали и непонимания того, что делать с показателями предприятия. Затем «из ниоткуда» появляется некий герой-ученый – «бог из машины», дающий директору советы, которые, вместе с опытом внешнего наблюдения, [создают] правильные основания действия. Большинство книг по управлению начинается с описания компонентов фирмы. Эти книги можно сразу не читать, поскольку определение фирмы здесь подгоняется под ее задачи, и возникает логическая ловушка: найдено решение, и от него выстраивается определение в обратном порядке. А потому существует множество разных определений фирм. Книга Голдрата построена из правильного понимания эмпирики, но не из сущности понятия, которая может быть прояснена лишь при расширении контекста рассмотрения [за рамками целевого рассмотрения]. Так, говорят, что фирма – это нечто, имеющее цель приносить деньги. Но в контексте управления фирмой это полностью бесполезное суждение. Вот, у мафии тоже цель – зарабатывание денег, так чем отличить фирму от мафии? Определение фирмы, т.о., нужно искать в структурах сознания, занимающихся деньгами. То есть определение фирмы отсылает к экономическим теориям. Но если после этого взглянуть на современную экономическую теорию, можно видеть на протяжении долгого времени отсутствие объяснения того, почему и зачем существуют фирмы, а также как и почему они зарабатывают деньги. Главным действующим лицом в экономике долгое время была производственная функция (а не фирма), то есть некий оператор, переводящий набор ресурсов в деньги. Говорилось, что фирма и есть производственная функция, но это ни из чего не следует – это находится за рамками теории. В экономической теории есть и еще одна проблема: можно посмотреть в окно и увидеть фирму. А значит, здесь нужно что-то делать на практике. Но если посмотреть на современную экономическую теорию, то можно видеть, что в ней (пр. всего, у австрийцев) существует запрет на существование фирм. В свое время де Сото написал книгу о достижениях австрийской школы, где лишь один раз встречается слово «фирма» – в контексте, где нельзя было его не упомянуть. Фирм у австрийцев не было потому, что в основе неоклассики лежит экономический индивидуализм: экономика представляет собой взаимодействие людей, преследующих собственные индивидуальные цели (то есть каждый делает сам для себя, эгоистически, и лишь потом обменивается с другими). Поскольку каждый достигает целей наилучшим способом, достигая если и не равновесия по Парето (ибо в равновесие австрийцы не верят), постольку фирма есть наказание для людей – место, где все делается из-под палки. А потому фирма должна неизменно проиграть в конкурентной борьбе. А поскольку свободный рынок является исходным пунктом экономической теории, непонятно, как вообще возникла фирма. Однако в действительности наблюдается иное: фирмы существуют, крупные едят малых, и это составляет существенную проблему неоклассики. Так что современная экономическая теория ничего не говорит нам о фирме и не дает никакого образа фирмы. И потому, когда директор смотрит с холма на свой завод, он ничего не видит в плане решения. Однако все еще хуже, поскольку такое представление неоклассики представляет некую интуицию. Голдрату удается опровергнуть эту интуицию. Неоклассика знает РТ, но говорит о нем, исходя из предположения о том, что люди, не вступая в сговоры, в ходе чисто рыночных отношений создали РТ, то есть РТ – это некая [неанализируемая в генезисе] данность для неоклассики (то есть РТ создается методом проб и ошибок, ибо людям «свойственно пробовать»). Если оценка по какому-то ресурсу положительна, то он вносит вклад в благосостояние, а если оценка меньше, то он вклад в благосостояние не вносит. Эта схема ведет к интуиции о том, что все ресурсы должны использоваться полностью. В рамках управленческой практики это означает назначение ответственных за использование ресурсов, от которых требуется максимальное использование подотчетных ресурсов. Отсюда получается знакомая многим система управления. (Сложно суммарно выделить ресурсы, и такую задачу решают методом т.н. блочного программирования со сложной матрицей, состоящей из блоков, для каждого из которых выделяются свои задачи; аналогичная динамическому программированию схема существует для модели фон Неймана для задачи о магистрали. И для этого программирования на каждом этапе нужно принимать оптимальное решение.) То есть имеет место система управления, когда с управленцев всегда что-то требуется.
Итак, неоклассика определяет фирму как набор ресурсов, что порождает иерархическую структуру управления. С другой стороны, есть представленный Коузом институционализм (статья 1937 года), в рамках которого был поставлен вопрос о том, почему существуют фирмы. В рамках ответа на него было введено понятие транзакционных издержек (ТИ). С некоторых пор его стали признавать и неоклассики – просто потому, что ничего другого нет. Однако статья, в рамках которой были введены транзакционные издержки, очень слабая: у Григорьева сразу возник целый ворох вопросов по ее прочтении. Представим, говорит Коуз, индивидуального производителя типа фрезеровщика. Он закупает заготовки и берет в аренду станок, а также арендует недвижимость у владельца земли; после чего продает свой товар следующему в производственной цепи (шлифовщику или кому-то еще). Коуз говорит, что у фрезеровщика есть проблема, состоящая в том, что ему еще нужно время походить по рынку и поискать заготовки по наименьшей цене, а также походить по рынку и посмотреть, кто что покупает. Эти затраты на исследования рыночного механизма и были названы им транзакционными издержками, хотя ему самому лучше было бы в это время фрезеровать. Однако, если есть такая рыночная ситуация, то наверное лучше было бы покупать услуги по анализу рынка у некоего специалиста; эту возможность Коуз видит, но отвергает без объяснений. Ибо, конечно, человеку, специализирующемуся на операции фрезерования, лучше ею и заниматься. В понятии ТИ Григорьева смущает то, что для малых мастерских заготовки берутся со склада и самостоятельно подметается стружка, а в случае большого производства детали уже лежат на столе и стружка подметается другими людьми. И дело здесь не в рыночности механизма организации, а просто в другом ее принципе. То есть ТИ связаны с рыночным механизмом (поход на склад не имеет рыночную природу). В этом смысле с точки зрения институционализма фирма есть т.н. «пучок контрактов». Поскольку в неоклассике работник не заинтересован в своей деятельности, задача фирмы – в том, чтобы заключать с работником как можно более дешевые контракты. А если контракт заключен неверно, это дает возможность работнику «отлынивать» (еще один институционалистский термин). Пример здесь – случай с инвестором крупной суммы в больницу из 1 сезона «Доктора Хауза», который начинает гонять Хауза и требовать увольнения сотрудников безотносительно к предложению сохранить штат его отделения за счет понижения зарплат. Принцип контракта – точное выполнения договоренности, исключающее любое оппортунистическое поведение. Отсюда – развитие отдела кадров и стимулирующих мер. Институционалисты сегодня ответственны за непомерное повышение зарплат топ-менеджмента фирм. Начало карьеры не должно иметь большой шаг зарплаты, но по мере продвижения наверх морковка д.б. все более весомой, а потому эти высокие зарплаты д.б. как раз «морковкой» для остального, ниже стоящего персонала. И когда отбивают атаки на высокие зарплаты топов, этот «научный аргумент» (от Коуза) как раз используется. Иное дело – «золотые парашюты», но они м.б. разные, поскольку если есть условие ликвидировать должность и раздать полномочия, такой «парашют» выглядит адекватной компенсацией. Тем не менее, все равно остается вопрос о том, вокруг чего существует этот «пучок контрактов», то есть что есть фирма. Здесь же – отношения поставщика и потребителя, ибо невозможно все предусмотреть. Но это относится не собственно к фирме, а ко всей бюрократической системе в целом. Еще одна проблема. Коуз говорит, что в фирме ТИ замещаются управленческими издержками (УИ), которые меньше, чем ТИ. Хотя УИ – это те же самые ТИ, но здесь уже требуется введение системы контроля-надсмотра (о чем нет у Коуза, чья система рассуждения слаба и не продуманна). В отличие, например, от тейлоровской системы, где все нормируется. У Коуза возникает вопрос: если все так, то почему вся экономика не обслуживается одной фирмой? То есть если фирма растет, то можно углубить РТ. Но с ростом фирмы издержки падают, а Коуз не связывал вопрос об управленческих издержках с РТ. В реальности можно наблюдать и укрупнение, и распад фирм. Здесь есть и загадка, требующая разрешения, и стратегия решения. В свое время Паркинсон расписал процесс роста управленческих издержек. Согласно ему, бюрократические системы сами в себе генерируют рост издержек, не зависящих от объемов выполняемой работы. Одной из задач данного курса будет выяснение того, насколько неизбежен закон Паркинсона, и что можно сделать. Со следующей лекции будет начато неокономическое рассмотрение фирмы.
3. Взаимосвязь разделения труда и фирмыГолдратт и его теория массового обслуживания (по сути, метод работы с вероятностями процессов, выстроенных в цепочку). В нем Григорьев не видит ничего для себя нового, и он согласен с тем, что она есть наилучшее определение работы фирмы. Однако, в ней не была решена проблема коммуникаций. Также есть иные проблемы. Так, в ее рамках сложно сказать, ресурсом чего, к примеру, является станок. Автор утверждает о методе, основанном на здравом смысле. Так, в его рамках не было проблемы со спросом – была проблема того, как выполнить заказы. Переиздавать этого автора начали с 2000 годов, до этого времени не было проблемы рационализации производств. Однако среди разных подходов к управлению, основанных на здравом смысле, найдется едва ли более основанный на нем, чем этот. Однако эта модель не верна. Как коммуницировать с руководителем предприятия, у которого иной здравый смысл? Как его убедить в том, что именно у вероятностной математической теории есть здравый смысл? Ведь в реальной жизни управление имеет дело с вероятностями. Если директору не поставить жесткое условие [см. предыдущую лекцию], то он и не проснется. Но что делать: брать директора и учить его теории вероятности? Даже многие профессиональные экономисты, которых учили этому, едва ли помнят ее. От директора пойдет вопрос, зачем управлять предприятием. В связи со всем этим, прежде, чем мы доберемся до управления фирмой, нужно будет рассмотреть много чего, в том числе макропроцессы. Вообще любая модель может быть рассмотрена и как макромодель, и как микромодель. Теперь от этого вступления можно перейти к самой теории. Фирма была рассмотрена с точки зрения истеблишментов (фирма как набор ресурсов и фирма как пучок контрактов), а сейчас рассмотрим ее с точки зрения неокономики: фирма существует потому, что в ней осуществляется технологическое разделение труда. И что? Почему, как осуществляется? И где здесь деньги? Для ответа на эти вопросы нужно углубиться в теорию. Почему существует разделение труда? Любой учебник экономики начинается с этого понятия как исходного пункта, но он рассматривается как аксиома. Есть два объяснения существования РТ: 1) наделенности специфическими ресурсами (мало здесь интересующее); и 2) смитовское: РТ существует потому, что оно позволяет повысить общественную производительность. Смит говорил, что если человек сосредотачивается на одном деле, то у него нарабатывается соответствующая ловкость для его совершения; что в дальнейшем ведет к появлению все более узких специалистов. Считается, что это определение сильно продвинуло науку; в н. XXвека это стало поветрием и философы забили тревогу о том, что если раньше к ученому можно было обращаться по широкому спектру вопросов, то теперь специализация ученого привела к созданию специализации, скажем, на «червяках», а не на «жуках». У специалиста в рамках РТ появляется а) благоприобретенное преимущество. В этом смысле появляется смитова история про булавочную фабрику, когда на одного работника приходится в 2 400 раз больше булавок, чем если бы он делал булавки сам. Также у человека б) экономится время на переход [от одних трудовых операций к другим]. Но смитова булавочная фабрика – бедная в) машинами, а в случаях с ним и число операций с ними больше, и включать их производство в процесс также нужно, хотя они выходят за рамки фабрики. Если допустить, что Смит прав, и в обществе РТ выгоднее, то распространенности его в обществе не приходится удивляться. Откуда Смит узнал о факте разделения? Удивиться существованию РТ стоит, поскольку в случае сравнения индивидуального производителя с фабрикой нельзя сказать, насколько эффективнее фабрика, чем индивид, когда первой нет. Смит считает такую ситуацию аксиомой. Но почему следует разделять труд производства булавок именно на столько операций, а не на большее, например? Можно сказать, что РТ создалось методом проб и ошибок. Но что пробовал кустарь-индивидуал? Если брать управленческую колбасу, то на входе есть сырье, на выходе товар, а чем заполнена колбаса? Эти вещи описал Дж.С. Милль. Первое, из чего он исходил – из того, что сам по себе человек ни во что не может превратить природное сырье. Единственное, что человек может делать с сырьем – это перемещать его. Например, переместить виноград в чан, дав ему превращаться в вино под действием естественных либо организованных природных сил. Так что можно перемещать как сырье, так и саму природную силу. А перемещения могут быть как сложными, так и простыми – вроде нажимания на кнопку, являющегося пределом и конечной целью технологического РТ. Что имеется в виду под «основным производственным процессом» в смысле перемещения? Если в течение производственного процесса осуществляется сумма перемещений, то ее имеет смысл разделить на операции.
В случае ремесленника ученики не составляли РТ: они сами платили ремесленнику, выполняя поденную работу, в надежде на то, что по прошествии лет семи научатся чему-то. Конечно, операции представляются в виде последовательности нарратива, и у каждого ремесленника будет свой нарратив. То есть никаких объективных оснований для того, чтобы поделить деятельность ремесленника на операции, нет. Разумеется, каждый ремесленник работает в своем темпе, но, во-первых, интенсификация труда ведет к проблемам со здоровьем, а к РТ это не имеет отношения. Откуда же возникает РТ? Когда фабрика создается методом «проб и ошибок», то речь, судя по всему, идет о психе. Нормальному человеку в описанной ситуации не придет в голову заниматься РТ, даже если он прочел Адама Смита (который [аксиоматически] считает РТ законом природы). Вырастет ли из подмастерьев булавочная фабрика? Едва ли. Равно как семейные обязанности не относятся к РТ. Если РТ, как считается со времен Смита, более выгодно, то почему РТ не появилось сразу? И что меняется от того, что становится больше людей [в общественной системе]? Когда человек все делает сам, у него есть не товар, а выживание. От правоты Смита проблема возникновения РТ не решается. Откуда берется, к примеру, башмачник? Если есть натуральное феодальное хозяйство, и феодалу [или вообще некоему «вождю племени» - см. предыдущие лекции] нужны башмаки, то феодал назначает одного делать башмаки, а остальных заставляет его кормить. Также и производителя лат назначают, и других. Также насчет численности населения: если есть человек сто, то на кузнеца и башмачника хватит РТ, а на большее – нет. А в системе с бОльшим числом народа возможен, к примеру, и ювелир. Так что РТ создается не в рынке, а в управленческих системах. И здесь вопрос не в том, чтобы выделить лучшего производителя в своей профессии, а в том, чтобы назначить ответственного. То есть народ существует не просто числом, а организован сферами ответственности. А РТ получает увеличение производительности в качестве бонуса. Так, в СССР был коллективный вождь – Госплан, который разделял труд и назначал ответственных. И вот этот вождь исчез. И произошел т.н. «разрыв хозяйственных связей». А в СССР были деньги и банки, но даже в таком обществе произошел «разрыв», ибо все отказались друг с другом взаимодействовать. И все это как-то преобразовалось в рынок. Но потом все наладилось, поскольку рядом существовал доллар, через который все начали взаимодействовать; а где-то к 2003 году рубль начал вытеснять доллар из расчетов. История с феодалом говорит о создании технологического РТ, которое делается не с целью получить преимущество, но с целью повышения управляемости, причем в рамках социальной системы. В этом смысле фирма существует подобным феодальному хозяйству (или племени) образом: 1) она создает технологическое РТ и 2) она существует как социальная структура, ибо в ней нет рынка. С точки зрения неоклассики, производственный процесс описывается в терминах производственной функции (ПФ) от ресурсов, дающей результат. Часть этих ресурсов представляет собой труд. Любые ресурсы можно представить мешком с ними на складе, а как представить труд в виде такого мешка? И производственная функция фактически говорит о том, что на складе лежат мешки с деньгами для покупки всего, что нужно, в т.ч. и труда. Но человеко-час – особая вещь. Истерли описывает ПФ на примере производства блинчиков – через ингредиенты, но совсем забыл себя в производственном процессе. Как смешивать сырье, он знает, но себя он забыл – его самого нет в этом процессе, и это смешно. То есть ПФ неправильно описывает труд. Именно поэтому ПФ дает все неправильности, которые рассматривает в своих книгах Голдратт, где он описывает труд в терминах «колбасы», а не «мешка». Труд здесь оказывается возможным разделить. А вот о том, как именно и почему, будет рассказано в следующей лекции.
4. Природа фирмыНа прошлой лекции был задан вопрос о том, как в управленческой колбасе сырье превращается в товар. В «шанинском» курсе пришлось менять содержание одной лекции. У Григорьева в голове есть целостная модель, как это разрешается. Конечно, ремесленники могут договориться между собой относительно РТ, однако как, во-первых, они узнают о собственных конкурентных преимуществах, а во-вторых, с какой стати они будут ими делиться? Вообще вопрос о разделении производственного процесса возникает лишь в случае возникновения выгодности резкого увеличения объемов производства некоторого товара, то есть при наличии некоторой волны спроса [на товар «Р» – конечный этап «колбасы»]. Действительно, трудно найти такую волну спроса, которая создала бы не фирму и не отрасль, а целую промышленную революцию. Исторически это хлопок и уголь [см. предыдущие лекции]: Р*-Р=ΔР. Этот спрос стимулирует ремесленника увеличивать время своего труда. Также смена смертности-рождения вынуждает молодежь делать беккеровский выбор (по Беккеру, доход от профессии определяется временем, затраченным на ее освоение, относительно срочности получения этого дохода). Впоследствии некоторое количество ремесленников переучивается на более доходные профессии. При этом объемы товаров растут и закрывают волну спроса. Так говорит неоклассика. Однако система работает с запаздыванием, и неизвестно, сколько молодежи пойдет эту профессию приобретать. Неоклассика говорит про небольшие изменения спроса, которые быстро поглощаются и не успевают расшатать экономическую систему. Именно поэтому она не может объяснить промышленную революцию. Далее сделаем одно предположение. Так, люди выучились, но в рамках «колбасы» также есть движение сырья организованными или неорганизованными природными силами. Допустим также, что в «колбасе» есть некий, достаточно сложный, станок. И есть кто-то, желающий войти в бизнес, но они не могут это сделать, ибо существует ограниченное количество станков. Цена на станки растет, съедая ΔР и препятствуя, с одной стороны, таким желающим, с другой стороны – спросу. Тем временем предприниматель понимает, что станок – «узкое место», связанное с его стоимостью. У владельцев станка последний работает 1 ч в сутки относительно всей колбасы в 8 ч. Но если увеличить производительность станка до 8 ч, то кто-то должен производить другие операции. То есть нужно вокруг узкого места организовать РТ. В отличие от Голдратта, речь идет не об уровне предприятия, а об уровне отрасли. Если узкого места нет, то возможности удовлетворения волны спроса не будет. Между тем, здесь задача не тривиальная: те операции, что делаются до станка, не представляют собой логической ценности. А значит, надо произвести некие инженерные операции. Мануфактура – не фирма в ее современном понимании, поскольку у первой были иные основания существования: достаточно рано появились организованные в цеха ремесленники, боровшиеся за ограничение производства, то есть за свои доходы. Пример – восстание чомпи: обедневшие крестьяне, потерявшие работу, шли к финансистами, поскольку ремесленники их к себе не пускали. Здесь была задача снизить стоимость труда, а не увеличить его разделение, последнее там возникало само собой. Мануфактуры получали специальное городское или королевское разрешение – без привилегий мануфактур не бывает, и набирали себе ремесленников, угрожая им разорением по основанию привилегии. Этот процесс наиболее ярко произошел в Голландии (1700 г.), где даже детали станков стали предметом отдельного производства. В отличие от западных, восточные формировались под эгидой власти, а не финсектора. Сейчас – другое, более сильное предположение. Со станком все ясно: он дает сигнал о себе как узком месте повышением цены. Если станок должен работать все время, то это уже не 8, а 24 часа. Тогда появляется возможность более гибко обходиться со всеми операциями – например, исполнять их не каждую смену. Это для ремесленников дорого, а для предпринимателя – организатора производства – увеличить ΔР ничего не стоит, равно как ничего не будет стоить сам станок – цены на станки и сырье разорят ремесленников до того, как спрос станет падать. Конечно, у неоклассиков все выражено в ценах, но скрыть увеличение производительности в 24 раза невозможно. Предприниматель в любом случае пойдет в банк брать деньги. Волна спроса, вызвавшая мощную промреволюцию, была всего один раз и в уникальных условиях. Григорьев занимался контрмоделированием и может сказать, что в Голландии, остававшейся богаче Англии, не началась бы промреволюция – там меньше населения, чем в Англии, и лучшее, что там могло бы быть – некий всплеск. Эти обстоятельства даже неясно, как оценивать на предмет их объективности: высокие зарплаты в Европе – объективное или необъективное обстоятельство? А вот вопрос о том, кто победит в борьбе за королевские милости: внутренние производители шерсти или внешние импортеры хлопка из Ост-Индской кампании – было неизвестно. А хлопок в обработке в 6-7 раз более трудоемок, чем шерсть, но в Индии номинальные зарплаты были в 8 раз ниже английских. Между тем, в Англии вводили огораживания, предписание похорон только в шерсти и т.п. вещи. Кроме того, хлопок сначала вытеснил шелк, а потом перешел к конкуренции с шерстью. А уже в первой трети XIXвека английские хлопковые ткани, как более дешевые, поехали в Индию, после чего индийские поля стали белеть «костями индийских ткачей». Будем считать в первом приближении, что фирма создана. Из создания фирмой технологического РТ возникает условие ее существования. Об уникальности сочетания факторов промышленной революции говорит Ричард Аллен, но в неокономике понимание этих факторов глубже. Если посмотреть на харктер его рассуждений, то его подход гораздо ближе: воплощаемые инновации – не абы какие, а задаваемые общеэкономическими условиями (например, той же высокой стоимостью труда). Однако он считает, что уголь был ведущим фактором, а хлопок – дополнительным. В неокономике – наоборот: уголь сыграл свою роль в 30-х – 40-х гг. XIXвека, но, по мнению Григорьева, без хлопка уголь бы не дотянул до его промышленного задействования. В свою очередь, такая вещь, как прялка «Дженни», оказалась боковым изобретением. Однако, несмотря на общую тему фирмы, сейчас нужно разобрать вопрос о том, что есть капитализм, ибо он также имеет отношение к фирме. Разобрав его, будет легче рассматривать фирму. В исходной модели нет рынка труда, в то время как капитализм с ним связан. Когда говорят, что предприниматель кого-то нанял, то кого, если нет рынка труда? В экономике есть свободные люди, которые получили образование в данной профессии, но не могут получить станок. Какой доход им нужно обеспечить? ΔР он получить не может, но на определенную долю доходов, обеспечивая работу станка, он может рассчитывать. Еще свободные люди в экономике – беккеровские «юноши, обдумывающие житье». Те из них, кто готов зарабатывать вместо учебы, идут получать доход ниже тех, кто собирается обучаться сложной специальности; и к этому они психологически готовы. Вспомним Маркса, который важнейшим своим открытием считал открытие двойственного характера процесса труда: абстрактного и конкретного. В течение всего времени работник в некоторой профессии совершает движения, равно как в другой профессии другой работник делает так же. Труд, сводимый к совершению таких движений, абстрактен. Но не всякий абстрактный труд приносит доход (например, регулярные движения в фитнес-клубе). Для дохода нужно знание того, какая последовательность движений переводит сырье в товар. Это знание и определяет конкретный товар. А в ходе процесса работник совершает как абстрактный, так и конкретный труд. Но как относится индивид к разным видам труда? С одной стороны, он может понимать или не понимать, что уровень знаний определяет уровень его доходов. В течение дня работник устает не от того, что пользуется знаниями, а от совершения движений. И с этим он связывает свой доход, для повышения которого он должен больше двигаться, а не знать (ибо больше произведет). Однако в фирме происходит следующее: сотрудники нанимаются, чтобы совершать движения (например, вовремя нажимать на кнопку, безотносительно к тому, что получается на выходе). Когда люди начинают отказываться от продажи знаний в пользу продажи собственных движений, появляется рынок труда и реально в фирме разделяются работники, которые абстрактно трудятся, и хозяин фирмы, который трудится конкретно – использует собственные знания. И тогда, с одной стороны, увеличивается число работников, с другой – возникает возможность эксплуатации, ибо только у владельца фирмы есть знания, позволяющие использовать абстрактный труд, лишенный средств производства – знаний в первую очередь. Маркс сделал все, чтобы это прояснить, но не до конца продвинулся. И вместо системы ремесленников формируется система из рынка рабсилы и принадлежащих капиталистам фирм (как организованного ТРТ) – фактически, это и есть капитализм. И работник не обладает полным знанием. Единственные, кто обращает на это внимание – эволюционисты: знанием о том, как производить авто, бензин и компьютер, обладают сами системы фирм, но не ее сотрудники-инженеры или даже владельцы. Инженеров, кстати, можно заменить справочниками и ПО – что нередко и делается. И знание в данном случае – это знание правильной последовательности действий. В отличие от knowhow, которое есть знание о структуре, построение которой предполагает использование того, что есть знание. В 1832 году Ч. Бэббидж предположил, что кто-то создал СРТ, которая будет расти – появляться новые цеха и станки. И один человек, создавший систему, будет вынужден выстроить иерархию. Но владелец-создатель еще что-то помнит, а когда он умрет, его будет неким заменить, ибо внутри фирмы он не вырастет. А потому реальные фирмы давно уже управляются Бог знает как, и не разваливаются лишь потому, что они большие. Когда появляется некто вроде Рокфеллера, который создает нечто новое, он уничтожает всех остальных. И современные фирмы существуют в режима АОД, подо что в 1970-х гг. была придумана концепция «ситуационного управления». В новых отраслях создавались новые СРТ (вроде Microsoft), но и там начинаются проблемы, ибо они уже слишком крупные. А Microsoft – естественная монополия, с которой не может конкурировать сообщество программистов, ненавидящих Microsoft; напрямую это невозможно. И Microsoft также управляется отвратительно, как и все, подчиняющееся правилу “toobigtofail”. Также и банки, управление которых выстраивается на теории массового обслуживания. Пример – Ллойдс, которая толком не смогла сформулировать ТЗ, отдав этот вопрос внешним игрокам вроде Маккинзи, что вообще никуда не годится. Остальной крупняк также не мог ничего создать. Так что перешедшее к фирме знание никем не актуализируется и не поддерживается – нет таких людей, все решается фрагментарно. А существование крупных фирм (принципал-агентов, которыми не может управлять ограниченное число совладельцев) классическая политэкономия не допускала в принципе – только мелких. И система портится, о чем будет сказано в следующий раз.
5. Естественное разделение труда и аврально-опытная деятельностьПосле того, как сконструирована фирма, можно двигаться в разных направлениях. Так, было сказано, что фирма есть соцсистема, в рамках которой осуществляется ТРТ. Но ТРТ не повышает производительность труда на одного работника. Стало производиться в 8 раз больше продукции, но и работников стало в 8 раз больше. А мы знаем, что РТ вводится для повышения производительности. Как ТРТ связано с ЕРТ? И что говорил А.Смит о влиянии РТ на производительность? Прежде всего, специализация способствует развитию ловкости работника; второе – экономия на переходе от деятельности к деятельности; третье – экономия на применении машин. Как было сказано, в «колбасе» сырье превращается в товар под действием организованных и неорганизованных природных сил. До сих пор производственный процесс рассматривался как полностью определенная система; как будто всегда известны параметры сил, которые неизменны. В действительности, производственный процесс носит вероятностный характер: дерево может быть сучковатым или нет, сырым или нет, разным по составу волокон и породе. Также инструмент м.б. не наточен или не настроен. Также влияют погодно-климатические условия и т.п. вещи, связанные с дополнительными затратами. Хотя неорганизованные природные силы могут проявлять себя и в химической, и в пищевой промышленности. Итак, есть свойства:
В этом смысле не существует единой правильной последовательности действий. Конечно, существует стандартизация и (на большинстве предприятий) входной контроль качества, но это появилось позже, а пока что рассматривается первичная фирма из 8 человек. Если бы влияли только свойства сырья, то их можно было бы в чем-то измерить (например, числом сучков на бревне). Далее, в прошлый раз речь шла о знании. Интересный момент: когда мы их получаем, то всякий раз – в разной последовательности. Так, при производстве пива вкус напитка всегда зависит от пивовара – в технологии есть минимум три варианта действия пивовара тысячами способов; и хороший дегустатор способен определить пивовара по вкусу пива. То есть учить последовательности правильных действий по лучшим (теоретическим) и по средним (практическим) условиям. То есть существует некое нормальное распределение по линии условий «отличное-хорошее-среднее-плохое». В реальной практике эта последовательность распределяется не нормально, а логарифмически. Но лучшее обучение – в рамках наставничества на производстве. По факту обучения есть брак, составляющий потери. Получается, что и качество, и длина производственного цикла вариативны. Далее, пытаются выработать новое знание. Ситуация ведет к поиску решений и, далее, к результату, который м.б. положительный либо отрицательный. Они кладутся в память, посредством чего расширяются знания. Вопрос: можно ли поиск решений отнести к транзакционным издержкам (ТИ)? Ответ: по определению Коуза, ТИ относятся к рыночным механизмам, не стоит его совать всюду, подобно слову «культура». А если все издержки – транзакционные, то с чем спорить? Далее, когда имеет место увеличение производства в 8 раз, то все ситуации встречаются в 8 раз чаще, и быстрее запоминаются. И в этом смысле становится понятным, что есть смитова «ловкость», но не в постоянном совершении одних и тех же операций, а в постоянном решении одних и тех же проблем. То есть было большое знание, распавшееся для отдельного работника, теперь получившего указания того, как и что делать – инструкцию того, как и что делать (либо на лучшие, либо на средние знания). Однако вопрос написания инструкций сам по себе становится проблемой. Далее формируется новое знание, и выполнение этой отдельной операции приобретает характер профессии. Осталось несколько вопросов. Почему наемный работник будет заниматься всей той деятельностью, что была расписана? Ведь у него есть инструкция (так, итальянская забастовка связана с инструкцией). Работник мотивирован к тому, чтобы посачковать и поустраивать перекур, не затрачивая дополнительных усилий. Его также может стимулировать система поощрений и наказаний. Про ремесленника было сказано с учетом демонстрации того, что из него может возникнуть фирма (хотя, конечно, фирмы появлялись в основном на основе мануфактур). Те, у кого голова работает, будут вынуждены что-то придумать и нарастить ловкость, чтобы не потерять работу. Так, сдельно-премиальная форма занятости работника более выгодна (предпринимателю), чем сдельная. Выгода по зарплате зависит не от работника, а от рынка труда. Почему в истории были восстания ремесленников (самые страшные) вроде луддитов, чартистов и тред-юнионов? Когда они были вынуждены оказываться на рынке труда. А сегодня рабочего движения не существует, поскольку все находятся на рынке труда и не видят альтернативу (которую видел ремесленник на основе своего свободного труда и труда своих предков-родственников). А за какие права бороться сегодня – за право кнопки нажимать? Далее – РТ внутри фирмы, который является управленческим вопросом. При вповышении РТ никакой раемесленник не конкурентоспособен, даже когда закончилась волна спроса, ибо ремесленник гораздо менее производителен. Здесь возникает несколько управленческих проблем. Прежде всего – 1) система стимулов для стремления к ЕРТ. Если есть система штрафов, то есть система стимулирования ЕРТ. Вторая управленческая проблема, как раз и породившая научный менеджмент – система Тейлора. Когда ремесленник, получавший некое знание, переходил в рынок труда, структура знания у него сохранялась, и он мог применить эти знания к структурированию своих операций в полном цикле производства. А теперь берутся люди с улицы – вроде 8-12 летних детей на заре капитализма, нажимающих на кнопки в режиме «подай-принеси». Конечно, можно сменить штат, но нет гарантий того, что можно повысить тем самым ЕРТ. Тейлор говорил, что некоторые рабочие располагают выработанными для себя приемами. Сдельная оплата труда плоха тем, что рабочий быстро ее раскусывает: сегодня я заработаю больше, а завтра хозяин снизит расценки, ибо без этого хозяин не получит выгоды. И рабочие будут затыкать коллег, которые захотят заработать что-то больше. У Тейлора был рабочий – немец Шмит, на котором он проводил свои эксперименты: здоровенный, тупой и, вместе с тем, покладистый верзила (способный отметелить любого, кто посмеет ставить ему палки в колеса). Вся система тейлоризма с его замерами построена на том, что по кругу работников можно определить минимальное время выполнения операции и вменять его остальным. А если рабочий пользуется для минимизации времени неким приемом, то должны быть инженеры, которые могут расписать этот прием и распространить его на всех. Далее – история про инновационную загогулину для доставания деталей из станковых патронов, которую придумал русский стажер (см. предыдущий цикл лекций). Тейлор говорил, что эти неявные методы, применяемые отдельными работниками, являются их человеческим капиталом, а потому они должны принадлежать не им, а фирме. У Форда был отряд специальных инженеров, смотревших, кто как производит, дабы улучшенные способы производства выявлять и применять. 2) Нужна организация системы, ориентированная на ЕРТ (в рамках тейлоризма и фордизма). Смит подчеркивал, что на самом деле весь прогресс промышленности обязан не ученым, а работникам, усовершенствовавшим процедуры работы. Что дальше дало толчок научным исследованиям. Здесь – еще один момент. Третий принцип Смита связан с тем, что РТ способствует появлению машин. Допустим, есть длинная операция (переноса чего-то на дальнее расстояние). Допустим, здесь хорошо иметь тележку, но таскаться с ней туда-сюда, занятой одной операцией, неэффективно. Однако когда объем переносимого груза возрастает в 8 раз, тележка уместна. При тейлоризме унифицируется система движения. Эти движения уже можно заменять машинами. Насчет стимулирования ЕРТ. В СССР приходилось сталкиваться с моральным стимулированием (стахановское движение, ударничество и т.п.); тейлоризм в СССР не прижился, хотя за ним стоял авторитет В.И. Ленина. «Школа человеческих отношений», появившаяся после фордизма в 1930-е гг., занималась тем же самым, пытаясь ввести элемент соревновательности в социалистическую фирму. Она ориентируется на иерархический инстинкт. История про то, как советские рабочие не давали товарищам трудиться, кочует из книги в книгу, однако это проблема общая, не только социализма. Казалось бы, ЕРТ позволяет повысить производительность. Но с т. зр. управления она порождает кучу проблем. 1) Разрешимая, но порой достаточно сложная проблема пропорциональности: когда создается фирма и разбивает процесс на операции, в них задаются пропорции (кто что делает и какими механизмами пользуются), которые едут, когда кто-то начинает работать с большей прозводительностью (так, возникают простои, сбои, появление складских излишков и т.п.). Возникают заторы. С этим нарушением пропорциональности разбирается Голдратт, говоря, что надо допустить простой. Если допускать возможность этой проблемы, то она решаема. В СССР эта проблема была связана с тем, что добавленная стоимость перевыполнившего план снималась тем, кто его не перевыполнил, а, например, сорвал. 2) Гораздо более существенная проблема, в жесткой форме формулируемая как «никого нельзя уволить», то есть фирма начинает зависеть от умений сотрудников. Так, если работник научен, то он может приватизировать это знание и использовать его в своих интересах, поставив в зависимость от себя уже новое начальство. То есть это проблема обучения и лояльности (скорее, это проблема 1.1)) – так, директор фирмы обучает продавцов в течение полугода. Уволить работника нельзя потому, что он становится носителем кусочка зания. И то, что работник сам ушел, есть проблема, и то, что его уволили, также проблема. И хорошо, если эта данная профессия выделилась в отдельную. В рабочих специальностях выделяется своя система обучения в системе ПТУ. А если речь идет об управленческих профессиях, то в их рамках необходимо иметь опыт. В ходе оценки того, как появляется ЕРТ, в действительности разбирали АОД: запоминание ситуации, которой никогда раньше не было, из чего формируется некий опыт. И, чем больше спыта с положительными и отрицатиельными результатами, тем более ценным сотрудником является человек. Там возникает тот самый процесс обучения, на который можно посмотреть извне. Чем выше по иерархии находится человек, тем менее структурирована его деятельность, и тем меньше приходится полагаться на то, что он знает и умеет. Управленческие деятельности вырастают из масштаба деятельности, их не было в изначальной «колбасе». Они надстраиваются и конструируются на основе опыта осуществляющего их. Здесь важно понять, что ЕРТ и АОД – разные стороны одного по сути явления. 6. Фирма как часть финансового сектораРассмотрим фирму еще в одном аспекте – как часть финансового сектора, отличного от потребительского (см. предыдущий цикл лекций). Самым наглядным представителем финсектора является купец, поставляющий товары с дешевого рынка на дорогой по схеме Д-Т-Д´ (Д´=Д+ΔД). Дешевые рынки могут быть в связи с перенаселением в рамках мальтузианских циклов, более дешевой и плодородной землей и т.д. Всегда возникает вопрос: что мешает представителям потребительского сектора поехать на дешевый рынок и купить себе товар? Потребитель – это всегда ремесленник, который часть своего времени тратит на производство товара, а потому время на поездку на дешевый рынок (особенно если он находится далеко) может быть менее выгодным, чем поездка за товаром. Купец же удовлетворяет потребность многих ремесленников, закупая товар партией. У купца есть издержки (найм корабля или телеги), но они покрываются тем больше, чем бОльшая партия товара закуплена – то, что сегодня называется «эффект масштаба». Какое все это имеет отношение к фирме? Как образуется производственный процесс в фирме? Как колбаса с сырьем на входе и товаром на выходе. Сырье покупается за деньги Д, производится товар и продается за Д´. Формула Д-Т-Д´ - марксова, его открытие и вклад в политэкономию, и Маркс исходил, в рамках политэкономии же, из того, что в устойчивом виде такая схема невозможна, ибо цены на рынке быстро выровняются и не будет никакой прибыли. То есть прибыль м.б. здесь случайной, а не закономерной. Ложность этого рассуждения в том, что купцы со свободными деньгами все-таки есть, несмотря на теоретическую невозможность устойчивого купеческого бизнеса. А Маркс и неоклассики говорят об отсутствии купцов в теории, поэтому их берут из практики в теорию, выкидывают обратно в практику и работают с теорией опять без купцов. А потому вопрос о том, почему существует капитал в качестве самовозрастающей стоимости, была огромной загадкой. И далее в этом открытии Маркса было провозглашение специфического товара – рабочей силы, производящей бОльшую стоимость ‒ Д´. Ни в классической, ни в неоклассической, политэкономиях нет формулы Д-Т-Д´. В неоклассике финсектор описывается как посредник с нулевой прибылью, переводящий короткие вклады в длинные инвестиции и получающий не прибыль, а комиссионный доход (за пользование капиталом). Здесь же – критика Лассалем «воздержания Ротшильдов» и критика темы «временнЫх предпочтений». Между тем, в рамках неокономики было сказано, что толчком для существования фирм является волна спроса. Но и на дорогом рынке есть волна спроса. Когда фирма уже создалась и освоила свою волну спроса, она начинает искать новые рынки и новые волны спроса. Григорьев долго не мог отрефлексировать тот момент, что на начальном этапе может не быть никакой формальной эксплуатации. Это дополнительный источник, а не исходный. Когда мы говорим про издержки купца, имеем два варианта: он либо нанимает рабсилу, либо обращается в другую фирму, и получает свою прибыль независимо от того, эксплуатирует он кого-то или нет. И, следовательно, стоимость рабсилы у него должна записываться в издержки финсектора. А эксплуатация начинается, когда за работу начинают платить меньше; эксплуатация как системное явление появляется при формировании рынка труда, а этот рынок появляется, когда разрушается рынок ремесленных знаний. В книге Голдратта «Цель» изложена именно эта концепция функционирования фирмы. Там используется термин «проход». Голдратт говорит о трех показателях, которые характеризуют фирму: 1) товарно-материальные ценности – «общая сумма денег, инвестированных в покупку того, что намеревается продать в конечном итоге фирма»; то есть деньги Д. Далее, 2) «проход» – это скорость, с которой генерирует деньги система. Григорьеву это определение не нравится, поскольку он бы назвал «проходом» весь процесс. 3) Операционные расходы – то есть все издержки (на рабсилу, коммуналку и т.д.). Григорьев был под сильным воздействием марксизма и чувствовал, что затраты на рабсилу нужно все-таки относить к издержкам. При этом добавленную стоимость (согласно Голдратту, помогшему Григорьеву понять эти вещи) нужно отличать от издержек, – эта стоимость уже дана, и задача – как можно более эффективно ее взять (захватить, поймать), но не «добавить». А добавленная стоимость и есть ΔР (то есть волна спроса). В свою очередь, вопрос о том, откуда берется волна спроса, был рассмотрен в рамках курса по макроэкономике. Экономический смысл имеет именно волна спроса, а не сам спрос; в этой связи важно, как быстро исчерпывается волна спроса. Заочный спор Маркса (за которого выступал Ленин) и Розы Люксембург. И классика, и неоклассика рассматривают капитализм как целостную и замкнутую структуру. Маркс рассматривал его также. Роза Люксембург задала вопрос: откуда появляются Д´? Они могут возникнуть только откуда-то извне. Так, если рабочий получил зарплату, меньшую произведенного, то как он ее потребит? Этот вопрос до нее уже задавался Мальтусом и Сисмонди. Маркс разработал теорию расширенного производства, говоря о том, что капиталисты будут продавать себе избытки капитала. Люксембург показывала, что этого не может быть. Она говорила, что, поскольку откуда-то должны браться Д´, постольку д.б. некая некапиталистическая периферия, каковой был Восток, на который на протяжении многих веков Запад закачивал гигантские объемы золота и серебра. Ошибка Люксембург была в том, что она описывала эту периферию в натуральных единицах. Капиталист вытягивает из Востока деньги, расширяясь за счет некапиталистической периферии, подрывая основу своего существования. И, когда он достигнет своего предела расширения, ему придет конец. Почему Ленин и вся большевистская рать боролись против представлений Люксембург? А где здесь классовая борьба – основа учения Маркса, если капитализм сам собой закончится? В молодости Ленин написал работу «К вопросу о так называемом вопросе о рынках». Люксембург предлагала отрывать потенциальную периферию от капитализма, не пуская его туда. Но она не понимала того, что речь идет о деньгах, и что пока все закончится в натуральной форме, деньги закончатся гораздо раньше. А капитализм интересуют именно деньги – Д и Д´; именно они, а не ресурсы, которые никому не нужны, если они не приносят Д´. В первый раз деньги на периферии закончились в 1873 году, когда случилась мировая ценовая депрессия. Но рост добычи золота продолжился – так, имел место рост его добычи в Сибири. Между тем, золоту как природному ресурсу свойственна убывающая отдача, то есть деньги становятся дороже, а это означает дефляцию.
Есть еще две маленькие темы, после которых предварительная почва для рассмотрения проблемы управления фирмой будет подготовлена. Фирма как часть финсектора описывается небольшим числом показателей, находящимся в сложном сочетании. Один из сложнейших вопросов, на который многие хозяева фирмы не могут ответить – в чем заключается их бизнес. Голдратт все свои мысли взял непонятно откуда – скорее всего, из жизни. Модели появления фирмы у него нет, но выяснилось, что его модель фирмы, конкурирующая с тысячими других описаний, укладывается в экономическую теорию. Бизнес фирмы – это «то, что вы покупаете и что вы продаете», то есть ΔР, разложенная по своим компонентам. Все остальное относится к издержкам. Еще одна проблема – в том, что добавленная стоимость во многих системах бухучета числится как прибыль, даже если она лежит на складе в товарной форме. И пойди разберись, будет она реализована или нет. Бухучет исходит из того, что реализовано будет все, уж коли хозяин фирмы все пустил в переработку. И кто по доброй воле применяет модель обесценения, особенно когда нужно выпустить облигационный заем или выйти на IPO? И вот, если облигация в торговом пакете, то ее приходится переоценивать, а если в инвестиционном, то зачем? Ведь прибыль-то она приносит. Этим-то банки сегодня и занимаются, перекладывая облигации из одного пакета в другой. И какой объем информации нужен, чтобы определить незавершенное производство, очистив его от всего лишнего? Так что в бизнесе всегда определятся с ΔР – что мы покупаем и что продаем. Также в фирме есть показатель издержек и два показателя, относящихся к проходу: 1) величина прохода – количество сырья, которые можно перевезти с одного рынка на другой (10 тонн сырья или 100); и 2) скорость прохода. Между этими показателями существуют сложные связи. Само ΔР ни на что не влияет. Увеличение величины прохода отрицательно влияет на скорость и ΔР и положительно – на издержки; в противном случае нужно либо снижать объем, либо ΔР, который находится во главе и составляет суть бизнеса. Скорость прохода отрицательно влияет на издержки. Еще один аспект фирмы – ее статус системы массового обслуживания. Об этом также было много сказано. Эта теория, как уже говорилось, возникла из бизнеса телефонных компаний. Проблема началась с 1908 года, когда на линиях сидели барышни. Стоял вопрос о том, сколько надо посадить барышень и закупить оборудования. Если посадить мало барышень, то какие-то звонки могут долго ждать в очереди, и клиенты могут либо уйти в другие компании, либо вообще отказаться от услуги. Если будет много барышень, то увеличатся операционные издержки, а барышни значительную часть времени будут простаивать (хоть и не без потери квалификации, хотя по опыту российских телефонных сетей барышень не брали на работу без бестужевских курсов). А потому была придумана матмодель «потока заявок», которую также можно назвать «волной спроса», который выстраивается в очередь, причем по-разному: с приоритетом обслуживания первых, обслуживания последних, и т.д. Пример из Голдратта: когда был выделен станок в качестве узкого места, то клеились ярлыки на продукты, ждущие очереди на обработку на станке: красные, желтые и т.д. А когда система была выстроена, очередь с приоритетом была заменена на очередь «первый пришел – первый обслужился». Далее, каналы обслуживания: либо один, либо несколько. Иногда они включаются в систему обслуживания, иногда нет (также пришло от телефонных компаний). В систему обслуживания нужно включать хотя бы отдельный случай. Важно, что эта теория пошла как раздел теорвера, поскольку здесь все показатели вероятностные. Не факт, что все заявки обслуживаются равномерно. Также и в длительности обработки заявки есть некая вероятностная величина. Какие методы борьбы с вероятностью, как к ней приспособиться? Григорьев до сих пор подозревает, что Голдратт знал теорию вероятности, но тщательно это скрывал. Можно сделать некоторый запас перед узким местом – как бы буфер; это ведет к простою, но позволяет терять гораздо меньше заявок. Не обязательно смотреть имеющуюся здесь сложную математику – важно понять принцип работы этой, специфической, модели описания фирмы. Что можно было бы сделать с этой моделью? Имея входные параметры, выстроить правильную конфигурацию системы обслуживания, исходя из ряда критериев: немедленного обслуживания (стоящего любых денег). С другой стороны, можно предлагать контрагентам фирмы не немедленное, но очень быстрое и регулярное обслуживание. При этом издержки растут не очень сильно. Также важен фактор отказа. Также в плане понятия прохода есть относительная и абсолютная пропускная способность системы, среднее время ожидания в очереди, средняя длина очереди и средний доход от функционирования системы. Все это – достаточно полный перечень показателей, которые можно регулировать и выстраивать нужные соотношения. Также возможна прямая борьба с вероятностью за счет снижения издержек. На узкое место могут поступать детали с невыявленными дефектами, которые после обработки пойдут в брак. А потому, перенеся ОТК на входной контроль качества, обрабатываются только те детали, что на 100% будут качественными. То есть все интуиции, вытекающие их рассмотренной модели, также можно выстроить, взяв их у Голдратта, даже не зная теорвера. Итак, мы посмотрели на фирму с разных сторон, увидели в них одно и то же. И теперь с этой моделью будем работать.
7. Многогранность фирмыО фирме говорить сложно постольку, поскольку существует множество источников прибыли. В данных лекциях фирма рассматривается в модельном виде. Со времен А.Смита о фирме говорится с точки зрения разделения труда. Но еще нужно представить то, каким образом разделить этот труд. Далее, есть разделение видов работ на простые и сложные (узкие места), и вроде бы можно создать фирму, взяв на работу неквалифицированных людей. Но здесь уже есть модельная загвоздка, состоящая в предпосылке уже существующего рынка труда. Но производитель продает, прежде всего, продукт, и неизвестно, что и как входит в его цену. Так что не стоит сразу исходить из этой предпосылки, хотя рынок труда, конечно, может существовать изначально. Кроме того, можно работать не на рынок, а на заказчика – например, в случае строительства; в случае заказа о рынке труда говорить не приходится. Еще одна проблема ЕРТ: каково его социальное условие? То, что над людьми стоит кто-то, кто их всех видит и может организовать ЕРТ для того, чтоб удобней было управлять (а не для повышения производительности). Но почему люди собираются вместе? Смысл модели (фирмы как производственного процесса на волне спроса) – в том, что, хоть она и антиисторична, но схватывает суть проблем, стоящих перед фирмой. Допустим, что фирма уже создалась, и она уже начала расти – в ней становится много работников на одних и тех же позициях. На всех этих людей можно посмотреть «сверху» и увидеть, что у кого-то получается лучше, у кого-то хуже, и получается два варианта. 1) Тейлоровский вариант: можно выяснить, почему у одних получается лучше, внедрить технологии остальным и получить эффект. 2) Если выделена отдельная операция, то у нее есть большая глубина улучшения: то есть существует масса ситуаций, когда кто-то осваивается хорошо и торгует хорошо, а кому-то это не доступно в принципе; потому устанавливается ТРТ, когда один ведет переговоры, другой – пишет контракты, и т.д., со становлением новой, специфической, профессии, которая может стать дефицитной в случае, если не всем доступна. Если профессия становится дефицитной, то на нее повышается цена и создается специальный центр обучения – возможно, при некотором вузе на деньги студентов. Таким образом, если есть дефицит переговорщиков, то создается курс по риторике и осуществляется договор с работодателями. Как только фирма появляется на рынке, ее информационная прозрачность становится выше. Племя и фирма: когда происходит ТРТ? В первом профессии формируются постепенно, по мере РТ, а в фирме «племя» с уже готовым РТ существует сразу. Между тем, многие фирмы начинают расти как племена: к примеру, отдел продаж дорос до определенного уровня, и далее либо всех делают «умными» (ЕРТ), либо выделают одного «умного» (ТРТ). Далее, нужно разобраться в соотношении некоторых понятий. Возможности повышать доходы фирм. 1) Эксплуатация, или возможность увеличения прибыли. Она связана с РТ и является внешним фактором. Так, на рынке есть стоимость труда и конечного продукта, и найм наибольшего числа рабочих пропорционально капиталу ведет к прибыли. Как только фирма создается, модельно рынка труда нет, но, по мере работы фирмы, рынок труда создается для использования объектов эксплуатации новыми фирмами. В итоге речь начинает идти о стоимости рабсилы, и появляется глобализация с низкой ценой труда. Вместе с тем, глупо делать станок с защитой от дурака, если есть рынок квалифицированной рабсилы (например, в Германии), и логично его делать, если много силы неквалифицированной (например, в Китае). Здесь же – пример с цехами с мостовым краном и напольными карами в Мексике. 2) ЕРТ, про которое невозможно ничего понять, пока люди не согнаны в одно место. Можно улучшать качество персонала; тейлоризм, собственно, и есть вытягивание ЕРТ из людей, собранных в одном месте, вследствие чего увеличивается производительность на одного работника.
3) Scale economy. Когда Янг открыл этот феномен в 1927 году, то связал его с обманом. Он обнаружил, что за идеей Смита о РТ кроется тот великий смысл, что крупная фирма может больше разделить труд. Помимо РТ, у Янга есть экономия на постоянных издержках и много чего еще. Здесь тесно связаны удельные постоянные издержки/затраты, и связанная с ними техника, а также стоимость кредита, включая скидки, и стоимость размера партии. Предположим, что всего этого не существует. Scaleeconomy + ЕРТ могут быть по-разному организованными. 4) Ускорение прохода. Если вспомнить модель образования фирмы, то в ее основе нет эксплуатации и ЕРТ. Когда создается фирма, то ускоряется проход с рынка на рынок (ΔP): можно идти шагом (как ремесленник), а можно бежать (как фирма). Ускорение прохода – обстоятельство, сильно нечувствительное к издержкам; и этот процесс постоянно сопровождают пузыри. Есть одна проблема, связанная с Голдраттом. С одной стороны, он все правильно рассказал про ускорение прохода. Разница между Григорьевым и Голдраттом – в том, что у последнего есть множество недоговорок. Ускорение делается с позиции анализа всей отрасли, где ищется узкое место (станок, особая компетенция, редкий ресурс), и выстраивается РТ вокруг него. С одной стороны, он прав. С другой стороны, о проходе чего идет речь? Какой-то детали. Есть фирма, у которой есть сильная и ряд не сильных волн спроса; и он говорит, что нужно делать с основной волной, а что делать с остальными волнами спроса – нет. Между тем, на складе оседает продукция потому, что расчет на какой-то спрос все же есть. Но распыления на мелкие волны спроса, по Голдратту, быть не должно. А узкое место возникает на пересечении волн спроса. Сегодня идеи Голдратта применяет Дженерал Моторс в конвейерной системе. Еще один важный аспект, ранее не затрагивавшийся. Есть вещь, не имеющая вообще никакого научного описания. Никто не изучает общие условия конкуренции, тогда как любая фирма участвует в конкуренции и имеет возможности получить деньги. Фирма всегда зависит от внешней среды, но эта среда почти безгранична, и неизвестно, куда смотреть фирме и ее конкурентам. Можно работать на ЕРТ, но конкуренты также работают на нем: «я, талантливый, научил своих работников делать нечто в конкурентной среде лучше других». Так, некоторые продажники в определенной фирме выучиваются и уходят в другие фирмы на хорошую зарплату. В scaleeconomy – то же самое: завтра кто-то сделает еще более крупную экономию на масштабе. Можно согласиться с Голдраттом в том, что единственный управленческий фактор, находящийся в руках хозяина фирмы, есть ускорение прохода. Об этом же говорят специалисты из Toyota: единственная ситуация, в которой они не столкнутся с конкуренцией – создание инфраструктуры, имеющей наибольшее число пользователей (Microsoft, создавший общую инфраструктурную среду для любой программы; или Рокфеллер, начавший просто договариваться с ЖД компаниями ради доставки нефти потребителям, после чего реальный производитель нефти оказался никем; Или Крайслер, активно работавший с дилерами). Эту инфраструктуру можно делать назад, к сырью, или к потребителю (см. соответствующий семинар по фирме). Чем ближе к сырью, тем более универсален продукт и тем более мощной д.б. инфраструктура. А движение инфраструктуры к потребителю делает фирму королем рынка.
8. Виды деятельности, часть 1В прошлый раз было сказано про сложность феномена фирмы. В связи с конкретной фирмой всегда возникает множество вопросов. Как быть с этой сложностью? Пытаются действовать традиционными методами: собирают данные, устанавливают взаимосвязи и пытаются строить модель фирмы, с расчетом на «авось да получится». У Голдратта был пример с компьютерной системой, когда заказчики требовали все более новых свойств, ибо данных им всегда не хватало. И уже сами разработчики программы не могли разобраться, что с ней происходит. По поводу сложности фирмы есть пример. В н. 1970-80-х гг. была модель с 6-ю уравнениями, которых на тот момент было «много» и которая давала удовлетворительные ответы на вопросы. Но вот настала необходимость в большем объеме данных, и число уравнений увеличилось до 10, а точность прогнозов рухнула. Это стали обсуждать до тех пор, пока не обратились к человеку, работавшему с моделью и поддерживавшему ее. Он объяснил просто: пока было 6 уравнений, были видны моменты ее неустойчивости и было понятно, как работать с моделью. А после того, как стало 10 уравнений, граница устойчивости модели размылась и данные перестали соответствовать реальной дискуссии. В этой связи Григорьев – сторонник более простого подхода к выстраиванию представления о фирме. Это подход с т.зр. видов деятельности. Можно наблюдать, что видов деятельности не так уж и много, их всего три: 1. проектная деятельность; 2. рутинная, или регулярная, или циклическая, или технологизированная. Дело в том, что этот вид деятельности неправильно понимают. Очень часто под ней понимается другой вид деятельности, а именно 3. аврально-опытная (АОД). Рутинная деятельность – это найм работников с подробнейшей инструкцией того, как и что делать. Слово «рутина» уже применяется в экономической теории в рамках эволюционного подхода. Но в этом подходе понятие рутины, хоть и не касается деятельности индивида (но корпоративной культуры), однако все же ближе неокономическому подходу, ибо люди могут поменяться, а процессы останутся. Реплика: это понятие эволюционистов ближе понятию бизнес-процесса. Ответ: да, с такой трактовкой можно согласиться, но язык здесь все равно будет уточняться. Рутинную фирму можно назвать «идеальной фирмой», поскольку система работает сама, не нуждаясь в первом лице. И, кстати, контроль тоже м.б. рутинизирован. Если что-то делается не по инструкции и стандартам, то отдел кадров может уволить, и сам отдел кадров м.б. рутинизирован. Также нужно следить за внешними условиями. Так, за волнами спроса следят в «ручном режиме», а можно – в «автоматическом». Фирмы и сейчас больше увольняют тех, у кого больше выплат или кто менее продуктивен. Есть внеэкономические факторы вроде профсоюзов. Автоматизация кадровой службы означает, что никого не жалко уволить, ибо модель работает с абстрактным трудом. Идеальная фирма с идеальными инструкциями – предмет идеального мира, ибо откуда беруется сами инструкции? В рамках создания управленческой колбасы человек сам себе пишет инструкцию (достаточно подробную), ибо человек уже делал эти процедуры много раз. Но кто сказал, что этот вид деятельности не м.б. ускорен? На этот счет нет инструкции, и никаких «перевыполнений планов». А если кому-то пришло в голову что-то ускорить, то работник должен выбросить это из головы, ибо тогда он создаст хаос. И если есть потенциал улучшений, то фирма может быть выкинута с рынка. В свою очередь, источников АОД множество. Внутри системы все меняется. Допускается улучшение в системе, и она поощряет оптимизации и усовершенствования в рамках работы каждого сотрудника. Для каждого сотрудника она определяется матрицей АОД. Недостаток этого вида деятельности еще и в полной неопределенности всех параметров. В целом, полной определенности нигде в мире нет, но здесь – собственно ставка на неопределенность. Так, если есть разное, неидеальное по параметрам, сырье, то в одном случае его нужно нагреть, в другом – растворить, и т.д. Но здесь нет разницы технологий, ибо также нет разницы инструкций. Ибо для того, чтобы реагировать на все случаи, нужно их знать, для чего нужно бесконечное время изучать бесконечное число случаев. Реплика: пример с производителем труб, контролировавшим не столько качество производства, сколько давление и объем воды в трубопроводной системе города, для которого они поставлялись. Т.о., в качестве недостатков рутины можно назвать, то, что 1) нет эффектов ЕРТ и 2) не учитывается неопределенность. В качестве недостатков АОД можно назвать то, что для матрицы АОД с координатами ситуаций и решений некоторые различные, но похожие, ситуации м.б. истолкованы как равные. В целом же, матрицы АОД у каждого человека разные, и в быту человек пользуется матрицами АОД, которые у каждого человека разные. Если же речь идет о том, что матрица АОД создается согласно инструкции, то сразу же попадаешь в область рутинной деятельности. Получив положительный или отрицательный результат, формируется опыт. И чем больше эта матрица, чем плотнее она заполнена, тем более квалифицирован и полезен человек для фирмы, и тем в большей мере он может диктовать фирме свои условия. АОД имеет свои ритуалы и действия – например, совещания, пятиминутки и мозговые штурмы. Так, начальник, столкнувшись с ситуацией, начинает над всем происходящим думать – авось да найдется какое-то решение, в зависимости от того, чем больше участвующих человек сталкивалось с ситуацией. Матрицу АОД можно искусственно расширять, но и это не дает решения, ибо ассоциации происходят по каким-то нюансам. Именно потому курсы МВА у многих вызывают раздражение, что они построены на ситуациях, которые вменяются для приложения, хотя каких-то нюансов как раз и не сказали. Между тем, существует куча нюансов в отдельных фирмах. Например, в случае с бережливым производством, где эти нюансы проявляют себя от фирмы к фирме. Григорьев любит кибернетические аналогии, поскольку большинство из них – технические системы. Так, если люди заменяются станками, то в некотором смысле появляется идеальная фирма, которая может выключать станки, если нет спроса. Между тем, приходится иметь дело с реальными людьми, между которыми есть обратная связь.
Самое важное, что нужно понять про АОД. Если при рутинной деятельности в идеальной фирме нет никакой иерархии, то АОД иначе, чем иерархически, выстроить нельзя. Реплика: у подчиненного м.б. матрица больше, чем у начальника. Ответ: здесь ситуация другая – в первую очередь, разные матрицы. Если у непосредственных исполнителей разные матрицы, то у начальника основная ситуация – люди, а не решения. У него может быть своя матрица. Григорьев все время поднимает вопрос о книге «Принцип Питера», в которой представлена попытка разобраться с иерархией. Он задается вопросом о том, что будет, если назначить хорошего учителя директором школы. Уберем хорошего учителя и получим плохого директора школы. Может, хороший учитель и станет неплохим директором школы, однако это другая АОД. То, что человек любил и за что себя ценил, теперь нужно забыть. Когда ситуация – люди, то приходится иметь дело с отделом и т.п. Типичному начальнику приходится иметь дело с подчиненными и с кучей отчетных бумажек по их поводу, на основе которых он формирует свою матрицу. В системе АОД хорошо живут люди, в матрице начальников которых сплошные негативные опыты, а хуже – тем, у кого сплошные позитивные опыты (принцип «кто тянет, на том и еду»). Допустим, некто создал идеальную фирму, но решил не устраниться от дел, а оставить за собой некие, критически важные, операции: закупку и сбыт. В какой-то момент человек начинает не справляться, и берет себе помощника, после чего и вдвоем не справляются. Уже помощник начинает набирать себе помощников. Потом все это дело начинает разрастаться. Но действовать продолжают в рамках АОД. В конечном итоге возникает ситуация, когда первое лицо не может справиться с потоком информации и, поскольку ответственное лицо перестает с ним справляться, этот поток идет вниз по иерархической пирамиде. У помощников появляется специализация в соответствии с «плюсами» и «минусами» в матрице начальника. При таком подходе первое лицо полностью утрачивает контроль над ситуацией. И Голдратт, и Бэббидж, и авторы «бережливого производства» говорили о том, что, начиная с какого-то момента возникает ситуация, когда нет человека, имеющего целостное представление о процессе – все начальники видят весь процесс лишь с позиции своего фрагмента. АОД хороша тем, что 1) позволяет временно повысить эффективность, 2) улучшаема путем обучения, 3) отчасти гибка. Конечно, есть некий предел жесткости и стоимости системы. Но чем больше люди будут крутиться, тем больше они будут требовать себе компенсации. Если представить себе создание фирмы, то вопрос – не собственно в деньгах. Нужно либо купить, либо построить здание. Этот вопрос кому-то поручается. Далее нужно купить оборудование, что также кому-то поручается, равно как система сбыта. Т.о., набирается некая команда, при этом фирмы еще нет, но все работают на энтузиазме с тем расчетом, чтобы занять место в иерархии со своими бонусами, когда фирма создастся. Этот энтузиазм очень помогает на этапе создания фирмы, ибо дает дешевый труд. Но расплата высока, поскольку получается несменяемая структура с «успокоенными» сотрудниками. Часто руководители, оставшиеся «с мотором в заднице», говорят о том, как было хорошо на этапе создания фирмы, ибо теперь подвигнуть людей на что-то новое практически невозможно, а уволить людей, которые все знают и устойчиво воспроизводят процесс, нельзя. То есть руководитель, создав фирму, в какой-то момент лишил ее возможности развития. Сегодня некоторые функции, кроме тернарного разделения властей, оставлены за монархом, вроде спящих полномочий, ибо есть функции власти, выходящие за рамки этой триады. А в России эти функции оставлены за президентом.
9. Виды деятельности, часть 2: АОД и иерархияОтношение между АОД и системой иерархии. В предыдущей лекции уже об этом было сказано. Здесь стоит прояснить некий вопрос, связанный с одним противоречием. Макс Вебер в свое время ввел концепцию рациональной бюрократии как системы, устроенной иерархически. Эта концепция долгое время не имела возражений в смысле противоречий, которые, тем не менее, внутри нее существуют. Так, можно сказать, что матрицы АОД отдельных бюрократов устроены рационально, однако этого нельзя сказать про всю бюрократическую иерархию. Кроме того, находящийся, с одной стороны, в малорациональной иерархической системе чиновник, с другой стороны, выполняет некие инструкции; а отсюда – вопрос о том, при чем тут иерархия? Какие могут быть указания от вышестоящих нижестоящим, если есть инструкции? Далее, откуда берутся сами инструкции, кто пишет их? Можно было бы сказать, что вышестоящие – нижестоящим, но, в таком случае, встает вопрос о том, кто пишет инструкцию вышестоящим? У Вебера этого нет, но получается, что инструкции писать некому. Согласно Веберу, рациональная бюрократия основана на профессионализме и знаниях своего дела. По нему выходят два вида продвижения по службе. 1) На основе экзамена на знание инструкции. Но здесь вспоминается тот момент, что, чем моложе человек, тем легче ему разобраться с инструкцией. Получается выстраивание иерархии, согласно которой наверху более старшие, внизу – молодые, но ему не соответствует принцип такого экзамена. 2) Наверху – старшие, внизу – молодые. Когда Вебер говорил про экзамен, у него была своя идея насчет образца китайской бюрократии – модной темы рубежа веков эпохи Вебера. Между тем, все ссылаются на веберовскую трактовку рациональной бюрократии, и Григорьев не встречал какой-либо ее критики. С другой стороны, иерархия для обыденного сознания выглядит достаточно рациональной вещью, ибо каждый способен представить себя на вершине иерархии, считая себя человеком разумным и гораздым поставить на должные места правильных людей. Даже не признавая такую готовность в реальности, психологически каждый примеряет ее на себя. От этого эффекта следует избавляться, ибо он ошибочен, хотя и свойственен всем. Существует еще один, методологический, источник представления о нормальности иерархии. Речь идет о существовании истины, к которой продвигаются по ступенькам познания – то, что было свойственно науке эпохи модерна. Это весьма длительная эпоха, и постмодернизм, по мнению Григорьева, лишь царапнул его, не только не разрушив, а даже создав кучу защитников. Эта, научная, структура повторяет обычную (квази)религиозную иерархию знающих истину, отражая лишь представление об устройстве истины. И если мы даже не ставим себя на позицию этой иерархии, то все равно интуитивно чувствуем, что «там, наверху, знают». В связи со всем этим часто считают иерархически устроенную деятельность рациональной, однако АОД нерациональна по сути и, если анализировать разные иерархии, то можно увидеть разные аномалии, в частности, «магнатско-исполнительский дуализм». Представим систему иерархии «начальник и подчиненный». Начальник раздает запросы нижестоящим, и в этом первая его обязанность. Вторая обязанность – организовывать повышение эффективности АОД, направляя сотрудников на обучение. Но самый распространенный вид АОД – организация совещаний, мозговых штурмов и т.п. вещей. Ему нужно мобилизовать их умения и знания, чтобы добиться результата. Но при этом в ходе совещания предлагается целый ряд решений, из которых начальник должен выбрать. И здесь возникает рамка понимания того, что желательно вышестоящему начальству. То есть одна АОД – по взаимодействию с низом, другая – по взаимодействию с верхом. На своем уровне начальник раздваивается: он должен и организовать подчиненных на решение содержательной проблемы, которое в дальнейшем будет решением, предложенным начальством. В идеале они совпадают, но в реальности этого может и не быть. И нужно искать компромисс между содержательным решением и начальством. И, в зависимости от того, как оно будет решаться, человек попадает либо в «магнаты», либо в «исполнители» – прежде всего, в глазах начальства. Здесь – вопрос о том, кого и как продвигать. Исполнителя – не надо, он и так на своем месте. Продвигаются магнаты, чья функция – улавливать настроение начальства. То есть ответственность берут и магнат, и исполнитель, но отчитываются они по-разному. Магнат принимает во внимание то, что у начальства существует своя система оценки и делает своей целью познание этой системы оценок (хоть и не обязательно знает ее). При этом все официальные установки ориентируются на исполнителей: «будь честным исполнителем (хорошо учись), и ты сможешь стать слугой народа». То есть установка на наращивания «исполнительской» матрицы, а не «магнатской». Магнаты же делают карьеру. Еще один яркий тому пример – сделать по закону, либо обойдя закон (как то нужно начальству), что весьма распространено среди чиновничества. Эти примеры повсеместны в мире: так, порядка 3 000 высших чиновников Британии времен управленческой реформы Тони Блэра могли оказаться не у дел, когда премьер решил заместить их исполнителями. Казалось бы, «магнаты» держат все в работоспособном состоянии. При этом на вершину иерархии может пробиться человек с испонительской матрицей, который ценен для системы, но он м.б. максимум замминистра, но никогда не будет министром. Ибо, сделав карьеру по исполнительской линии, он достиг своего предела. А потому есть замминистра исполнители и магнаты. С другой стороны, если «магнат» проваливает все и всегда, то карьеру он не сделает. То есть дуализм исполнителя и магната существует и на индивидном, и на системном уровне.
Часто считается, что иерархия организует информационные потоки, однако это не так, поскольку обработка информации наверху позволяет работать системе до тех пор, пока ее число позволяет верхнему элементу ее обрабатывать. После он спускает потоки вниз, отчего происходят конфликты интерпретаций. В отличие от такой системы, система, к примеру, компании Тойота убирает нижние структуры иерархии, переводя их на группы направлений продуктов. Как бы то ни было, но стоит избавиться от иллюзий того, что иерархия – абсолютно рациональный способ организации. Третий вид деятельности, о которой отчасти уже было сказано – проектная деятельность. Это деятельность по созданию рутин. С этим видом деятельности все очень сложно. С одной стороны, она осуществляется. В современной фирме рутин не так много. При этом правильно выстроенных рутин нет, ибо нет «правильно» устроенных фирм. Есть идеальный случай создания рутин – разделение «производственной колбасы» на отдельные операции с узким местом. Однако реальные фирмы создаются не так. Рутины создаются в рамках АОД. Ситуации с инструкциями и рутинами легче рассматривать не на примере фирмы, а на примере государства, поскольку по отношению к государству давно считается, что оно д.б. устроено по законам, то есть про инструкциям. Поначалу были люди, которые судили сами, но потом поняли, что уже не справляются, и стали писать законы (Хаммурапи, Солон). В истории есть некие создатели законов (их не так много), и видно, что большинство законов, действительно, создается в рамках АОД, а их реальным источником является переписывание. Вот, говорят, российские законы были созданы по западным, либо по советским, образцам. И большинство их популистские: они обозначают некую сферу деятельности, определяют, что есть хорошо, и утверждается, что такие-то ведомства за это «хорошо» отвечают. Но были законы, которые было непонятно, как писать – например, антимонопольный закон. Так что за образец брались западные законы и создавались российские аналоги (хотя и не в чистом виде). Можно сказать, что все переписывают друг у друга: российская конституция тоже бралась с американской (хотя от нее там есть только терминология), хотя у нее все механизмы списаны с де голлевской, а та, в свою очередь, переписана с российской конституции 1905 г., которая списана с французской 1849 года. Но сегодняшняя российская конституция является образцовой в мировом юридическом сообществе, а потому ее берут за образец (например, финны). Между тем, есть уникальный случай проектного подхода к написанию конституции – это опыт США. Структурно она построена на идеях конституционной монархии, то есть в любом государстве д.б. монарх, поскольку он не м.б. предателем, ибо владеет всей страной и, когда противники хотят что-то отъесть у страны, они отъедают у монарха, и его нельзя подкупить, ибо никакая компенсация не сравнима с владением страной. Более того, монарх должен возглавлять исполнительную власть, ибо только он может на нее смотреть с точки зрения непредательства. Также должно существовать представительство, разрабатывающее законы. (В России – похожее, только нет официального монарха.) В Европе, где формальные монархии сохранились, эта схема существует. Так, Франция стала республикой, когда Сенат в XVIII веке проголосовал за республику с перевесом в один голос. В США шли по той же схеме, но перед законодателями там встала проблема. Была Британия с ее устройством, и была теория, которую разделяли все просещенные люди того времени, но не было понятно, где взять монарха в США. Выяснилось, что большинство штатов не приемлет монарха, обсуждались пожизненное президентство и президентство на долгий срок (15-20 лет). Отцы-основатели писали, что они не могут позволить себе монарха, ибо они не такие богатые, как, например, Россия. А если кого-то выберут президентом, то что он предпочтет: бедную страну или богатства, которые могут посулить англичане? И тогда был предпринят единственный проект создания конституции, с изучением Тита Ливия и прочих, предполагающий не разделение, а противостояние властей, что было заложено во все элементы механизма управления. Проектная деятельность хороша тем, что, если она эффективно налажена, то создатель проекта не нужен. Основатель Тойота отошел от дел в 1977 году, занимая почетные посты, ибо был уже не нужен. Многие люди способны к проектной деятельности, но это трудно проверить, поскольку мало к тому поводов.
10. Проектная деятельностьЗавершим с проектной деятельностью. Это деятельность по созданию рутин: проектирование заводов и т.п. Как сказал один архитектор, плохой архитектор проектирует здание для постройки и сдачи, хороший – с расчетом на то, как здание будет существовать на протяжении всего жизненного цикла: как его будут ремонтировать и когда, не придется ли его сносить из-за морального устаревания и т.д. Далее, в прошлой раз было обсуждено то, что проектная деятельность есть, если наблюдать за ее последствиями. Какой-то порядок существует. Может ли из АОД возникнуть рутина – вопрос скорее философский. То есть когда согласуются матрицы. Возможно, это пример постоянно воюющей, опытной армии. Но здесь вопрос стимулов, ибо если плохо воевать – убьют (не то, что уволят или премии лишат). Так, советская армия 1943-44 годов – именно что военная машина. Как говорится, военные уставы написаны кровью. В этом смысле Правила дорожного движения – не инструкция, ибо в них прописывается то, что есть не изменение реальности, но только ее некое упорядочивание. Подлинная инструкция – это организация в веберовском смысле, отграничивающая человека от внешнего мира. А большинство существующих сегодня инструкций – это упорядоченные АОД, что являются средствами пассивного действия, средствами ситуативного реагирования, как законы РФ начала XXI века. Стоит отметить, что все законодательные инструкции – именные (кодекс Наполеона, законы Хаммурапи). Инструкция, будучи активным средством, одновременно является средством формирования ответственности за определенную сферу деятельности. В большинстве же случаев вся ответственность завязана на руководителя фирмы либо на главу государства – что, кстати, записано в Конституции РФ про функции президента (решения в случае ЧС, гарантия Конституции и т.д.). Современные фирмы построены как технические системы, ибо рутина заложена не ее создателем, а поставщиком оборудования (параметрами станка или компьютера). Когда люди работают в качестве придатка машины, рутина задается самой машиной. Так, до Голдратта руководство завода исходило из того, что, имея сырье, нужно постоянно «поддерживать» рутину. А потому имеется масса локально не занятых рабочих. В рассуждениях Голдрата важно, что вся фирма должна рассматриваться как рутина, а не какой-то ее отдельный кусок. С другой стороны, рутинизировать абсолютно все было бы бессмысленно и глупо. И нельзя сказать, что все менеджеры стремятся к абсолютной автоматизации процесса – не стоит их путать с упомянутами формализованными матрицами АОД. Если в иерархической пирамидке внизу и есть какие-то элементы рутины, то чем выше, тем больше АОД. Еще одна проблема, по причине которой проектной деятельности мало либо она делается некачественно, связана с тем, что после ее создания управленцу делать нечего. А что если он берет на себя то, чем он может заняться (контроль финансов и закупки)? Если у начальника стоит задача рутинизировать рабочие места подчиненных, то создание хорошей рутины обессмысливает его дальнейшую деятельность и убирает из системы. А потому иные начальники выкручиваются, недорутинизируют свою деятельность. Производство рутин ушло в проектирование технологических линий, но не в проектирование бизнеса. Вообще непонятно, почему нанимают специалистов по бизнес-планированию, ибо это предельно простая деятельность. Когда все бизнес-процессы завязаны на одного человека, непонятно, кто ему скажет, как работать. То есть д.б. человек, который разберется в АОД и пойдет спать. Однако умение разбираться в бизнес-процессах не ликвидирует АОД, равно как бизнес-процессы не есть рутина, которая есть процесс в целом; так, рутина есть задача на массовое обслуживание. Григорьев провел эксперимент, когда в одной компьютерной фирме предложил сделать совместный расчет всей деятельности, но там сказали, что не думали об этом. В книгах до сер. 1960-70 гг. в основе реального управления лежала теория массового обслуживания. До сер. 1960-х гг. был безудержный рост, а потому задача управления бизнесом сводилась к наращиванию [объемов производства и выпуска]. С сер. 1960-х гг. начался жесточайший кризис. Тогда появился лозунг «диверсификация!», предполагающий обращение к похожей деятельности, причем на уровне потока заявок. И в 1970-х гг. система управления крупными корпорациями развалилась полностью, вплоть до полной войны между производственными подразделениями и центральным офисом. Тогда-то и было решено навести во всем этом хоть какой-нибудь порядок. А специалистам-математикам сложно объяснить что-либо руководству, которое в теории вероятности не разбирается. Кроме того, очень трудно объяснить менеджерам, что пересматривать нужно всю управленческую пирамиду.
Если с АОД все более-менее понятно в смысле встроенности в систему, то перед неокономистами встрает задача позиционирования творческой деятельности. Если мы посмотрим на то, существуют ли какие-то резервы, то убедимся, что существуют гигантские резервы улучшения экономической и государственной деятельности посредством улучшения рутин. Можем ли мы сказать, что деньги консолидированного госбюджета тратятся эффективно? Так, есть государство, которое, как сказано, ведет себя реактивным, ситуативным, образом. Или же, столкнувшись с тем, что деньги потрачены неэффективно, положим их в кубышку. Сторонники концепции бережливого производства ставят своей целью ликвидировать очаги бессмысленной деятельности (mUda). Также мы пришли к выводу о том, что внутри фирмы проекты почти невозможны, если речь не идет о средней фирме, владелец которой может охватить ее деятельность своим управляющим воздействием (500-1000 человек). То, о чем пытается говорить Голдратт и сторонники бережливого производства – провести преобразования так, чтобы никого не затронуть. Заслуженным людям, которые работали от начала создания фирмы в режиме АОД, теперь говорят: вот, мы создали рутину, и теперь ваши места не нужны. Кто возьмет моральную ответственность сказать им это, тем более, что люди не виноваты? Мы видели американские фильмы, где директор по персоналу ходит и этажами увольняет сотрудников («Маржин Колл»). Между тем, в мелких формах либо нет директора по персоналу, либо он из той же когорты «заслуженных». Резерв улучшений не используется. Голдратт исходил из того, что все могут освоить механизм проектирования, но это ерунда, ибо все не могут: тех, кто способен к проектированию, немного; и, возможно, не те люди там сидят. И видны сетования как Голдратта, как и «бережливцев», на то, что мало людей. Значит, в обществе в целом должно существовать специальное позиционирование проектной деятельности как профессии с соответствующими ей свойствами: квалификационными требованиями и подтверждаемым уровнем квалификации. В плане подтверждения все просто: это успехи в создании рутин разной размерности. Кроме того, профессия д.б. институционально организована, с формированием соответствующих контролирующих организаций. И Григорьев не видит иного способа, чем данный. Далее возникает проблема следующего характера: допустим, неокономисты все это поймут, но как все эти решения транслировать во внешний мир? Хорошо, что в конкретных фирмах появляются проектанты. Получается замкнутый круг: нет людей – нет запросов, нет запросов – нет людей. Но когда есть запросы, и люди находятся. Также у проектантов у самих встает вопрос о том, чем они займутся, когда закончится проект? Куда они продвинутся? Допустим, сейчас они занимаются большим проектом за одну зарплату, а по его окончании окажутся только маленькие на меньшую зарплату. И это тоже проблема. Конечно, в крупной корпорации можно построить лифт подъема по лестнице квалификации. И, разумеется, в крупной фирме будут крупные проекты. Вопрос: вот, в «Росатоме» есть маньячная идея выстроить эту компанию как бизнес. И любой менеджер спрашивает про финансовые потоки. Очень много людей сидит из «большой четверки» и не думает про экономику. Ответ: в свое время П. Щедровицкий поставил эту задачу и привел много людей. Для Григорьева эта задача звучит как лозунг. При всем том, что в основе идей Щедровицкого лежит понятие деятельности, именно с точки зрения деятельности задача не была проанализирована. Финансовый поток – это тоже какая-то деятельность, которую нужно понимать с точки зрения причинности. Так, якобы можно создать правильную структуру, наполнить нужными людьми, заставить говорить на нужную тему, и «деятельность» появится. Вопрос: да вот ощущение такое, что деятельность-то идет, но количество mUdaзашкаливает. Ответ: был редкий случай с правильной установкой, в рамках которой неокономика применялась: д.б. рынок, под который выстраивается корпорация (строительство блоков в рамках «Росэнергоатома»). Было определено, что за некоторый период времени д.б. введено 40 блоков с нарастанием до 3 блока в год, тогда под такую программу можно взять «Атоммаш» и постепенно загрузить его. Государство делало завышенный прогноз энергопотребления, но в реальности это не так. А потому побежали за рубеж смотреть, как там. И начался АОД. Когда было 40 блоков, было известно, что делать с «Атоммашем», а когда неизвестно, сколько блоков, то неизвестно, что делать.
11. Происхождение денегСюрприз: с точки зрения неокономики пошли не очень верным путем: думали, что можно обойти сложности. Рассматривать объект с точки зрения деятельности абстрактно бессмысленно. Многое из того, что происходит с фирмой, происходит вне ее, а потому нужно учитывать и более широкий контекст. Раньше тоже были сложности с «широкими рамками», но эта тема не была заявлена. Между тем, это важно. Учитывающему эти рамки Григорьеву посчитать там не сложно, а вот как преподавать – вопрос. В начале курса было заявлено две темы: управление фирмой и финсектор. Последний и есть этот, более широкий, контекст. А потому сейчас начнем обсуждать финсектор, рассматривая его с самого начала, и с какого-то времени доберемся до фирм. Здесь также несколько сложная ситуация. Кто-то участвовал в предыдущих лекциях, кто-то читает [свежеизданную] книгу и уже находит там ошибки (которых там нет). Книга стимулирует, и ее стоит дочитать по возможности до пятой лекции. Начнем с денег, с их возникновения. Нужно сразу избавиться от многих иллюзий, которые не только люди сами себе придумывают, но и те, что внедрены в повседневный обиход ортодоксальной наукой. В чем проблема денег и отношения к тематике финсектора? Все считают, что деньги есть некий элемент равновесия и стабильности, привносящий элемент соизмеримости в хаос экономических отношений. С точки зрения неокономики деньги – фактор нестабильности. А потому, когда люди и наука сталкиваются с экономическим кризисом, начинают говорить о том, что кто-то что-то нахимичил. Когда столкнулись с резкими изменениями, стали говорить о мошенничествах. Это появилось не сегодня и не вчера – эта практика денег как финансового инструмента нестабильности многовековая, хотя все от них ждут именно стабильности. Есть проблема исторического характера: даже в хороших книгах о деньгах люди лажают – вроде Бернстайна («Великолепный обмен»). Он говорит, что обмен существует очень давно, приводя пример обсидиана – не разрушаемого минерала, отчего легко следить за его распространением – тем более, что всегда можно понять, из какого источника он получен. Так, есть карта распространения обсидиановых изделий по территории. Далее он начинал фантазировать насчет того, что кто-то, живущий возле вулкана, начинает его обменивать. Но с точки зрения неокономики идея Бернстайна неверна, ибо, если есть обмен (например, обсидиана на муку), то «горбов» на графиках распространения должно быть много; скорее всего, здесь имеет место обмен, однако реципрокный. Кроме того, в тех местах [о которых ведет речь Бернстайн] неизвестны встречные поставки. Первые исследователи считали, что денежный обмен возник из натурального, однако когда стали этот вопрос изучать более глубоко, то обнаружили, что это немного не тот обмен, из которого возникает денежный: элементы реципрокного обмена существуют и в развитых денежных экономиках: вроде подарков на Новый Год или подарков президентов стран друг другу (так, В. Путину надарили целую конюшню лошадей, ибо знали, что он их любит). К. Поланьи изучал первобытные формы обмена и написал жестко: нет ни исторических, ни логических оснований считать, что реципрокный обмен предшествует рыночному, или что рыночный выводим из него; природа его – чисто социальная. У Бернстайна же речь идет об очень большом промежутке времени. При этом торговля обсидианом не была описана никем. Между тем, деньги, как только появляются, очень быстро преображают процесс – буквально за несколько веков. Но сам момент появления денег (в эти несколько веков) отсутствует либо скрыт в истории: либо уже застаем развитую торговлю с купцами, либо имеем реципрокный обмен. Хотя раньше историки просто перескакивали с одного на другое. Говоря о торговле и деньгах как о курице и яйце, можно сказать, что деньги – первичны. Что есть хозяйственная единица до периода денег? Воспроизводственный контур (ВК). Самый типичный его вариант – Робинзон. Многие экономисты говорят про него. С одной стороны, это нормальный уровень абстракции, с другой – существуют описания целых обществ, живущих подобно Робинзону. В 25 главе «Капитала» Маркс начинает разбирать некую книгу 1830-х гг. про американских колонистов. Это люди, которые сами производят и продовольствие, и одежду, и строят дома. Земля при этом столь плодородна, а участки столь большие, что оказывается возможным решать все остальные задачи. Но это не робинзоны в полном смысле – там есть и кузнец, но выделившийся не изнутри, а привезший РТ с собой. Иной ВК – племя. Неважно, племя это или Робинзон – в голове «вождя» или кого-то еще вроде него «зашита» функция полезности с точки зрения знания того, что нужно. Допустим, два Робинзона производят и зерно, и вино. С какой стати они будут обмениваться? Мы можем, конечно, спросить про их функции полезности и функции производительности, и тогда можно будет сказать об их способности к обмену. Но они не знают ни функцию полезности, ни того, как ее нарисовать (это весьма высокий уровень абстракции). Речь можно вести о большем потреблении зерна и вина, но это, скорее, повод спросить о захвате его земель, а не об обмене. Если у каждого Робинзона разные трудозатраты на каждый продукт, то может быть такое. Но это «внешняя» позиция «третьего» смотрящего на эти трудозатраты, но каждый из них в свой позиции не видит трудозатрат другого. Как сюда включить этого «третьего»? В экономике, увы, всегда смотрят «сверху», не учитывая того, что могут видеть и знать сами участники. Излишки робинзоны также не могут производить: они потребляют одинаково и полностью. В экономическом смысле разницы между племенем и мировым рынком нет: людей стало больше и они расселились. Это экономические законы, из которых, конечно, могут быть исключения. В примере с робинзонами нельзя сказать, что они даже знают, что делается у других. Для того, чтобы возник обмен, должно произойти внеэкономическое событие. Но сначала нужно проанализировать наши современные чувства насчет денег: так, говорят, что вот, доллар не обеспечен ничем, а рубль-де – нефтью, а потому нужно проявить политическую волю. То есть для того, чтобы были деньги, нужен склад, который может создать только государство. В дальнейшем появился вырожденный склад – с золотом. А первичный – тот, что содержит предметы потребления. Государство же – какая-то власть, на которой действуют некие ВК, обкладываемые данью, которую свозят на склад. У склада же появляется очень важная функция – регулирование раздачи продуктов и ведение учета. А значит, нужен аппарат писцов. Деньги появляются как упрощение этого аппарата. Вот, здесь говорят про строительство пирамиды: вместо того, чтобы использовать надсмотрщиков, устроить раздачу складских жетонов за число и качество принесенных каменных блоков. То есть со склада получают не по норме потребления, а по важности сделанного в интересах государства. У историков разные представления о возникновении денежной системы. Понятно, что на разных складах использовались разные способы выдачи расписок. Почему пришли к драгметаллам? Это самое эффективное, что может быть: им свойственна компактность, делимость, защита от подделок (хотя наиболее эффективные способы такой защиты появились лишь в недавнем прошлом). Так, в Лидии (на родине царя Мидаса) все было проще, ибо там было много электрума. Поскольку монеты широко распространились, это привело в конечном итоге к созданию биметаллической системы. Но с этим пусть подробно разбираются историки. Во всяком случае, золото стало деньгами не потому, что оно было редким. Здесь возникает интересный вопрос: получается, что с точки зрения неокономики номинал монеты был установлен произвольно: никакого соотношения между трудом добычи и номиналом не было. И эта произвольность соотношения досталась и нам в наследство от прежних времен. Представим, что первоначально установили бы номинал монеты в 2 раза меньше в граммах. Но тогда первый дефляционный кризис 1873 г. во время Великой ценовой депрессии разразился бы гораздо позже, и история пошла бы иначе. А сегодня, зная все запасы серебра и золота, можно установить «достоверный» номинал. Между тем, когда все свелось в затратам на добычу, наступил кризис. Институционалисты (особенно неоинституционалисты) любят говорить, что, хотя у них и есть претензии к ортодоксальной экономической теории, существует «pathdepending» – зависимость от пройденного пути. И вот, придумывают, когда это имеет место. Самый приводимый пример – эффект QWERTY. От раскладки клавиатуры зависит скорость печати. При этом говорят, что такая раскладка обуславливалась конструктивными особенностями первых печатных машинок, которые впоследствии ушли, а раскладка осталась. Отголоски этих споров вокруг pathdepending слышны до сих пор. Мнение Григорьева на сей счет таково, что если верят в это, то пусть феномен будет встроен в экономическую теорию. И в этом смысле неокономика решает вопрос о pathdepending от начала до конца. Этот феномен есть в самой теории. В свою очередь, государству также не выгодно, чтобы какая-то техническая деталь была бы затратной в изготовлении. Но как теперь начинают работать деньги? Теперь – со строительством пирамид: деньги можно дать феллаху, который возьмет на складе все необходимое, а можно – солдату, который пойдет в трактир с монетой. Так монета попадает в ВК. И если кому-то (из робинзонов) зерно оказывается дешево, а вино – дорого (а другому – наоборот), то, имея монету, они могут идти на склад. И тот, кто ¼ своего времени тратит на зерно (а другой – на вино), пойдет на склад для обмена и, если вдруг склад закрыт, они начнут обмениваться монетой друг с другом, поняв, что такая торговля выгодна. Дальше выясняется, что, торгуя друг с другом, товары на складе оказываются не востребованными, а деньги приходится допечатывать. Если на складе всего полно, а спрос существует на монету, то зачем держать склад, коли агенты все сами купят? А если государству что-то нужно будет докупить, то оно напечатает еще монет. Между тем, производящий зерно с меньшими трудозатратами теперь производит только зерно. По мере того, как объемы добычи драгметаллов падают, государство начинает собирать денежный налог (возможно, собственно монетный, но для того, чтобы прояснить этот вопрос, историки должны войти в неокономичпеский нарратив). Увы, у историков дичайшие представления о деньгах, навязанные им экономистами. То есть за счет того, что производство наиболее эффективного продукта (зерна и вина) просто разделилось, увеличилась эффективность экономики и начался рост.
12. Финансовый секторПервые упоминания о деньгах уже относятся к развитым денежным системам (Аристотель). Схема – Т-Д-Т, в денежной системе – Д-Д´. При этом допустимо ввести Д-время-Д´, то есть то, что физическое время само по себе продуктивно, и это есть часть неоклассической доктрины (это из нее весьма явственно следует). В обоснование этого приводят пример винограда, превращающегося в вино, и стоящего оттого дороже и, далее, трехзвездочный конъяк, который дороже дешевого вина, но дешевле пятизвездочного конъяка. При этом официальная ортодоксия говорит о том, что у людей есть разные временнЫе предпочтения («потребить сейчас или позже»), которыми управляется кредит, по официальной версии экономических «ортодоксов». Иной пример – зерно, которое брошено в землю, полежало там и получилось десять зерен в колосе. Таких примеров множество. Если времени больше, то процент меньше. Но с виноградом и зерном не все просто: нужно изготовить кувшины и бочки, разлить и рассыпать. Говорят, что все эти затраты не сравнимы с приростом; но это бессмыслица, ибо здесь ортодоксы спешат и не рассматривают ситуацию без денег. Они говорят, что вот, все мы знаем, что вино «стоит дороже»? То есть что уже существуют деньги и рынок. А когда нет денег, то кто есть, кроме робинзонов? Для них виноград и вино – разные продукты и по-разному включаются в функцию их потребления. И виноград – промежуточная стадия того, что ему в конечном итоге надо, а потому и рынка винограда быть не может. А потому – и того, что описывает ортодоксия относящимся к началу экономики. Неокономика по этому поводу говорит, что истинная формула работы финсектора – это Д-деятельность-Д´, где деятельность всегда осуществляется во времени, а потому всегда есть иллюзия, что деньги возникают «во времени». Ортодоксия попадает в ловушку иллюзии потому, что деятельность описывается статическими параметрами. У них производственная функция, состоящая из часов и минут, описывается моделью «мешка», где сама деятельность уходит, а некое абстрактное «время» остается. Мы описываем некую систему, в которой возникают деньги. У нас есть государство и некая совокупность робинзонов. Робинзоны поначалу устанавливают отношение Т-Д-Т. Как в этой структуре может возникнуть финсектор? Ведь из этой конструкции он точно произойти не может (их отношения см. в предыдущей лекции). Источником денег и финсектора м.б. только государство, посредством модели склада с последующим его редуцированием, ибо в какой-то момент государство начинает соображать насчет возможности увеличить свои ресурсы за счет эмиссии. И если государство напечатает очень много денег, а расширения рынка не будет, то начнется инфляция. Так, при наличии ойкумены вокруг склада деньги начинают распространяться, и тот, кто к нему близок, будет вовлечен. Никого не интересовало, существует ли какой-то склад и государство Лидия, поскольку доверие к деньгам обеспечивается уже не складом, а системой складывающихся рынков. Этот процесс и есть процесс экономической истории. Весь этот процесс протекает в определенных политических границах. В их рамках возникает феномен порчи денег, причем это может происходить довольно долго – до тех пор, пока не происходит столкновение с другими деньгами. Можно привести пример Османской Империи, которая портила деньги до момента столкновения с Европой, ввозившей деньги из Америки. Государство же все необходимое в своих пределах может покупать на деньги в сложившейся системе рынков. А потому нужны особые госчиновники с функцией госзакупок. Д´ появляются оттого, что у этих особых людей деньги не свои, а государственные, а потому они ищут, где дешевле товар, и то, что причетается государству, они отдают, а что сверх того из денег, то их собственное. А потому приватизация государства и государственного – дело довольно давнее. Такова гипотеза о происхождении денег. Мы знаем, что в государствах Востока долгое время купец был и служащим государства, и при этом у него были свои деньги. Теперь можно перейти к финсектору. Формула в нем Д-Т-Д´, где Т – деятельность, преимущественно связанная с перемещением. Сама же по себе формула Д-Т-Д´ неполна, и соответствует некоторым секторам финсектора. В этой схеме нужно понять, откуда появляется процент. Обратимся к робинзонам. Когда появляются деньги, они дифференцируются. Сами робинзоны нейтральны к торговле, ибо не получают никакого выигрыша, меняя зерно на вино через деньги (они могут это сделать через труд). Если построить график производительности по зерну (прямоугольный), то у всех робинзонов она находится в диапазоне 1-2, а по вину – 1-3, и все робинзоны попадают в прямоугольник производственных возможностей. Если 2 единицы зерна приравнены к 1 единице вина, то находящиеся на пересечении прямоугольника нейтральны. Те, кто рядом, заинтересованы меньше, ибо доход их невелик. А заинтересованы в торговле самые отдаленные (друг от друга по зерну и вину, соответственно), даже не самые богатые. Там есть агенты монетного распространения, которые ходят по ойкумене, и монеты распространяются по ней сравнительно равномерно. Возникает феномен премии за монету, то есть готовность продавать товар (зерно или вино) дешевле номинала монеты, хотя и не намного; а все остальные покупают товар по номиналу. И если кто-то из торгового сектора об этом узнает, то купит товар за меньшую стоимость, продав за номинал и получив премию за монету. При этом те, кто ближе к складу, монетизируются первыми. Во всяком случае, деятельность финсектора считается в процентной форме. А если кто-то в своей местности готов продать дешевле, то это касается и купца, и соседей. Если больше производительность, то существует готовность давать бОльшую скидку, и на локальном рынке складывается система цен, отличная от той, что задана монетой. Еще одна особенность неокономики – рассмотрение рынков, в том числе мирового, как локуса, а не точки. А рынок всегда определяется логистикой и доступностью.
В ойкумене формируется рынок. Обычно это происходит в защищенном месте. Туда свозят товары в большом количестве, там ходят деньги и там проживает какой-то представитель элиты – в поздние времена феодал. И там стоит храм, в поздние времена используемый как крепость. Когда робинзоны специализируются, они разделяются на ремесленников и сельхозпроизводителей. Ремесленники также концентрируются в городах, ближе к рынку. Среди тех же, кто связан с сельским хозяйством, происходит дифференциация по зонам: самое близкое – овощеводство, далее – молочное скотоводство, далее – садоводство, далее – производство зерна, далее – мясное животноводство (ибо скот сам ходит). Это модель изолированного государства фон Тюнена (XIXвек). Такая структура образуется в результате всей деятельности. Мясное животноводство – подвижная часть, и она может принадлежать нескольким рынкам из-за миграции скота, все остальное отномится к замкнутому рынку, на котором структура цен будет задана, и посредники в виде финсектора не нужны, поскольку они способствуют его созданию, но далее не присутствуют. Далее – про ростовщиков. Но на самом деле это вопрос про страхование. Известно, что страхование является частью финсектора, но на самом деле его можно, да и стоит, мыслить не как его часть. Дело в том, что все подвержено колебаниям: болезни, стихийные бедствия, нападения и т.п. Изначально каждый робинзон страхует сам себя, и тот, кто себя не подстраховал, давно вымер и не передал свои гены будущему поколению. Страхование – составная часть производства жизни робинзона. Возможно и коллективное страхование на определенном этапе, но оно также не есть часть финсектора. Застраховаться же – значит иметь запасы (годовой запас зерна для крестьян России). А ростовщик появляется, когда человек себя не застраховал. А если все себя застраховали и нет форс-мажора (вроде голода 4 года подряд времен Бориса Годунова), то ростовщик и не появляется. Купец занят торговлей, но если ему предложить лучшие и надежные условия, то ему, в общем, все равно. Не ему кого-то спасать, но почему бы и нет. А потому ростовщичество – побочный, не основной, хотя и самый заметный, вид деятельности финсектора, на который все жалуются. В России есть черный и серый виды финсектора, куда сдаются вещи вроде авто Ламборджини. Многие ведут себя как идиоты, но делать бизнес на таком поведении бессмысленно. Для робинзона обратиться к ростовщику тяжело морально, ибо он не проявил себя должным образом. И обращаются, конечно, к финсектору, ибо ему безразлично, где получить свой Д´. И потребкредитование, и прочие экстремальные вещи, закрывают природу Д´. А сделка в финсекторе никого не принуждает: продавая купцу дешевле, робинзон (производитель или владелец) товара получает прирост благосостояния, и готов этим приростом делиться с купцом (и т.п. участниками), получающим Д´. А когда растет торговля и происходит специализация, то растет и объем общего благосостояния. Есть устойчивый финсектор, основанный на принесении некой пользы, и он рассматриваеся неокономикой лишь в рамках и мере этой пользы. В случае с ростовщиком у него есть свободные деньги, но пользы нет. Есть деятельность самого финсектора и есть изменение деятельности той зоны, вокруг которой финсектор действует.
13. Замкнутый рынокСегодня сложная тема, но интересная и полезная, и сейчас мы проясним, в чем ее суть. Если кто-то дочитал до 2 лекции книги, то там рассматривается модель взаимодействия развитых и развивающихся стран. При этом обе экономики этих стран там описываются как ВК, а потом (уже в 4 лекции) утверждается, что понятие ВК – неправильное и слишком упрощенное представление, вполне подходящее для наших целей, но через это понятие нельзя описывать нацэкономику. Можно было так описывать советскую экономику где-то до середины 1960-х гг., но и здесь достаточно сложно, ибо советская экономика много взаимодействовала с соцстранами Европы, которые были гораздо более открыты. Но это редкое исключение. Возможно, сейчас существует какая-то центральноафриканская республика, которая вообще ни с кем не взаимодействует. Конечно, был когда-то исторический период, когда ВК взаимодействовали между собой, но достаточно быстро структура экономики поменялась, когда сформировались замкнутые рынки (ЗР), и на долгое время (на несколько тысяч лет) мировая экономика и ее развитие определялось как взаимодействие ЗР. Собственно, ЗР и есть наш сегодняшний предмет, и если его не описать, то очень многие вещи придется уточнять и повторять. Если будет готовиться второе издание книги, то 6-я лекция будет переписана и назовется «Замкнутые рынки» сравнительно с тем, что она представляет собой по наследству от «шанинских» лекций, когда было непонятно, что представляют собой ЗР. То есть образ в голове был, но не было детального анализа. Тема, еще раз, очень сложная и важная, поскольку далее будет показано, как финсектор организует взаимодействие между ЗР. Но если есть взаимодействие между ЗР, то чем задается разница между ними, и какие факторы влияют на экономическую ситуацию на различных ЗР? ЗР – это, прежде всего, некая территория. Сложность понятия ЗР – в том, что в реальности его почти никогда нельзя выделить. Можно было бы сказать о чем-то сложившемся, а дальше вокруг пустыня, горы, океаны, и следующий ЗР – далеко. Но такая ситуация полной изолированности никогда не наблюдается, поскольку ЗР всегда граничит с каким-то другим ЗР. Те, кто живет на этой территории близко к границам, м.б. описаны как нечеткие множества (то есть когда его элементы принадлежат множеству с некоторой вероятностью), равно как все их жители, бегающие от одного ЗР к другому и обратно. А потому ЗР также [как прочие] – абстрактное явление. В прошлой лекции была продемонстрирована модель изолированного государства фон Тюнена, говорящего про город в логистическом центре. Вообще-то это стандартная для многих регионов мира структура ЗР – город и сельская округа: первый производит ремесленные товары, вторая – продовольствие, которыми они обмениваются друг с другом, и все это находится в каком-то относительном равновесии. Нужно понимать, что такая структура ЗР может сформироваться не во всякой местности, ибо все зависит от транспортной доступности. В России, к примеру, на большей части территории таких структур практически никогда не существовало до завоевания южных территорий (Украина и Ростовская область), при наличии городов. Но что это за города? Это либо военные города, подпитывавшиеся внешними ресурсами, либо торговые города, специально открытые и расположенные на торговых путях. А поскольку появляется город, вокруг него возникает окружающаяся среда, но ЗР еще не обязательно возникнет. И сам город, лишившись внешней подпитки, может превратиться в большое село; кстати, это можно видеть на примере сегодняшних малых российских городов – и де факто, и де юре становящихся селами. Хотя, впрочем, это скорее связано с юридическими особенностями, поскольку в советское время было выгодно быть городом, ибо для города предполагались иные, чем для села, нормы снабжения. А сегодня выгодно быть «поселками городского типа», поскольку бюджетники тогда получают надбавки за работу в сельской местности. Логистика, уровень развития транспортных средств – очень важный фактор, определяющий, что город в рамках ЗР не может быть очень большим. Традиционный европейский город, представлявший собой ЗР – это небольшой город. А большие европйские города – это никогда не ЗР, ибо находились в очень хитрых логистических узлах и были, в основном, купеческими. Таким образом, хоть ЗР и существуют, но не вся территория описыватся как ЗР; и опять же, малые города существовали вокруг больших городов, также живших на привозе, за счет статуса столичных городов, куда свозятся деньги и где концентрируется знать и сбор налогов, а потому и не получали снабжение со стороны округи: на телегах и повозках туда особо не довезешь, а потому и снабжались они преимущественно речным и морским образом (Стамбул, Лондон, Париж, Будапешт). По мере развития они росли, и поглощали мелкие города. Но это [опять же] в основном столичные города. Какова структура мелкого города [ЗР]? В средние века речь могла идти о его населении в пару тысяч человек, а по мере роста конского поголовья – о порядке предела в 5 000 человек горожан. Что они представляют в своем составе? В самом городе живут ремесленники, и будем считать, что там только они (хотя в реальных городах были и купцы, но для неокономики ЗР – это рынок, из которого финсектор в какой-то момент ушел). И вот, граждане живут и обмениваются. И если там есть торговля, то она по сути скорее предоставление услуг, нежели финсектор, то есть такое же ремесло, как и всякое другое. Вопрос: а военных мы тоже выкинули из рассмотрения? Ответ: их оплачивают ремесленники, и этот фактор не сильно влияет [на модель]. А далее – интересный вопрос насчет сельской округи и землепользования: как оно устроено? Оно структурировано не отраслевым, а социальным способом. Кто такие землепользователи? Это такие же граждане, каждый из которых владеет каким-то участком земли. При том что качество земель разное, между крестьянами нет дифференциации. Из истории хорошо известно, что крестьяне жили деревнями и общинами, и в общинах не допускалось, чтобы кто-то владел более качественной землей – в рамках общины все это выравнивалось. То есть существовало многочисленное бедное население, дифференцированное в некоторой степени от очень бедных до более богатых. И самые беднейшие (владельцы самых непритязательных участков) задают уровень доходов беднейшего ремесленника. Ибо предполагается, что либо берется самый плохой участок земли, либо предпринимается уход в ремесленники. И этот, нижний, уровень, задает планку доходов, от которого растут остальные. То есть все зависит от демографических движений. И если все зависит от землевладения, то какова ее продуктивность и дифференциация, и сколько людей проживает на территории? Но это лишь при индивидуальном владении землей. Поскольку с другой стороны есть собственники земли, ремесленники и либо наемные работники, либо арендаторы, причем последние выгоднее, чем наемные работники (земля в собственности, но сами они ее не обрабатывают). За пределами арендаторов все равно есть индивидуальное владение землей – неплодородной. И тогда и уровень арендной платы, и доходы ремесленника задаются уровнем доходов владельцев неплодородной земли. Качество земли одно и то же, и сельхозпродукции производится одно и то же количество. Есть собственники земли, среди которых устанавливается дифференциация в зависимости от качества и количества земли, которой они владеют, и достаточно большая масса одинаково бедных людей. И эта разница двух способов землевладения есть то, что В.И.Ленин называл разницей между «прусским» (ибо Пруссия по своим условиям больше соответствовала России, чем Англия) и «американским» путями [развития]: в первом случае имеются многочисленные, достаточно зажиточные, фермеры, во втором – многочисленные очень богатые. Соответственно, различаются структура потребления и уровень взаимных цен. В лекции 9 рассказывается про США в сравнении с Англией, которая в целом была в совокупности и на душу населения богаче США до 1830-х гг. Но в Англии большое богатство было сосредоточено у небольшого числа людей, тогда как в США средний человек был существенно богаче среднего человека в Англии [существовавшей по «прусской» модели], что определяло разную траекторию развития ЗР: разные уровни потребления определяют разные уровни относительных цен, а значит, разные уровни относительных цен сравнительно с другими рынками. И это только в одной социальной структуре землепользования. Еще пример о влиянии структуры землепользования. Когда был принят декрет о земле, который из «прусской» структуры в России попытался сделать «американскую», большевики сразу же сделали исключение, поскольку получали массу очень бедных людей, не дававших импульса для развития городов и промышленности. А потому они крупные и передовые помещичьи хозяйства (имевшие технику) сразу же превратили в совхозы (колхозы появились значительно позже), поскольку понимали, что раздай они землю индивидуальным крестьянам, те не будут использовать технику, племенной скот, и утратят навыки семеноводства. Кроме того, индивидуальное хозяйствование не создает достаточного спроса на городскую продукцию. Конечно, была бухаринская идея создать спрос на мануфактуру, начав с легкой промышленности, а потом посмотреть, что будет. А должен был быть рост индивидуалов и превращение их в кулаков. Если крестьянин начнет расти, то значит, он станет превращаться в индивидуального хозяина – кулака. Если это так, то со временем он, конечно, запросит трактор, но не возьмет ли он политическую власть? И одной из проблем коллективизации было то, что местные советы подпадали под влияние кулаков. В США крестьяне не дошли до уровня батраков по той причине, что им уже могли предложить трактор. Кроме того, в США уровень плодородия в разы более высок, чем в России. Кроме того, здесь есть вопрос размера участка земли, которым владеет крестьянин: тот, который есть, или тот, который возможно обработать? В России владели тем, который есть. И здесь также была проблема аграрной реформы, которая также широко обсуждалась: даже если сейчас расплодившимся после революции крестьянам отдать все помещичьи земли [аграрных проблем это не решит]. А потому многие были за национализацию земли. И большевики приняли план эсеров, выражали волю мелких землевладельцев, хотя проект большевиков был в этом плане всегда связан с национализацией, поскольку крупное хозяйство производит больше; то есть даже если сейчас нарезать все помещичьи земли, то это не решит никакой проблемы богатого крестьянства, а земли будет все равно не хватать, даже повысившись на 10-20% от очень низкого уровня, который все равно останется низким. Иное дело, что сам декрет о земле был принят по политическим мотивам – для получения поддержки от крестьянства. Все это кажется абстрактным, но в реальности все достаточно [действенно]. В рамках же всей страны это пример истории ЗР. В ЗР существует проблема: так, мы поняли, как все устроено, и рассмотрено влияние землевладения. Здесь также важный момент для мировой истории: Восток и Запад (Европа). Весь Восток основан на индивидуальном владении землей нищего в своей основе населения, при немногочисленности высших классов. При этом стоит отличать владение землей от собственников земли, которых на Востоке не было. С самого начала там элита строилась вокруг денег – это элита купцов. И, кстати, Коран – это [текст] религии купцов, написанной купцом для купцов. Реплика: а вот, например, в Индии (которая тоже Восток) была либо беднота, либо крупные собственники – махараджи. Ответ: но махараджи – это не владелец земли, а политический правитель территории; там не было арендаторов, там были налогоплательщики, и в этом большая разница. Так вот, с другой стороны, европейские собственики земли создавали более многочисленный класс потребителей. Махараджи [Востока] вынесены за пределы ЗР, а собственники земли [Запада] погружены в ЗР. Реплика: и уровень самых бедных в этом случае был более размыт, чем в случае индивидуального владения землей. Ответ: да. И, если сравнивать с Востоком, то [можно сказать, что] существовал некий средний класс в Европе – собственники земли. Реплика: у нас возникла некая оппозиция: в первом примере (с США) был высокий уровень индивидуальных собственников по потреблению, а в качестве примера нищего [народа] приводилась царская Россия. Ответ: да, здесь играет роль два фактора: первый – большое количество земли, второй – земля плодородна. И к тому же так получилось, что в США дотянули до трактора. И пошел совершенно иной уровень РТ. Реплика: а еще важный момент – в том, что фермер мог позволить себе трактор, а в это время в России трактора и средства механизации могли себе позволить очень немногие. Ответ: да, конечно. Даже сеялки, веялки, жатки и т.п. на конном ходу могли себе позволиить немногие. Реплика: и еще, в отличие от российских крестьян, американские были не однолошадные. Ответ: да. Реплика: то есть получается, что уровень потребления определяется не социальной структурой, а качеством земли. Ответ: именно поэтому ЗР трудно описать только с точки зрения землевладения, поскольку возникает широкий спектр различий, а сейчас мы еще введем некоторые. Именно поэтому было сказано, что ЗР – сложная тема. Реплика: вот мы сейчас рассмотрели два примера с богатыми и бедными: США и Россия – с одной стороны, и Англия и Индия – с другой. Ответ: да, мы и говорим про средний класс, про джентльмена (джентри) как, конечно, крупного землевладельца, но не супербогатого, как махараджа в Индии, и при этом достаточно многочисленного, а потому влияющего на потребление.
Еще одна сложность с ЗР, которая существенна с т. зр. финсектора. Разницы качества ремесленника нет для продуктивного (там, где больше продовольствия) и непродуктивного ЗР, но непродуктивный не может себе позволить высококвалифицированного ремесленника – просто нет продуктов, чтоб его прокормить. А что, если в ЗР большой средний класс? Р.Аллен говорит, что уголь сработал где-то с 1830-х гг. в Англии; кроме того, там было развито часовое производство, спрос на продукцию которого формировался со стороны джентри, и развитие которого, в свою очередь, привело к созданию производства станков. Как складывались ЗР? Были ВК, впоследствие получившие деньги и превратившиеся в ЗР и, далее, получившие работу финсектора. Когда государство запускает деньги в продуктивный ЗР, там повышается эффективность, но не сильно. При аналогичном запуске в непродуктивный ЗР прирост будет большой. В результате взаимодействия с финсектором цены падают, но если в продуктивном ЗР финсектор работает вяло и отсасывает меньше денег, то в непродуктивном денег отсасывается больше, ибо финсектор создает бОльшую эффективность. И после ухода финсектора из обеих ЗР номинальные цены в продуктивном будут выше, чем в непродуктивном. То есть когда больше продовольствия, оказываются и цены больше. То есть важно понимать, как исторически рынок насыщался деньгами: скорее всего, рынки снабжались ими по-разному. Также у неокономики нет модели взаимодействия развитых и развивающихся стран в терминах ЗР. Скорее всего, Европа иначе снабжалась деньгами, чем США. Из Европы был мощнейший отток в Азию. Какими основными факторами обусловлено различие цен в ЗР? По значимости на первом месте стоит наличие источников драгметаллов. Второе – социальная структура. Третий основной фактор – продуктивность. Возвращаясь к финсектору, имеем дорогой и дешевый рынки, не зная, почему они таковы. Соответственно, в рамках торговой сделки финсектор организует доставку товаров с одного рынка на другой. И прежде, чем рассматривать структуру сделки, следует прояснить один момент – влияние торговли. Было уже сказано, что финсектор должен приносить пользу тем, кто к нему обращается. Т.е. он должен позволить повысить их благосостояние и повысить производительность. Конечно, за пределами финсектора в реальной жизни существуют пороки вроде жажды иметь современный автомобиль при заработке 15 тыс. рублей в месяц. Также существуют беды и несчастья, голод и катастрофы. Беда финсектора – в том, что его цикл деятельности организован так, что у него есть всегда инструмент, с помощью которого эти пороки м.б. удовлетворены. Отсюда возникают ростовщики. Но это порок не самого по себе финсектора, а людей. В том числе – неумение себя застраховать. Строить бизнес на пороках можно, если растет население. И ростовщик – это тот, кто хорошо изучил свой специальный рынок и тех, от кого можно ожидать возврата, поняв, как снизить риски невозвратов за счет фактора массовости. Так что пороки мира заражают и финсектор, но сам он не возник на пороках. И деньги накапливаются не просто так, а в ходе процедуры, в результате которой возникает денежная прибыль. А уж потом из реального мира обращаются люди. И невозможно представить, как из ростовщиков и ссудного процента возникает финсектор. Забегая вперед, стоит сказать, что до 1960-х гг. доходы от пороков были достаточно низкими сравнительно с доходами от торговли; а вот с 1970-1980-х гг. доходы от торговли пошли вниз, а доходы от пороков – вверх. Это было время начала массового кредитования. На Востоке кредитор получал долю, а на Западе финансистам деваться было некуда, кроме как продлевать процент. Еще один момент. Если доставляется товар, то его на дешевом рынке закупили. Товар подорожал, и лишь небольшая часть тех, кто производил товар на непродуктивном рынке, выиграли, а те, кто не производил товар на нем, проиграли. Эти деньги производителей рассосутся по непродуктивному ЗР, но это будет потом, и на непродуктивном рынке будет инфляция. У потребителей их не будет. Но и на продуктивном будет не «слава богу»: потребители с продуктивного рынка товаров выиграют, а производители – проиграют. Ибо проиграют все, кто не участвует в сделке. Дешевый и дорогой рынки будут, конечно, выравниваться, но все зависит от того, как идет снабжение деньгами извне.
14. Теория фирмы сквозь призму экономики торговли
Эта лекция будет посвящена экономике торговли, и также отчасти повторяет тему лекций предыдущего цикла. Разница рынков определяется разницей цен на один и тот же товар. Так, с рынка товара Р1 идет на рынок с товаром Р2, если по цене Р1 Ранее возник вопрос о том, почему этим всем занимается только купец, если разница цен ему известна? Ведь потребитель может узнать, откуда ввозится товар, поехать на дешевый рынок и купить все нужное. В действительности все определяется параметром времени. Лишь в фейковых неоклассических рассуждениях существует чистый потребитель, занимающийся исключительно предъявлением спроса. В реальности все что-то производят и продают. А если он будет все время ходить по рынкам, то будет затрачивать время, которое он мог бы затратить на производство собственного продукта. При этом стоит учесть, что ярмарки устраивались в выходные дни после посевной, в близлежащем к производителю городе. Имея время tи чистую прибыль (ΔP-с)Q, можно вроде бы закупить большую партию товара. Также объем денег производителя приспособлен к его жизненным ритмам, и у него просто нет такого их объема, чтобы закупать товары. При этом товар м.б., например, скоропортящимся. А также время может измеряться месяцами и годами, в связи с чем Qд.б. очень большим. Так что всеми этими вещами занимается купец. Но не всякий купец. Ведь в течение долгого времени он должен потреблять сравнимо с производителем. Ибо если он будет потреблять меньше, ему придется задуматься о том, чтобы заняться каким-то ремеслом. А потому еще возникает параметр tW, соответствующий среднему по времени доходу ремесленника. Получается, что полные издержки будут выражаться как С=f(Q)+tW. Эта формула имеет гигантский смысл в связи с тем, что было раньше сказано про фирму. Все эти части известны из теории фирмы, но в последней в классических вариантах эти части пишутся неправильно. С f(Q) все понятно, они зависят от объема производства, а вот насчет tW в классике нет t: то, что называется постоянными издержками, есть издержки, зависящие от времени, но с временем в классике не связываются. Почему пропадает время? Потому, что в классике модели, во-первых, статичны, а во-вторых, они предельны. И здесь нужно вернуться к Голдратту и системе Toyota, но они ничего не рассчитывают, пользуясь частичными показателями. Они пользуются общими принципами деления на постоянные и переменные издержки. Интуитивно они понимают, но посчитать ничего не могут, поскольку у них формула другая. А потому они вынуждены писать романы. Поскольку же речь идет об издержках, зависящих от времени (а не постоянных), постольку сокращение времени (прохода) является фактором, влияющим на результат. Если Q – по ординатам, f(Q) – по абсциссам, то график может быть либо диагональной линией, либо параболой в сторону роста ординат, демонстрирующей эффект масштаба: чем больше масштаб, тем выше издержки. Это же имеет отношение и к НТП, загибающему эту линию: можно возить либо на корабле, либо на верблюдах. Голдратт и Тойота говорят, что tзависит от Q: чем больше Q, тем больше t. Рассмотрим большую сделку, нечувствительную к ее параметрам – на много товаров, требующую склада и продаж минимум на 4 недели. Если человек попал в очень конкурентную среду, то снижение цены товара, по сути, будет ценой времени. Голдратт и Тойота говорят, что мы слишком увлеклись первой частью формулы (объемом), пожертвовав временем (хотя формулы у них не было). Так может, стоит обратить внимание на время, наплевав на масштабы производства? И, может, имеет смысл так уменьшить t, чтоб итоговый результат был лучше? То есть можно увеличить прибыль, пожертвовав эффектом масштаба и сократив время. Если взять коробейника, издержки которого описываются только как tW, то имеет ли для него какой- то смысл снижение t? Человек получил прибыль и пустил ее на увеличение закупок товара. Так что здесь смысл имеет не одна сделка, а их последовательность. Далее, если брать схему с перевозкой товара с дешевого рынка на дорогой, то предполагается, что купец осуществляет всю сделку от начала до конца, но эта ситуация не очень для него комфортна в силу больших рисков: он потратил деньги и купил товар, а потому на протяжении времени его капитал находится в неликвидной форме. Сама сделка может быть разбита на ряд купцов: первый закупает у мелких товаропроизводителей и формирует мелкую партию, второй формирует крупный опт на складе, третий – владелец корабля, поставляющий крупному оптовику на склад [дорогого рынка]. При этом ΔPQ распределяется между всеми [купцами]. Такое разделение ускоряет процесс доставки товара на рынок, и все пользуются результатом сложных процентов. А чем больше разбито, тем больше снижается риск. При этом купец чаще принимает решения. То есть торговая колбаса образуется так же, как производственная, при этом первая партия товара приходит к потребителю за время t, а вторая – за время t/n. И никакого роста производительности труда при этом нет. Недостаток рассмотренной модели – в том, что нужно больше денег на оборот. И денежный мультипликатор – средство, позволяющее избавиться от реальных денег в системе «торговой колбасы». То же самое касается и отказа от золота и серебра в отношениях с потребителем А. Смита, ибо золото и серебро отвлекаются от полезного дела. Осознав эти вещи, можно двигаться дальше в различных направлениях.
15. Модель кредитного мультипликатора австрийской школы и ее критикаПосле сказанного можно было двигаться как к микро-, так и к макроэкономике. В рамках неокономики было решено двигаться в сторону макроэкономики. В этот раз будет рассмотрен денежный мультипликатор, но сначала – про проблему инфляции и дефляции. Экономисты делятся на две категории: одни видят источник бед экономики в инфляции; современный монетаризм целиком относится к этой категории мысли. Другая категория, к которым относится Кейнс, а до него – все те, кого называли меркантилистами (включая Карамзина, писавшего царю записки по денежным вопросам) – считали самой опасной для экономике дефляцию. Неокономика исходит из того, что именно дефляция является и основным трендом, и основной угрозой экономического развития. Когда была объявлена еще первая программа количественного смягчения, все отнеслись к ней с подозрением – опасались инфляции. Говорили про то, что нужно номализовать кредитную политику и заняться повышением ставок. Вопросы задавались о том, с какой скоростью должна повышаться процентная ставка, при этом все были уверены в том, что с августа 2010 г. ставка будет повышена, но в это время Бернанке объявил о второй программе количественного смягчения, а инфляции при этом не случилось. На начало 2015 г. в США снова поднимается вопрос об увеличении учетных ставок. Речь шла о том, чтобы ориентироваться на инфляцию, а не на рынок труда. Реально инфляция происходит и в Европе, и в Китае. Но с т. зр. монетаристских теорий все эти вещи выглядят абсурдно. Конспирологические теории насчет того, что какие-то финансовые «ротшильды» где-то складируют деньги, также абсурдны. Хотя все подражают этим мифическим «ротшильдам», тезаврируя средства, а не пуская их в оборот. Эта катастрофа постигла мир в 1930-х гг., Японию в 1980-х гг., а на начало 2015 года охватывает Европу и весь мир. Иначе говоря, дефляция увеличивает дефляцию (положительная обратная связь) – то, о чем говорили меркантилисты. Могут сказать, что крупные экономические катастрофы, действительно, связаны с дефляцией. Но с т. зр. неокономики все выглядит просто: финсектор отсасывает деньги из потребительского, и неважно, сколько денег в финсекторе (это влияет лишь на величину процента, но не на инфляцию: если денег много, то процент низкий – то, на что обращал внимание Кейнс). Поскольку финсектор должен получать из реального Д´, эти деньги из него высасываются до предела. Государство при этом может напечатать денег столько, сколько ему нужно. Сейчас много говорят про то, чтобы национализировать ЦБ и подчинить его правительству. Говорили про то, чтобы сделать ЦБ правительственным органом и запретить ему кредитовать государство. Есть несколько соображений насчет того, почему считают, что инфляция – хуже. Инфляция не стимулирует накопления и не способствует инвестициям. С другой стороны, есть социально-психологическое неприятие инфляции: она наказывает кредиторов и поощряет должников, а потому дефляция куда более справедлива, ибо наказывает «хорошее» поведение и порицает «плохое»; про тезаврацию они вообще не говорят. Но фермер и ремесленник не могут в широком масштабе тезаврировать свои деньги: они все равно будут вынуждены тратить деньги на закупку сырья и возобновление производства. Между тем, меркантилисты работали только с финансовым сектором, выражая интересы купцов, которые были для них единственными экономически активными деятелями, а все остальные были непонятно кто. Кейнс сделал большой шаг в различении финсектора и встал на сторону финсектора. А все остальные встают на сторону потребительского сектора – как будто он сам способен развиваться. И современная ортодоксия, оказывается, говорит, что финсектор есть посредник с нулевой прибылью, то есть такой же ремесленник, как все остальные, живущий на комиссиях, которые он потребляет – то есть получает зарплату, а не Д´. Но это не соответствует никакой реальности. Они разрабатывали свою теорию цикла в течение 20 лет, говоря, что экономика вообще-то существует в равновесии, и вот на нее оказывают влияние экзогенные шоки, не создающие циклы, на которые экономика реагирует не сразу, генерируя затухающие циклические колебания. А шоки происходят достаточно регулярно. Под шоками имеются в виду две вещи: резкое изменение производительности (массированный НТП, но не кондратьевские циклы) и госполитика – налоговая и бюджетная. А потому м.б. виновато государство с его протекционизмом. Оснований для финансового кризиса здесь быть не может – неясно даже, что взять в качестве шока. И сегодняшний кризис описывается как финансовый, но, поскольку шок экзогенный, то и саму экономику придется рассматривать как разбитую на разные части, ибо придется единые ортодоксальные деньги делить на разные части. Насчет денежного мультипликатора было рассказано многократно, и объяснено, почему эта модель не нравится. До последнего времени Григорьев не рассматривал ее достойной, пока не понял, что она показывает то, что нужно. Модель мультипликатора говорит о том, что банковская система может создавать деньги. Некоторые воспринимают это как положительный момент. Смит рассуждения на этот счет переписал из книги своего профессора Стюарта. Там было о том, что, если взять Англию, то в ней нет своего золота и серебра, при этом происходит рост экономики страны и торговли в ней, для чего ей требуется все больше золота и серебра. А значит, часть труда общества придется отдавать просто для поддержания денежного обращения, но не для получения некоторой пользы. Можно было бы спросить, а почему бы не поддержать оборот увеличением денежной массы? (В России вроде бы все марксисты, но Маркс всегда пересчитывал золото через труд, не задумываясь о том, что это бесполезный труд, который можно сэкономить.) А потому золото и серебро допустили в некотором количестве, но меньшем, чем нужно для поддержания внутреннего рынка. Уже стали ходить банкноты Банка Англии, и было подмечено, что в промышленных регионах предприниматели расплачиваются векселями, заменяющими деньги. Отсюда – доктрина реальных векселей А.Смита: если выпустить много векселей на один объем товара, то, чем чаще они переходят из рук в руки, [тем лучше]. Шумпетер отметил ее как одну из старых доктрин, но неверных и уже погибших к 1940 гг. Между тем, на 2015 год ак. С.Ю. Глазьев фактически ее пересказывает. А. Смит видел, что затраты на добычу золота все время колеблются; вся денежная теория выросла на анализе денежной инфляции после открытия Америки. Для людей того времени не было иллюзий на сей счет, но Маркс был самый упертый насчет денег из всех экономистов-классиков. Маркс настаивал на возможности выпуска бумажных денег, но под где-то хранящееся золото и серебро; и что желательно выпускать денег меньше [имеющегося] золота и серебра. Используемая Геращенко схема currencyboard была ограничена Кудриным. Затем – инфляционное тагетирование, состоящее в том, чтобы печатать столько денег, сколько нужно народному хозяйству, не привязываясь к доллару. Эта система начала работать с 2007 года, а с 2012 года экономика Росссии д.б. полностью перейти на эту систему. Так что режим инфляционного тагетирования предусматривает игнорирование событий на валютном рынке, остается только наблюдение за инфляцией. Потому и рубль был отпущен в свободное плавание, ибо не свободное – это и есть currencyboard, что было сделано задолго до прихода в ЦБ Э.Набиуллиной. Давно известны несовместимые вещи в ЦБ: он либо регулирует курс, но тогда он не контролирует инфляцию, либо наоборот; между тем, требование соблюдения и того, и другого заложено в Конституции.
Дискусссия насчет денежного обращения началась допольно давно – можно вспомнить Дж. Лоу. Но эти дискуссии довольно быстро закончились, и не имели особого смысла. Позднее был введен золотой стандарт, после чего начался дефляционный кризис, рассматривавшийся в рамках теории денежного мультипликатора. В основе этого феномена лежит частичное резервирование. Предположим, что у кого-то скопилась крупная сумма денег, которую владелец сразу не намерен тратить. Перед человеком встает вопрос ее хранения, особенно с учетом криминала. Закопать ее? Можно потом не найти. Охрану поставить? Тоже может украсть. А потому обращались к ювелирам, у которых была профессионально налажена система работы с драгметаллами: сейфы, охрана и т.п. Так, основам банковского дела Дж. Лоу учился у своего отца-ювелира, подрабатывавшего банковским делом. А потому клиент платит банку, ибо свою систему создавать дороже. Плюс удобство, ибо таких клиентов много. А банки могут заключать соглашения между собой. И взять на себя расчетное обслуживание, когда переводят суммы с одного счета на другой по чеку. Так, оборот амстердамской биржи был 100 млн. гульденов, но редко когда для закрытия биржи требовалось более 500 тыс., поскольку многие хранят деньги в банке, но не каждый день кладут и забирают одновременно. Банк видит, что для расчетов, чем шире расчетная услуга, тем более достаточно лишь 10% того золота, что хранится регулярно. Эти 10% можно положить в резервы, а остальные выдавать – например, в потребительский кредит (в австрийской школе есть только он, ибо макромоделей они не строят). Допустим, некто А делает вклад в 1000 золотых в банк, у которого 100 золотых. Банк выдает 900 золотых В, которые переходят к С, который также несет эти 900 в банк, который резервирует 90 и выдает кредит Д 810 золотых, который также несет деньги в банк, и т.д. Австрицы говорят про это как про механизм создания денег, ибо изначальная сумма денег – 1000 золотых (денежная база) – превращается в 10 000 (денежная масса). Австрийцы говорят, что получается нехорошо, ибо 1000 золотых – это некая продукция на эту сумму, которую А не купил, ибо сэкономил. При этом модель никогда не доходит до конца. И при этом никак нельзя понять, 1) статическая это модель или динамическая и 2) нам вместо массового процесса показывают индивидуальный. И 1), и 2) – разводки. То есть нам говорят, что [реальных] ресурсов – на 1000, а претензий на ресурсы – 10 000. Говорят при этом про инфляцию. Вот, надо А поехать в другой город и что-то купить на аукционе за 600 золотых. При этом приходит В и говорит «700!». Тогда А уходит обиженным, ибо на его же деньги его и обставляют. Но норма резервирования возникает, когда есть массовый процесс, то есть когда другие так поступают, но вот я не буду. В масштабах всей экономики этого быть не может, поскольку А, как усредненный вкладчик, поедет со 100 золотых, а не с 1000. И никакой инфляции нет – напротив, есть дефляция! То есть модель, использующаяся для объяснения инфляции, по сути дефляционная. Так, сделка с С – менее денежная, чем могла бы быть – в потребительском секторе денег все меньше и меньше. При этом считается, что 1000 обслуживает оборот в 10 000. Отсюда верен вопрос о том, динамическая это модель или статическая – в действительности, динамическая, но из нее делается вывод как из статической. И никакой денежный мультипликатор тут ни при чем. И эта модель лежит в основе всех построений насчет денег, и все уверены, что это модель порождения инфляции, ибо говорят про увеличение денежной базы. Денежный мультипликатор, конечно, существует, но есть нюансы, которые будут рассмотрены в следующей лекции. Феномен мультипликатора был замечен А. Смитом, но начал изучаться лишь в XXвеке. Смит говорил в том духе, что, кажется, банковский сектор может порождать деньги. И, если предположение верно, то отсюда нечто следует.
16. Сущность денежного мультипликатора с точки зрения неокономикиВ конце прошлой лекции был задан вопрос о том, как считают мультипликатор. Этот вопрос осмысленный, поскольку, к примеру, в России и США его считают по-разному. В России денежной базой считают наличные деньги. А в США база – это деньги на балансе ФРС. Поэтому, когда говорят, что Б. Бернанке напечатал $4 трлн., имеется в виду не то, что запущен печатный станок, а непонятно что. В неокономике говорится, что финсектор выкачивает деньги из потребительского, предоставляя ему некоторые услуги в виде удешевления уровня необходимых запасов денег для обеспечения потребления. В целом, откачка денег с потребительского в финансовый – результат процесса. А как выглядит сам процесс? Дело в том, что финсектор сначала вкладывает деньги в потребительский, и лишь потом больше денег откачивает из него. А потому в каждый данный момент потребительские деньги состоят из двух частей: настоящих потребительских денег – те, что есть изначально в потребсекторе (и с которыми по-любому взаимодействует финсектор). Но финсектор изначально покупает товар на каком-то рынке. А потому этот товар дальше расходится по ремесленникам и всем участникам ЗР, общее число денег в потребсекторе увеличивается, но впоследствии финсектор вытягивает с потребительского больше денег. И в этой связи стоит сказать, что идеальное состояние финсектора вообще-то такое, когда в нем нет денег – то есть когда он работает максимально интенсивно: заработал деньги и снова вложил, а в самом финсекторе они лишь мелькнули. До кризиса 2007 г. остатки счетов всех банков США составляли 150 млрд. (при денежной массе 15 трлн.); все деньги были в потребительском секторе. Но не все деньги участвуют во взаимодействии. Вот, купец привез товар и потихоньку его распродает, но у него нет пока достаточного объема денег для совершения сделки. И вокруг много таких купцов. Так, у одного купца – 0 денег, у другого – 20, у третьего – 40, у четвертого – 60, у пятого – 80. А нужно 100, и нужны еще две сделки для того, чтобы принести прибыль финсектору. Именно эту проблему нехватки наличных, которые надо накапливать, решают банки. Австрийцы радостно рассказывают про договор хранения. Да, безопасность хранения – важный момент, но купца, в первую очередь, волнует то, что его деньги не работают. Кроме того, вкладчики беспокоятся, что их деньги не работают, теряя в цене, а потому банки, дабы избежать набега вкладчиков, начисляют процент по вкладу. А потому процент сразу появляется. При этом ничто не говорит про историю процента – банки уже актуально работают с ним; причем процент работает, даже когда его запрещают. Этим занимались ювелиры, ибо, еще раз, фактор безопасности не снимается [в неокономике]. А потому ювелирам легче заняться посредничеством между купцами и договориться с ними о том. Купец с 80 завершил старую и начал новую сделку, а купец с 20 еще будет ждать. В основе представлений о банковском деле лежит искаженное представление о вкладах населения. Возникает вопрос: интересно ли финсектору привлекать эти вклады? Поскольку чем больше денег в финсекторе, тем меньше процент, и тем меньше денег у населения, в связи с чем формирование денежной базы финсектора из доходов населения – глупость. Чем больше человек вложил, тем меньше он потребляет. Самые длинные деньги – пенсионные, но давайте посмотрим, что происходит с пенсионными фондами, которым вдруг оказывается нечем платить, и оказывается, что они не могут выполнить свои обязательства. Иное дело: то, что не выгодно всему финсектору, м.б. выгодно отдельным институтам или секторам финсектора. И если собрать все деньги и выйти на другие прибыльные рынки, то это даст прибыль – но, еще раз, тому, кто связан с данным рынком, а не всей системе в целом. В России прилагаются усилия к тому, чтобы собранные деньги использовались внутри страны. Как только наступает кризис, собранные с нас деньги уходят на другие рынки (все банкиры уезжают в Лондон). В России на фоне инфляции рубль укрепляется, не отыграв проблему нулевых. Далее, нет смысла рассуждать о том, почему так происходит, но надо понимать, что сам финсектор специализирован во множестве отдельных институтов, через которые проходит любая сделка: производитель – оптовый склад производителя – оптовый склад покупателя – торговая сеть и т.д. (см. ранее). В финсекторе доход при тех же затратах труда зависит от величины капитала, а в мелкой рознице и регионах зависит от объемов труда и самоэксплуатации. В финсекторе есть внутренний оборот денег, который должен быть; а значит, этот оборот отвлекает деньги от взаимодействия с реальным сектором. По-хорошему, расплачиваться нужно в нем золотом, которое идет на внутренний оборот. А потому мультипликатор замещает золото векселями и облигациями во внутреннем обороте финсектора. И денежный мультипликатор неправильно считают, поскольку полагают, что все деньги одинаковые: его считают и по реальным депозитам, и по финсектору, а мультипликатор работает только в финсекторе. Вот, Адам Смит говорил про страну Англию, в которой должно обращаться золото, и хорошо бы заменить золотой оборот бумажным. Достаточно подставить вместо «Англии» «финсектор», и все встанет на свои места: все деньги будут задействованы в потребсекторе. В самой же Англии было замечено, что в промышленности расплачиваются векселями, а не деньгами. Было решено эту практику распространить, но чтобы векселя были обеспечены реальными товарами. Когда Центробанк начинает выпускать под векселя единую для всех банкноту, эта банкнота постепенно превращается в деньги. При этом вексельное обращение сохраняется до сих пор. В действительности изначально все деньги ‒ и финсектора, и потребительского ‒ находятся в потребительском. Товар был куплен у ремесленников, а потом и стоимость товаров, и прибыль меняются на потребительском рынке. Получился минус, но деньги были вложены снова. Для финсектора как отдельного института все деньги одинаковы. Весь финсектор в целом понимает, растет валовая доля или нет. Издержки, иначе называемые инвестиции. Деньги были отданы для того, чтобы произвести станок. Собственники земли, теоретически относящиеся к потребсектору, также получили эти деньги. Почти все деньги пошли в потребительский сектор. Но с помощью станка вытягиваются деньги из других стран (например, из Индии). Когда деньги работают в финсекторе, они создаются исходя из предположения, что этот насос работает с некоторой продуктивностью. Но совершенно не обязательно это так, [особенно] если вдруг мы перестаем в какой-то момент высасывать реальные деньги (что может долго маскироваться для финсектора, вложившегося в то, что не дало доход). С одной стороны, рассматривается потребсектор в целом. С другой стороны, вкладываются всегда в какой-то потребительский сегмент. В потребительском сегменте количество денег все время растет, ибо кто-то в него вкладывает и кто-то зарабатывает. Но реальной прибыли финсектор не получает, поскольку образуется пузырь – фактически «зацикленные» финансовые деньги. Еще один важный момент: в векселя закладывается процент, когда мы переходим от векселей к деньгам. Финсектор печатает деньги под материальные результаты инвестиций, которые они оценивают с учетом потенциальных доходов. Стоимость рынка может расти, но ожидаемых реальных доходов становится меньше. Происходит обесценение артефактов, под которые печатали деньги, и схлопывание пузыря. Это и есть то, что называется падением мультипликатора. Вопрос: получается, что рейтинговые агентства создают базу для печатания денег? Ответ: да. Когда падает внутренняя стоимость финактива, процент уносит ежегодный доход. Что нужно сделать, чтобы остановить падение стоимости? Уменьшить процент. Мы можем восстановить стоимость, снизив нормальный процент, чем с 2007 г. занималась ФРС. Программа QEозначала, что дебиторный доход долгое время был отрицательным. Возникает ситуация, когда компания стоимостью $10 млн. оказывается должна $10 млрд. Свой финсектор США сильно загнали в потребительский. Была надежда 2000-х годов, когда евро рос относительно доллара и замещал доллар в некоторых странах; была надежда обойти «на повороте» доллар США. Все смотрят на объем кредитования, но нужно смотреть на инвестиции и их результативность: создаем ли мы стоимость при этом – положительную или отрицательную. Вопрос: то есть ФРС опять вбрасывает деньги не в финсектор, а в потребительский, надеясь на рост и игру со стоимостью акций? Ответ: да, рост стоимости акций и облигаций приведет к зацикливанию процессов в финсекторе. Вопрос: а нам-то что-то перепадет от всего этого? Ответ: вот, доллар упал к евро, почти как рубль. Доходы и импорт сокращаются, и дается возможность заработать на внешних рынках. Пример – Испания, демонстрирующая рост производства и экспорта на фоне безработицы. Но темпы роста можно у кого-то отобрать – сегодня это США и немного Китай. Если евро снизился на 20%, то это существенно ударит по Китаю. Штаты могут расти, но Европа не растет, ибо сократился совокупный спрос. И сегодня борьба идет не за то, что больше вырастет, а за то, кто меньше упадет. И никто не вкладывает деньги и никто ничего не развивает. И Китай инвестирует не настоящие деньги. А в России, если есть приток долларов, то рубль выглядит настоящими деньгами. Нет его – обратный эффект. Не будем же класть юани в резервы, причем независимо от руководства?! 17. Вопросы и ответы: финансовый сектор, кризисы, пузыри и проблемы политики ЦБЛекция – ответы на вопросы. Григорьев думал было двигаться дальше, но понял, что вряд ли стоит это делать, ибо если действительно начать разбираться в разнообразных взаимоотношениях финсектора с потребительским, то запутаемся в этих ситуациях и связанных с ними случаях кризисов (имеется около 20 различных моделей под разные обстоятельства). Рассказывать все это будет скучно. Поэтому пойдем по пути более простому, устроив вечер вопросов и ответов, причем поначалу вопросы и ответы будет давать сам Григорьев. В действительности, основные принципы в экономике просты для анализа (если знать, как [оно] устроено), а вот зависящих от обстоятельств ситуаций на их основе м.б. множество. Вот, есть некая мировая ситуация (как становится ясно, она вполне хорошо прогнозируема), и когда к ней применяется схема взаимодействия (стран, контуров, рынков), то все становится ясно, и даже не нужно читать новостей, поскольку все новости оказываются ожидаемыми, не внося ничего нового. Собственно, вечер вопросов и ответов и нужен для того, чтобы поделиться со слушателями опытом в простых вещах, которые работают в реальной экономике, но не работают сегодня. Прежде всего – замечание по поводу того, на что Григорьев сам не обратил внимание: в аспекте категорий потребительского и финансового секторов он задался вопросом о том, как сбережения населения влияют на взаимоотношения этих секторов. И сказал, что сегодняшнее представление о деньгах, и вообще все денежное регулирование, связаны со сбережениями населения, как будто они основной источник… Реплика: …денег в финансовом секторе. Ответ: вообще непонятно даже: для финансистов все деньги – в финсекторе, для экономистов – в потребительском; и это проблема. Было сказано, что сбережения населения, конечно, реально осложняют ситуацию: в финсекторе денег становится больше для взаимодействия, а в потребительском их меньше, и меньше их откачивается. То есть сбережения способствуют еще большей дефляции, и создают угрозу дефляционного кризиса. Сейчас мы увидим, как эта ситуация усложняется еще больше. А на позапрошлой лекции был проанализирован денежный мультипликатор стандартной модели, и тоже пришли к выводу, что, в противоположность тому, что эта модель распространенно считается источником инфляции, в действительности является источником дефляции. Иначе говоря, оба анализа приводят к одному выводу – к дефляции, только в одном случае была кейнсианско-меркантилистская модель, в другом – неокономическая. Еще один момент, который нужно запомнить. Григорьев его все время называет, не акцентируя внимания, ибо для него он очевиден. Но лучше повторить, так как он тоже представляет собой еще одну проблему экономической реальности: финсектор и потребсектор по-разному реагируют на увеличение количества денег в каждом из них: если в потребсекторе оно ведет к инфляции/дефляции (больше – инфляция, меньше – дефляция), то в финсекторе оно отражается на величине процента (больше – ниже процент, меньше – выше процент). Это – одна из проблем ортодоксальной теории: при том, что оба явления известны, отсутствие разделения на финсектор и потребсектор ведет к полаганию того, что деньги одни и те же, и считается, что имеют место разные свойства денег, а потому одни смотрят с одной позиции, другие – с другой, а связать не могут, ибо тогда надо разделить деньги. Когда Григорьев перечитывал споры XIXвека периода перехода от золотых денег к бумажным, он увидел этот камень преткновения, и стало понятно, что инфляция вроде бы связана с процентом, но это соединение механическое. При этом говорили, что %реальный = %естественный + инфляция. А дальше он задался вопросом о том, что есть естественный процент, и его определение оказалось %естественный=%реальный - инфляция. Но в реальности они, конечно, связаны не только механически. Вопрос: а каков результат заведомого вброса денег и в финсектор, и в потребсектор? Ответ: это еще надо придумать такой механизм раздачи. Вопрос: а почему не придумали? Ответ: ФРС не раздает деньги за бесплатно, а покупает при этом облигации. В отличие от государства, раздающего деньги бесплатно, непосредственно вбрасывая деньги («автомобиль за железяку», субсидии, пособия, пенсии и т.д.). Вот, в России триллионный дефицит бюджета покрывается за счет государства, при этом есть отдельная пенсионная система для госслужащих. И все разговоры по поводу повышения пенсий связаны с тем, что дефицит растет до двух и до трех триллионов. И сейчас уже пошла демографическая яма. А финсектору бесплатно не дают, выкупая что-то вроде облигаций и продавая их затем. Вопрос: а ломбардный список? Это же все равно не бесплатно – расширение ломбардного списка бумаг. Ответ: ФРС берет на баланс мусор, и никто не знает, мусор это или нет, хотя мы-то понимаем, что [скорее всего] это мусор. Вопрос: то есть получается, что если это мусор, то кто-то где-то что-то бесплатно получил. Ответ: да, но мы никогда не знаем, что именно есть мусор, а что нет, в данный конкретный момент. Оно все пока считается как есть, превращая потенциальный мусор в не-мусор. А поскольку покупают [облигации] и не выпускают на рынок, они и на рынке не считаются мусором, ибо есть же покупатель на них. Вопрос: и, выкупая [облигации], создает на это какую-то стоимость. Ответ: да, ФРС создает дополнительную стоимость. А ЦБ, выдавая кредиты под так называемые «нерыночные активы», берет на баланс мусор во все больших объемах, и также далает вид, что работает с не-мусором. Вброс в потребсектор понятен: больше денег – больше дефляция (ибо отсасывается финсектором). По идее, вброс в финсектор – это дефляция, в потребсектор – инфляция. Еще Пол Кругман подсчитал, что по первому QE, с учетом выкупа объема, реальная ставка ФРС в 2009 году было минус 4%. Хотя модель, которой он пользуется, не предусматривает ухода в отрицательную область ставки. Вопрос: предположим, мы делаем вброс в финсектор; денег много, процентная ставка упала, а как при этом дефляция упала? Ответ: так почему она упала? Потому, что те сделки, что нельзя было раньше осуществить, казавшиеся менее выгодными, теперь оказались возможными к осуществлению. Реплика: но ведь согласитесь, что в финсектор деньги можно вбросить и затем достаточно безопасно назад забрать, а вот если они в потребительский вброшены, то начинается инфляция, которая едва ли безболезненна. То есть ЦБ в принципе ведь может забрать деньги назад, если оказалось невозможным их пристроить в экономику? А в потребсекторе, если людям дали на потребление, то уже какой-то оборот денег есть. Ответ: кроме сегодняшнего момента, поскольку анализируется ситуация сбережений, но не учитывается ситуация потребительского займа (например, ипотечного). Ведь кризис начался из-за невозможности такого займа, ибо у домохозяйств не оказалось денег на его обслуживание. Поэтому, когда государство вбрасывает деньги, где-то оно могло ситуативно создавать какое-то давление, но в целом все эти деньги пошли на выплату финсектору по закладным, а потому инфляция и не выстрелила. Когда растет потребкредитование, имеет место чистый вброс. Сегодняшняя российская ситуация: в 2010, 2011, 2012, 2013 году потребкредитование росло, даже в 2014 году оно росло, затихая. А сегодня надо отдавать. Почему сегодня не ждут высокой инфляции, несмотря на падение доллара? Потому, что будет отсос денег, и потребсектор, равно как финсектор, окажутся в тяжелом положении. Вопрос: то есть нас в России в реальных деньгах ожидает дефляция? Ответ: да. Вот жилищный рынок: в рублях – вырос, в долларах – упал. Вопрос: а жилищный рынок – это уже элемент финсектора? Ответ: да, он смешанный. Если брать московский рынок, который всегда в цене, то до 2002 года покупатели на нем только реальные, приобретающие жилье для потребления. Начиная с 2000-х гг. появляется все больше людей, покупающих жилье как реальный сектор, а с 2005 года у вас фактически нет реальных покупателей на этом рынке. Реплика: Деньги-Квартиры-Деньги´. Ответ: да. На этот счет есть один вопрос о том, как это происходит, на который еще предстоит ответить. Жилье – это некая, переходная, ситуация. То есть потребсектор – смешанный – [финансовый]. Такая же ситуация была и на рынках жилья в США: сначала реальные покупатели, потом – фейковые. [В России] было два всплеска продаж по квартирам: в марте-апреле и в ноябре-декабре 2014 г. (с продолжением в январе 2015 г.). И на этом рублевая цена выросла. А сейчас рынок встал. Доллар стабилизируется, и рынок встанет. Но все уже готовы и закончили где-то строить. Вопрос: а почему в 2009 году рублевая цена росла, а затем грохнулась вслед за долларом? Ответ: у нас же сейчас не было пузыря как такового. Что было у нас на рынке недвижимости? Рассмотрим реальный пример (упоминавшийся в шанинских лекциях). Если взять график, где по абсциссам – цена, по ординатам – время, и обозначить началом 2000 год, то до 2002 года цена на жилье и потребительская инфляция были одинаковы. Народ потихоньку богател и покупал квартирки. Полный цикл строительства от получения разрешения до завершения строительство – 2,5-3 года. В 1998 году был обрыв, когда никто ничего не строил, с 1999 года достраивали заложенное до кризиса. А после кризиса закладывали мало. При этом доходы росли. В 2002 году случился гигантский провал по вводу жилья 1998 года. График растущей инфляции имеет вид параболы, при этом цены на жилье скакнули от нее чуть выше. В этой ситуации возникли желающие заработать и стали покупать квартиры. В 2005 году пришли иностранные инвесторы. Но готовность покупать была столь высока, что стали привлекать зарубежные деньги (из чего возникла задолженность российской строительной отрасли), и цена на жилье ушла в небеса. В это же время возникла валютная ипотека, и кто-то даже брал ипотечный кредит в иенах, ибо покупались низкой ставкой (не 12%, а 4-5%) при крепком рубле. И люди попали в тяжелое положение, а после 2008 года так себя вести было просто нельзя, поскольку после этой даты никто не верил в крепость рубля. Реплика: но ведь до сих пор 70% сбережений в рублях. Ответ: к сбережениям мы сейчас вернемся. После 2008 года [на нашем графике] небольшой спад, который мы характеризовали как «не до конца сдувшийся пузырь». Потому что не дали разориться девелоперам и банкам, которые кредитовали девелоперов – наоборот, закидали их беззалоговыми кредитами, разрешили хулиганить с балансами, брать на баланс залоги по цене приобретения по залоговой цене. А с 2010 года ЦБ объявил программу и увеличил резервы на эти активы, дабы от них избавлялись. Но от них до сих пор так никто не избавился, и они так на банковской системе и висят. А после небольшого спада 2008 года начался небольшой рост, но в основном за счет реальных покупателей. Есть любопытное наблюдение того, кто брал кредиты в период 2005-2008 гг.: это приезжие из провинции в Москву девушки и молодые женщины, обучившиеся и начавшие где-то работать, устроившиеся на вроде бы стабильную зарплату. Тем самым они себе мужа покупали-заманивали. Реплика: то есть это были человеческие инвестиции. Ответ: да. В свое время Григорьев поначалу не понял, почему кредиты берут женщины, но потом выяснилось, что, действительно, в основном это провинциалки. При этом цель была понятной: дабы, получив ипотеку, привлечь мужа и совместно выплачивать кредит. Особенно если уже не надо принимать сложных решений и жить в шалаше. То есть понятный и очень интересный социальный феномен. Еще один социальный феномен этого периода состоит в том, что также квартиры покупали для сдачи внаем и мужчины, и женщины, но чаще всего семьи возрастом за 40 лет, имеющие свое жилье, но обеспечивающие себе пенсию. То есть своего рода инвестиционный проект. То есть за 20 лет можно расплатиться с ипотекой, а затем этот доход будет прибавкой к пенсии, в которую никто особо не верит. Но, как известно, наше родное государство пошло нам навстречу и решило повысить пенсионный возраст. Также надо понимать, что ни один пузырь не вечен: он может поддерживаться, но цена все равно вернется к показателям инфляции. Вопрос: то есть с 2005 по 2008 гг. цена держалась за счет иностранных инвесторов. А сейчас-то за счет чего она поддержится? Ответ: а что ее поддерживать? Объемы нового строительства по Москве не такие, как были раньше. В Москве в последние годы имеется резкий провал по вводу жилья. Даже, может быть, дефицит какой-то был. Вопрос: Если брать формулу Деньги-Квартиры-Деньги´, то откуда возьмутся Деньги´? Ответ: на этапе небольшого роста после 2008 года уже не было этой формулы. Там сберегателей не было. Когда произошел скачок с долларом, сберегатели побежали закупаться [всем, чем можно]: кто-то телевизором, кто-то квартирой. Поэтому рублевые цены выросли, долларовые от них отстали, а сейчас новый тренд сложился. Вопрос: то есть такого, чтоб рублевые цены чуть-чуть держились, а потом грохнулись за валютными, сейчас не будет? Ответ: нет, такого не будет. Вопрос: а как получается: вот, у нас инфляция 2000 года, потом прибавляем кривую инфляции каждый год? Ответ: да, и рублевые цены должны где-то к этому уровню прийти. Здесь тоже непонятно, насколько они с 2000 года справедливы (ибо нужно еще учитывать рост доходов, которые росли сильнее инфляции), но все равно базовый уровень графика роста цен на жилье верный. Вопрос: а банковская система допустит падение цен на недвижимость, поскольку под ее залог давались кредиты и была какая-то рыночная оценка? Ответ: это ЦБ допускает или не допускает – он пока склонен не допускать, предложив все зафиксировать на уровне октября 2014 года: рейтинги, оценки, покупные стоимости, стоимости залога и т.д. То есть ЦБ прикрывает фактическое банкротство банковской системы, поскольку очень может быть, что она там вся банкрот. Кроме, может быть Сбербанка, ВТБ – так точно. А начиная с ВТБ и вниз они все банкроты. Банкам дают послабление, отчего не будет давления на капитал (который будет оставаться положительным и укладываться в нормативы), а потому возможно, что они на этом что-нибудь заработают, докапитализируют и покроют убытки. Вот и вся механика работы. Вопрос: а валютный источник инвестиций и кредитов уже полностью закрыт? Ответ: сейчас пока закрыт. До 2008 года много чего было – в первую очередь перла нефть и росли доходы. А сейчас по нефти непонятки. Но даже если она и поднимется (а в 2013 году был самый высокий среднегодовой уровень нефти), то и здесь нужна не просто высокая цена на нефть, а чтобы она все время росла. И это еще будет показано. Так что, при понимании общего устройства, все можно проанализировать. Продолжая тему недвижимости. По Москве есть четкие графики пузыря в классическом виде – специально для учебника. А вот в провинции мы столкнулись с ситуацией наведенных, или импортированных, пузырей недвижимости. И если в Москве это случилось в 2002 году, то в провинции все это запоздало на 2-3 года. Произошло то, что стали вкладываться в московский (и м.б. в питерский) рынок, а также в рынки крупных городов в больших объемах, и в провинции начался рост издержек (цемента и т.п.), то есть цена стала расти из-за них, а не из-за роста спроса. Так, подорожали ростовский, питерский и некоторые другие рынки, что вызвало рост стоимости материалов, в провинции также увеличился рост цен по издержкам, и там сформировалась ситуация, когда отсутствовал этап покупки жилья только потребителями: сразу по факту подорожания жилья пошли инвесторы. Реплика: те, кому не хватило Москвы, побежали в провинцию. Ответ: да. Эту закономерность Григорьев выявил, анализируя пузырь в Перми. В 2006 году он несколько месяцев прожил в Челябинске, и застал период, когда был резкий рост цен, когда мелкие и средние бизнесмены застонали, будучи не готовыми вложить накопленные деньги в ипотеку. А про всех остальных и речи нет. Реплика: в России типичная ситуация множества дорогих квартир, в которых никто не живет – в одном подъезде 10 человек живут. Ответ: ну вот, [практикуется] сдача квартир. Реплика: вот цены-то для сдачи [тоже растут]. Ответ: ну вот кто как. С Челябинском было интересно – там приток населения (из деревень, из других городов, иностранцев много), там все достаточно хорошо росло. И там можно было снять роскошную квартиру в центре, причем недорого даже по московским меркам. Те, кто сдавал квартиры, сказали, что вот, из имеющихся [в их распоряжении] 10 квартир оказывается возможным сдать только 5, а еще 5 сдать никак не выходит. А цена низкая. Вопрос: а сколько в Челябинске жителей и сколько квартир там построено? Ответ: Челябинск – миллионник, Пермь – почти миллионник. В целом, прогноз по недвижимости сейчас трудно дать. Возможно, с февраля заработает импорт, однако народ все еще находится в гигантской растерянности. Новый экономический тренд еще не уловлен. В импорте требуют предоплаты, а также непонятно, по какой цене продавать и сколько строить. Вернемся еще раз к сбережениям. Было сказано, что если оценивать с т.зр. интересов самого финсектора, то операция сбережений населения – вещь посторонняя: не то, чтобы плохая, но скорее затрудняющая работу [экономической] машины. Мало того, что возникает разница денег в финсекторе и потребительском, так еще из-за увеличения денег в финсекторе возникает дефляционное давление. То есть сбережения населения увеличивает неустойчивость системы. Но с т.зр. отдельного представителя это ценно, причем в том отношении, что деньги населения – это единственный источник длинных денег. Государство не м.б. источником длинных денег для финсектора. Кто и откуда должен дать денег купцу? Купец потому кладет деньги в банк, что, если у него сделка на 100 монет, а он получил от предыдущей сделки 40 монет, тогда как остальное у него в товаре, то эти 40 монет он хранит в банке, пока не накопит обратно 100. А если покрылась сделка на 40 монет с хорошим проценитом, то он побежит и сразу же ее реализует – особенно если она быстренькая – купец не заинтересован в том, чтобы хранить деньги в банке, ему важен оборот, а потому для банковской системы финансовые деньги – короткие. Тогда как население ведет себя в зависимости от [обстоятельств]; оно может накапливать резерв – напрмер, в течение трех лет на машину. А это уже трехлетние деньги, которые накапливаются миллионами. А если взять деньги, накапливаемые на квартиру? А накапливаемые на пенсию? Однако сейчас не люди себе накапливают на пенсию, а пенсионные фонды; накапливать себе на пенсию без пенсионных фондов довольно-таки стремно: копишь-копишь, отказываешь себе во всем, помер – и никакого удовольствия. А в рамках системы пенсионного или медицинского страхования – легче: человек платит понемногу, но пенсионная система все размазывает. Казалось бы, несправедливо: те, кто не болеет, платят за тех, кто болеет, или за тех, кто наглый, или за тех, у кого времени много и кто может отсидеть очередь к врачу; но это уже другой вопрос. То есть в потребсекторе есть длинные деньги, а для финансового нужно создавать резервы. Потому, что если работа ведется с потребительскими деньгами, то, чем больше их и чем больше выстраивается страховых систем (которые также держат средства в банках), [тем больше вероятность] появления длинных денег, которые на данный момент не будут востребованы, и мы про них знаем: резервы можно снижать и больше зарабатывать. Все говорят: от чего тагетирование инфляции? Хотя недавно ЦБ от этого отказался, поставив перед собой несовместимые цели: 1) стабильность курса, 2) борьба с инфляцией и 3) поддержка экономики. Конечно, это смех. Григорьеву очень понравилось объяснение того, зачем это сделал ЦБ: чтобы повысить к себе доверие, которое было подорвано после поднятия ставки на 6,5%. То есть невозможно, чтобы через несколько дней после того, как принята ставка 10,5%, принять решение об инфляции в 6,5%. Всем было понятно, что таким образом было введено регулирование курса рубля. Равно как пропало доверие, когда снизили ставку до 15%. А теперь-де доверие будет, ибо есть три цели и две из них противоположные, и любое действие с точки зрения одной из целей можно будет объяснить.
Сбережения. Любому банку и индивиду они интересны. Длинные деньги полезны финсектору, хотя реально повышают неустойчивость системы. Банковский сектор усиливает бум или спад (довольно мощно), но не является их источником. Поэтому производители могут кричать как угодно, но если банковский сектор разорится, то все остальные могут идти курить бамбук, и не будет никакого экономического механизма, кроме бартера. В чем проблема сбережений? Допустим, что есть инфляция, и сам финсектор к ней нейтрален. Там действует формула, согласно которой реальный % = естественный % + инфляция. Возможно, что инфляция даже положительная для банковского сектора, ибо можно заработать на арбитраже. А вот когда есть сбержения, то банки к инфляции очень чувствительны, поскольку по сбережениям платится процент. Появляется два процента, подчиняющихся разным законам. Потребительские деньги: решается каждый раз, в какой пропорции они делятся на потребление и сбережения: в случае инфляции граница сдвигается к сбережениям. Также вопрос о том, какой процент мы хотим, зависит от конкретной ситуации – товарной структурой. Если сберегать и, с учетом процента, накопить на автомобиль, то выбор будет сделан в пользу сбережений. Но если кто-то, даже с учетом высокого процента, не сможет накопить на автомобиль, будет копить на пенсию. То есть имеет место разные расчеты процента, зависящие 1) от товарной структуры и 2) от дифференциации по доходам. Чем больше сбережения становятся источником финансовых денег, тем больше появляется потребность в регуляторе. А сам финсектор, в рамках своей деятельности, в регуляторе не нуждается. Если взять российскую ситуацию, то, при росте доллара, все сбережения россиян пошли в долларах. ЦБ повышал ставку, чтобы сбережения ушли в рубли. Большого процента сделки финсектора не принесут, но если ЦБ этого не сделает, то банки разорятся (т.е. если у банков забирают деньги, он будет брать деньги под 17%, чтоб не разориться). Когда встал вопрос о том, как запретить Мавроди, оказалось, что, запретив его, придется запретить и банки, а потому оказалось возможным лишь запретить рекламу. У Мавроди был сильный аргумент: «чем моя пирамида хуже банковской, защищенной государством?». Контраргумент – намерениями создателей. Основная регулятивная роль ЦБ – контроль за намерениями. Проверяют квалификацию, репутацию, добиваются дробление всех операций на закрытые непересекающиеся блоки, дабы не допустить сговора, вводят специальное лицензирование в системе страхования вкладов. Ибо банки реально играли, накачиваясь за счет процентов и вкладчиков, исчезая впоследствии непонятно куда. На какой процент ориентироваться: на процент реального сектора или на процент, спасающий банковскую систему? Еще раз: при крахе банковской системы будет бартер, особенно если речь идет о промежуточной продукции. Кризисы. Постоянно существует угроза дефляционного кризиса, в т.ч. при золотом стандарте, когда происходит открытие эффективных месторождений (хотя их давно не открывали). А это значит, что деньги дорожают (товары дешевеют), что фактически есть дефляция. И для финсектора, и для реального хранить деньги оказывается выгоднее, чем что-то с ними делать, и экономика останавливается. Но это когда мы рассматриваем в целом два сектора как общемировые. При том, что финсектор глобальный, реальный разбросан. У нас нет четкого потребсектора. Если видно, что есть разница цен, то на дешевом рынке купец скупает товар. Весь объем производства был сбалансирован с учетом товара. А потому скупают товар, который постепенно дорожает. В этот момент, когда он скупать начал по низкой цене, и когда появляется второй купец, первый может решить продать ему этот товар и сразу завершить сделку. Т.е. сначала скупают товар, чтобы продать, но впоследствии решают скупить, задержать и перепродать. Цена растет, все приходят на дешевый рынок, цена растет. Когда цена становится большой и у нее хорошая история роста, товар только продается, и вопрос о конечном потребителе снимается (в России квартира до сих пор для многих – несбыточная мечта). И деньги работают в пузыре, а не где-то еще. Но есть естественный предел, когда все деньги прибежали в финсектор, и финсектор ничего не зарабатывает: там пирамида, действующая по принципу «кто первый встал, того и тапки». Но физически предела ей нет, поскольку в других регионах обеднение деньгами означает доходность сделок. А кризис может возникнуть и на дорогих рынках – если, к примеру, на этот рынок приходится основная доля издержек в финсекторе. Скорее всего, это ситуация, когда богатый рынок является местом прописки финсектора. Так, на голландских верфях было построено 20 000 кораблей, а товары туда завозили. При этом растут доходы финсектора, но не от реального, а от продажи самим себе же – до тех пор, пока товар не подорожает. И получается, что вся инфраструктура потребления была создана на финансовые деньги, которые не приносят дохода. Образуется пузырь – система с положительной обратной свяью. А неоклассика говорит нам, что экономика развивается в отрицательной обратной связи, поскольку она существует в реальных ограничениях. Но она не говорит о больших органичениях. Конечно, запасы нефти на Земле ограничены (безотносительно к прочим теориям), но это ограничение не актуально, а потому и экономика развивается безотносительно к актуальным ограничениям. Пока ограничения не стали актуальными, формируется не отрицательная, а положительная обратная связь. Вот, на рынке московской недвижимости возник гигантский вторичный спрос из юристов, риэлторов и т.п., быстро упершийся в недостаток кадров (ибо грамотные люди давно не выпускаются). Ибо они, проработав полгода в одной фирме, переходили в другую на бОльшую зарплату. И поддерживали своими кредитами рынок недвижимости. А как только рынок сдох, они все сразу лишились работы, будучи главными покупателями недвижимости (а также автомобилей и всего прочего), поскольку у них был наибольший рост зарплаты среди остального населения.
18. Финансовый сектор: история, теория и практикаРиски финансового сектора. В зависимости от доходности они растут по экспоненте со временем. Еще Маркс пониманал, что со временем доходность капитала падает; это было известно и до него, а также позже (Бем-Баверк). Модель Соула является сегодня базовой для экономического истеблишмента, а рост экономики объясняется НТП (хотя непонятно, что такое НТП и капитал). Имеет место искажение, вносимое потребительскими деньгами, в понимание рисков финсектора. Потребитель частично потребляет сегодня, частично откладывает на что-то; и финсектор пытается забрать у потребителя те деньги, что он откладывает. Но потребитель не строит предположений насчет работы финсектора, и забрать у потребителя деньги надолго можно только под высокий процент. Разумный вкладчик несет деньги в банк на короткие сроки – на полгода. Ведь потребитель откладывает деньги на экстренный случай. Имеет место случай пенсионных фондов, вступивших в низкую доходность, после периода высокой доходности. Как всякий институт, здесь думали: чем больше привлекут денег, тем больше заработают. Но и приведенная экспонента, и другие подобные, исходят из продуктивности времени как такового. Однако продуктивно не время само по себе, а деятельность, которая что-то производит. А эта деятельность разная. Эволюция деятельности финсектора. За всю его историю (2 тыс. лет или даже больше) финсектор прошел через три этапа деятельности, различающихся продолжительностью. Первый этап ‒ от самого начала до XVIIIвека, второй – от XVIIIвека до 1970-х годов, третий – от 1970-х гг. до н. XXI века. 1 этап. Финсектор существует на том, что он всегда удешевляет товары для потребителей, что есть его основной источник доходов. На этом этапе такое удешевление достигалось за счет более рационального использования природных ресурсов, а также поиска территорий с наименьшей стоимостью рабсилы. Поскольку вся обитаемая планета жила в мальтузианских циклах, которые не совпадали в разных местах, эти циклы использовали купцы, оценивая цену рабсилы, судя по всему, исключитально в терминах цены товаров. Осознание неких содержательных цепочек в этот период в Западной Европе было поначалу в Италии [XVвек?], где велась борьба за деньги. А закрытие территории пошлинами было чревато удорожанием продукции цехов; а потому и возникли мануфактуры с королевским патентом и рабочей беднотой, стремившейся в город, как способ административного обхода ограничений старых форм производства. Однако Восток мануфактур не знал. 2 этап. Удешевление рабсилы (а не использования уже готовой дешевой) за счет ликвидации сложных процессов и технологического РТ, которое открывает горизонты для инноваций и НТП. Переход ко 2 этапу – не естественный. Григорьев не знает, мог ли первый этап когда-то перейти естественным образом во второй. Прежде всего, наличие сверхсильного протекционизма в Европе – не естественное экономическое явление. Удешевление рабсилы произошло при наличии дорогой рабсилы при определенном широком спросе на товар, который можно удовлетворить за счет дешевой рабсилы. В нормальной экономике хлопковые ткани могли бы производить дешевые индийцы, и никакой промреволюции в Британии не было бы. Однако запретили ввоз тканей при сохранении дорогой рабсилы внутри страны. Получилось так, что удешевление рабочего процесса (но не рабсилы) позволило производить дешевле, чем в местах с дешевой рабсилой. Но это было достигнуто за счет административных мер. В Европе была высокая концентрация капитала и издержек, повышавшая стоимость рабсилы. Таким образом, два нарушения естественного хода событий привели ко 2 этапу. Но и на этом этапе тоже действуют мальтузианские циклы. Еще одним искажением на 2 этапе была Америка с ее золотом, что на несколько веков создало разницу минимальных цен в мировой экономике; с такими явлениями не сталкивались те же греки. А Европа вычерпала все свои запасы золота и серебра. Меркантилисты все время говорят про дефляционный кризис и меры борьбы с ним. В Европе на 2 этапе были регулярные дефляционные кризисы и борьба за остатки денег. 3 этап. Европейские страны, разбогатевшие на американских инвестициях, по дешевке скупали золото в Америке. А потому Бреттон-Вудская система была обречена изначально; в этом смысле привязки к золоту не было фактически и в период действия этой системы. Нельзя сказать, что после 1971 года производственный процесс не удешевлялся; но после этого года происходит технологическое РТ в торговле – массовое появление новых видов торговли (Wallmart, склады-магазины и т.п.). Но с этого времени также начинается использование дешевой рабсилы в виде переноса производства в развивающиеся страны.
Продолжение обсуждения 3 этапа. Распространение капитализма из Англии на Европу шло по инвестиционному пути взаимодействия. Англия производила более дешевые ткани и защищала свой собственный таможенный барьер. Поэтому из нее производство переносится в Германию, но не с целью удешевить рабсилу (она там довольно дорогая), а чтобы охватить весь рынок. Лозунг последнего времени, который применяет к себе Россия – вложения в инфраструктуру, которая привлекает инвестиции; но для России это проблемно, ибо в стране дорогая рабсила. А потому, пока привлекают гастарбайтеров, инфраструктуру строят сколько угодно. В 2000 г. В.Л. Глазычев отмечал феномен одного не умирающего города Поволжья на 200 тыс. человек, где мужчины ездили на лето в Испанию на сбор клубники, приезжали с долларами и поддерживали локальную экономику (торговля, обслуживание, рабочие места, налоги). Иной пример – фирма, заключающая договор с районами Таджикистана, посылающими ей наиболее дисциплинированных и ответственных раотников, за что регионы регулярно получают до $400 тыс., что стимулирует их экономику. А потому схема с переносом производства везде работала. Но в случае с Англией нужно было строить инфраструктуру, а в случае «азиатского чуда» всегда имели место территории с высокой плотностью населения, и вопрос об инфраструктуре не стоял. Западные экономисты попали в собственную ловушку, говоря, что любая страна может развиться до уровня развитой. Строили модели роста (например, модель Ростоу). Первоначально вбрасывали инвестиции, после чего предполагалось, что экономика оторвется от «взлетной полосы» и полетит сама. И все верят, что можно производить импортозамещением, надо только прогнать «либерастическое правительство». Но вложения не сработали, хотя достоинств в моделях не очень много. В чем проблема инвестиционного пути? После переноса производства в развивающиеся страны одного «квадратика» все замечательно – есть богатый рынок в развитой стране, и то, что там кто-то потерял работу, неважно. Но как только «квадратиков» переносится все больше, возникает безработица, падение доходов и сворачивание рынков. А в развивающейся стране, где есть инвестиции, покупать не могут – там дешевая рабсила. Доходы финсектора от развивающейся страны непонятно куда вкладывать, а потому их вкладывают в кредиты в развитых странах: потребкредиты и госкредиты. Проценты кредита при этом падают. Плюс «инвестиции в разную фигню» вроде ИТ-сектора (без отдачи в целом по сектору, хотя по отдельности ИТ компании, конечно, могут принести доход), поскольку они надстраиваются и могут обеспечить занятость тем, кому больше заняться нечем и негде развиваться. В этот период не было проблем с производством – вопрос касался продажи. И сегодня пытаются поддерживать модель, доставшуюся в наследство. Полагание низкой ставки процента означает инфляцию, а если ее нет, то инфляцию «скрывают»; отсюда возникла традиция т.н. «альтернативной статистики» среди европейских экономистов. Австрийцы в представлении о деньгах близки к марксистам, считавшим подлинными деньгами золото; а потому всякий, кто хочет продвинуться в понимании денег дальше марксистов, становится австрийцем, ибо больше притиснуться не к кому. Итогом этого процесса является то, что в странах развитого мира наблюдается процесс вымывания среднего класса, ибо снижается поток потребительских кредитов. Что касается развивающихся стран, куда вынесено производство по инвестиционному пути взаимодействия, то там наблюдается феномен т.н. «ловушки среднего дохода», когда появившееся производство повысило уровень доходов населения с нижнего уровня до некоторого, более высокого, но дальнейшее их повышение оказывается невозможным из-за риска потери рынков сбыта и, тем самым, любых источников дохода вообще.
19. Международные потоки капиталаВ предыдущей лекции были рассмотрены три этапа работы финсектора, за счет чего он обеспечивал расширение продукции для потребсектора. 1 этап – рациональное использование природных ресурсов и низкая стоимость рабсилы. Нужно понимать, что крупной международной торговли ремесленными товарами не было до промышленной революции (только локальная); поэтому, если речь идет о поставках шелка, то здесь имеет место рациональное использование аграрной продукции, а не ремесленной – несмотря на ремесленную обработку, здесь имеет место наличие естественных преимуществ у одной из сторон. А потому дешевизна рабочей силы – это локальное явление Европы с ее маленькими государствами, когда торговля на близкие расстояния была межгосударственной. 2 этап – промышленная революция с ее технологическим РТ и вызванное им естественное РТ, с постоянным углублением. 3 этап – переход к погоне за дешевой рабсилой. Мы стали рассматривать взаимодействие развитых и развивающихся стран, и прервались на т.н. «ловушке среднего дохода» как ограничителе взаимодействия. В чем заключается эта ловушка? Кто последовательно включался во взаимодействие с американской системой? Япония и Германия. Особенно Япония, попав в эту ловушку в 1991 году, так с тех пор и болтается на достигнутом уровне. Но это высокий уровень, хотя и ниже, чем в США. Германия – особый случай, ибо ей удалось подмять под себя всю Европу, и на этом деле продвинуться гораздо больше Японии. И, конечно, проект евро для Германии оказался весьма эффективным, хотя на сегодняшний день он перестает работать. На втором этапе – Южная Корея. Казалось бы, при всех успехах этой страны и высокой диверсификацией ей не удалось пробиться в топ развитых стран. Она присоединилась позже, и ловушка среднего дохода у нее – 2/3 от развитых. И там тоже не меняется многое в течение пары десятилетий. Также есть Тайвань, Сингапур и Гонконг (вместе с Южной Кореей представляют собой т.н. «южноазиатских тигров»). С Сингапуром и Гонконгом – также особая ситуация, поскольку помимо того, что их развитие шло по пути инвестиционного взаимодействия, они также представляют собой центры финансового капитала. В Европе самая богатая страна по доходам населения – Люксембург: из-за того, что он – место сосредоточения финсектора. Там банк сидит на банке, и все жители работают в этой сфере. В этом смысле Гонконг и Сингапур также не показательны. В Тайване – чуть хуже, чем в Южной Корее. В какой-то момент к ним присоединились Китай, Малайзия, Филиппины и Индонезия. Сегодня к ним приближается Вьетнам, но это уже следующий этап. Индонезию можно вычеркнуть как не прошедшую через азиатский кризис 1998 года (там рухнула государственная власть, и прошло около 10 лет до того, чтоб хоть как-то стабилизировалась политическая обстановка). Сейчас нам говорят, что Китай находится в ловушке среднего дохода, но эта ловушка уже не 2/3 и не 1/3 от развитых стран, а, в зависимости от того, как считать, до $200 на душу населения по всему Китаю, до $600 – по прибрежным провинциям. Следующий этап – возродившаяся Индонезия, Вьетнам, Таиланд, Бангладеш (самое плотно населенное государство в мире). Большинство рубашек, продаваемых в российских магазинах, сделано в Бангладеш, а впервые Григорьев данные про Бангладеш узнал у Истерли, который говорит, что рубашечное производство в эту страну завезла Южная Корея, сделав инвестиции и перенеся свои фабрики. Конечно, уровень доходов в Бангладеш совсем низкий, но он там понижаться не будет. А перенос всегда требует удешевления рабсилы. Так, в Китае доходы доросли до некоторого уровня, гораздо более низкого, чем в Южной Корее, но уже [для инвесторов] становится необходимым поиск альтернатив. Сегодня также осваивается Мьянма (90 млн. чел.), Индия и Пакистан. Население этих стран сравнимое и сравнительно небольшое, и в этом смысле здесь есть также одна большая географическая проблема, связанная с Китаем: он оказался очень большой, и непонятно, что с ним делать; в него много вложено и на него много завязано, там большие в абсолютном выражении, хотя и маленькие на душу населения, ресурсы. И эта проблема сейчас всех очень сильно беспокоит, ибо в Китае произошло большое сосредоточение рисков финсектора; именно поэтому Китай, некогда спасший мировую экономику, сейчас угрожает ей. Однако надо понимать, рассматривая новые страны, что государства Индия как целостного образования не существует – это фикция, экономически раздробленная конфедерация: существует 20 с чем-то штатов, каждый из которых включается по отдельности. Кстати, почему в Индии есть ИТ? Потому, что промышленность, и все, что с ней связано, регулируется штатами (лицензии, согласования и откаты в бедной и нищей, но жадной и мощной бюрократии). С промышленностью в Индии все время было сложно что-то сделать. Когда первый раз пришла Джаната Бхарати (представитель правых сил в социалистической стране), то они попытались сделать какое-то общефедеральное законодательство, касающееся промышленности, но столкнулись с сопротивлением штатов и пошли на попятную. А вот чего не было в индийских штатах, так это регулирования сферы услуг и связанного с ними ИТ сектора. И потому, отдав промышленные решения штатам, было решено принять общефедеральное законодательство касательно ИТ и сферы услуг. Поскольку штаты не понимали, что это такое, они согласились. Потому-то Индия и специализируется на ИТ, что либеральное законодательство федерального уровня о нем – единственное, которое правительство смогло протащить для привлечения иностранных инвесторов. Сейчас они заходят на новый политический виток. Какова особенность взаимодействия перечисленных стран с более развитыми? Россия недавно пережила эту особенность, хотя теперь не участвует в этом, ибо есть нефть. Там нет важного инструмента, который называется «учетная ставка». Что делать, когда начинается кризис? Вот, говорят, что развитые страны понижают ставку. Но они – владельцы собственного капитала, и они делают это для своего финсектора. А если ставку понижает развивающаяся страна, то она это делает для чужого капитала, и он сначала прекращает приток, а затем начинает уходить из страны; с чего, собственно, и начинается кризис. Тогда надо повышать ставку, но сделать это в условиях высокой закредитованности нельзя. Создается неразрешимая ситуация с основным инструментом, в которую попадают центробанки развивающихся стран. Некоторые, как в свое время Стиглиц, говорят, что в перекредитованных экономиках ставку нужно понижать, ориентируясь на опыт США. Но понизить ставку – значит ускорить отток капитала и ускорить падение экономики. У нас – то же самое. Все говорят, что вот, ставка высокая, и нужно ее снизить, но никто не обращает внимание на то, что тогда курс доллара станет 100 рублей или выше. А если страны живут за счет экспорта (а таковы все развивающиеся страны), и все имеют кредиты в валюте, то что делать? Россия в некотором смысле особенная, поскольку у нее есть только нефть и вся остальная экономика. Нефть в основном кредитуется в валюте, а остальная экономика – в рублях, ибо иное бесмысленно (нет валютных доходов). Но кто кредитуется в валюте – тот пролетел. А потому в России две экономики: той, что кредитуется в валюте, интересен курс, а той, что в рублях – ставка. Отсюда происходят «битвы титанов». Поскольку живущая на экспорте экономика более однородна, постольку для нее, конечно, повышение ставки и остановка оттока капитала – это спасение. Это [верно] для Китая, который велик и который доходы от экспорта также пустил на свою промышленность. И на сегодняшний день примерно та же проблема стоит перед китайским ЦБ: одна экономика работает наружу, другая – внутрь. Однако, в отличие от России, китайская экспортно ориентированная экономика, наоборот, не государственная, а частная, тогда как на внутренний рынок работают госкомпании. А в Китае ожидается рост душевых доходов во внутренней экономике более $200 в месяц. Также рост доходов начался во Вьетнаме и Таиланде, в Бангладеш – пока нет. Все также с ужасом смотрят на потуги японцев что-то сделать с этой ситуацией. Как было сказано, Китай был привлекателен тем, что коммунистическая власть в нем худо-бедно построила инфраструктуру. В Малайзии и Филиппинах большие затраты на инфраструктуру не нужны в виду сильной территориальной ограниченности. То же самое касается Индонезии, Вьетнама и Таиланда. Проблема тех же Индии и Пакистана – в том, что, хотя и есть там дороги, построенные еще англичанами и как-то держащиеся на плаву, но все равно нужны вложения в инфраструктуру. В Африку не вкладываются потому, что там требуются огромные вложения в инфраструктуру. Там, конечно, есть некоторые вещи, построенные СССР, но все это требует модернизации. В любом случае это ловушка: кто будет строить инфраструктуру в тех же Мьянме, Индии и Пакистане? Сначала там что-то получат, и все начнет расти, подтягиваясь к доходу $400-500 или $200-300, и доходность будет невелика. Поначалу разрывы были гигантские, и Китай был просто подарком на фоне той же Южной Кореи. А дальше сильно особо не продвинешься. Почему такие цены доходности? Рабочему может хватить этих денег, но должна быть инфраструктура для организаторов процесса на местах – некоего рода средний класс. Все равно сильно не сэкономить. Вот, сейчас пытаются понять, что будет, если рухнет Китай. У Китая был шанс сделать национальную систему разделения труда, но они ее упустили. Была политика Дэн Сяопина, по сути – советская: сначала НЭП, затем территории разбиваются и через свободные экономические зоны начинается привлечение инвестиций. То есть хитрым образом проводится советская индустриализация, но на новом уровне. В любом случае модель Дэн Сяопина предполагала развитие внутеннего рынка, и уже к нему присоединяются иностранные инвестиции. Выяснилось, что НЭП и внутренний рынок выходят из-под контроля, их невозможно проконтролировать (за исключением их границы), а потому произошло переключение на чисто инвестиционный цикл развития. В изданных в США книгах, написанных китайцами, есть гигантский объем информации о судьбе предприятий, работающих на внутренний рынок Китая, и отмечается бурный расцвет нэпмановского рынка и последующее быстрое его сворачивание с переключением на иностранных инвесторов. СССР в некотором смысле повезло – он брал кредиты нефтью, лесом и золотом. Кроме того, существовал золотой стандарт, когда можно было добыть у себя на территории золото и расплатиться. В 1930-е гг. резко выросла добыча золота. И пока было золото, у СССР была возможность расплачиваться по кредитам. А сейчас Китаю можно расплатиться, только напечатав никому не нужные бумажные юани, к тому же золота в самом Китае мало. Европейский технологический уклад 1920-х гг. мы поймали – воевать в то время нам приходилось с Европой, а не с Америкой. Известно, что тот объем автомобилей, что производился в 1928 году, в следующий раз был произведен только в 1955 г. То есть был 27-летний провал, после которого вернулись к тому, на чем остановились. А у нас в основном автомобильная цивилизация. Григорьев всегда задавался вопросом о том, что если существует нечто важное для устроения мира и всего прочего [вроде автопрома], то будет ли это нечто центр мира отдавать какой-нибудь Индии или вообще отдавать кому-то? Нет, не будет. Вся электроника производится на Тайване, в Корее, где угодно, причем по некоторым компонентам эти страны являются монополистами. А вот чего не отдали, так это производство металлорежущих станков, расположенное всего в четырех странах: в Германии, Японии, Британии и США. Плюс немного такого производства есть в России.
Посмотрим на ситуацию со стороны развитых стран – прежде всего, США и Европы: Германия- Швейцария-Австрия-Швеция-Британия; не считая даже Франции, а Британия после Тэтчер – центр финансового капитала, промышленности в стране очень мало, хотя есть нефть, как в Голландии. Пока все росло, все развивались. Испания в 2000-х гг. понастроила инфраструктуру (как Китай) – в частности, создала индустрию скоростных ЖД (хотя сегодня их больше никто не делает). Но как только в Испании упала стоимость рабсилы, а в Китае она выросла, процесс пошел в Испании. Сегодня там пошли вверх потребкредиты и даже ипотека (появляется спрос на понастроенную недвижимость, которая долгое время была пустой). Но это, еще раз, инфраструктура – как в Китае: дороги, ведущие в никуда, и аэропорты, которые ни разу не использовались, а также новенькие, но пустующие, города. А вот когда снизилась стоимость рабсилы, все это более-менее оказалось востребовано. Перенос производства в развивающиеся страны снижает доходы в развитых, что компенсировалось различными формами кредитования, а также инвестициями в непонятно что, что может быть когда-нибудь даст какую-то отдачу. И этот пузырь сегодня схлопнулся. На место этого пузыря пришли гигантские госрасходы. Всюду выросли госдолги и продолжают расти, но это единственное, чем можно заткнуть образующуюся дыру в расходах. Бен Бернанке проводил политику финансовых вливаний, известную как политика количественных смягчений. Однако последствия всего этого в смысле продолжительности существования неизвестны. Вообще говоря, все устроено так, что развитые страны (прежде всего, США) могут продолжать некоторое время вбрасывать потребительские деньги за счет роста госдолга. Вот, напечатали порядка $6-7 трлн. с 2009 г., но из них $4 трлн. взяла на баланс ФРС. Из них где-то $2 трлн. госдолга она взяла на баланс, а все остальное – это тот мусор, что остался от пузыря у банков. Проблема – в одном. По идее, для ФРС было бы прозрачнее и логичнее брать себе на баланс только госдолг. Хотя они это делают не напрямую: операции на открытом рынке разрешены, а потому долги государства покупаются после их публикации на таком рынке. Продавая и покупая гособлигации на нем, ФРС регулирует объем денежной массы. Но ФРС взял и мусор, поскольку с ним все было достаточно плохо. У глобального и американского финсекторов все до сих пор плохо: растут и копятся плохие балансы и долги. И американцы могут продолжать это делать какое-то время. Проблема в том, что весь мир смотрит на это и теряет доверие к доллару; эта потеря доверия достаточно абстрактная, но доллар ничем нельзя заменить. Доверие к валюте – это, в действительности, доверие к рынкам, ибо на валюту можно что-то приобретать на рынке, где все есть. А заменить валюту – значит заменить систему рынков, выстроив их вокруг новой валюты. Но существующая система выстраивалась сначала вокруг золота, затем – вокруг доллара, естественным образом и в течение сотен лет. А как заменить сейчас? При том, что абстрактное доверие рушится, и рынки падают. И это сегодня самое страшное. Вопрос: то есть сейчас начинается возрождение бумажных денег? Ответ: да, в том числе – от неправильного экономического образования, которое нам говорит, что если вбрасываются деньги, то это инфляция; а мы неоднократно видели, что это не всегда так, и может закончиться дефляцией. Если посмотреть сегодняшние цены по всему миру, то можно видеть совершенно откровенную дефляцию (так, в январе 2015 г. в США была дефляция). Из дефляционного кризиса нужно выйти аккуратно. Сейчас спрашивают, когда государство начнет продавать облигации на рынке, и этот вопрос естественен в рамках традиционного экономического представления; стали ставиться вопросы, не обрушит ли массовый рынок вброс облигаций. Конечно, ФРС никогда не будет их продавать. При этом падает доверие к валюте. Но главное – непонятен механизм: если все делать, как сейчас, через рынок, то он подвержен паникам: если на рынках появилось недоверие к валюте, то выпущенное государством могут не купить, при очень высоком проценте. А дальше все будет экстраполироваться, ухудшаться, и придется переходить к прямому финансированию. А если допустить аккуратное печатание денег государством, то тоже непонятно: потому что когда они проходят через рынок, то проходят контроль со стороны массы участников рынка; собственно, инфляционное ожидание и есть то, чего ждут участники рынка. Как говорил М. Фридман, важна не сама инфляция, а инфляционные ожидания, которые может дать только рынок. Нет самого механизма пополнения потребительских денег. А рыночный механизм может дать неожиданный сбой. Пока это коснулось только Европы, вызвав кризис 2010 года. Как его удалось погасить? Пока М. Драги не вышел и не сказал примерно то, что сделала Э. Набиуллина (заявив, что будет продавать в любой момент столько долларов, сколько сочтет нужным): мы берем на себя обязательства в любой момент скупать облигации себе на баланс в неограниченном количестве. То есть по сути он пообещал, что будет делать то же самое, что Б. Бернанке. И только так удалось погасить долговой кризис, но ведь сам кризис-то был! В то время речь шла о банкротстве стран PIGS. Но, в отличие от Набиуллиной, Драги поверили. Поскольку европейская экономика де-факто остановилась, все деньги пошли на покупку гособлигаций. Поэтому там сейчас низкие ставки, а сами облигации стали не дороже американских. Но это лишний раз доказывает, что евро – фейковая валюта. Доверие к валюте реально падает, причем не только среди простых граждан. Аналитики крупных компаний, банков и т.д. говорят о долларе как о чем-то сомнительном. Более того, понятно, что если какие-то страны захотят играть в свою игру и отвязываться от доллара, то это не сильно поможет. Рухнув, они продемонстрируют себя в качестве плохой антитезы. Но и в этом случае непонятно: доллар, который неограниченно печатается для поддержания благосостояния американских граждан, вообще ничем не обеспечен, кроме этого благосостояния. Но при этом, поскольку потребление этими гражданами товаров со всего мира является единственным мотором и смыслом существования всей мировой экономики, возникает вопрос о том, возможно ли в принципе куда-то сдвинуться. Если американское население начнет беднеть, то тот же Китай не разбогатеет с этого, но первым умрет, а также Россия, поскольку ее нефть будет никому не нужна. Вопрос: вы в своем интервью сказали, что 70 рублей за доллар – логический предел для нас. Можно объяснить, почему именно 70? Ведь мы не сможем поддерживать ту инфраструктуру, что есть у нас сейчас? Ответ: здесь все просто, в России есть разница в инфляции с долларом последние 15 лет, с динамикой курса. Сведение этой разницы достигается при 100 и более. Это если не считать, что в 2000 году был справедливый курс рубля и доллара. На самом деле он, конечно, был занижен из-за заниженных цен на нефть, и если исходить из более высоких нефтяных цен, то где-то, на пальцах, получается коридор в 60-70 рублей за доллар как фундаментальный курс. Реплика: но дальше мы просто вываливаемся из той ситуации, в которой находимся сейчас, ибо развивается совершенно иной сценарий в экономике. Вопрос: в чем конкретно проявляется уменьшение доверия в доллару: резервы уменьшаются, или что? Ответ: они уже в евро стремительно уменьшаются; ведь здесь есть еще одна психологическая вещь: все в свое время поверили в то, что евро – еще одна мировая резервная валюта. И вот с евро происходит черт знает что. Но если это происходит с мировой валютой, то почему этого же самого не может произойти с другой мировой валютой? В этом рассуждении логики не очень много – от кого здесь требуется логика: от человека, который говорит, что вот, у меня есть триллионы, и я должен обеспечивать рост, но не могу этого сделать. А это же деньги не собственные. У финсектора своих денег не так много: капиталы банков, уставные фонды. А все остальное – деньги вкладчиков-инвесторов. Все говорят: давайте накажем банки. Но банки оперируют деньгами граждан и, наказывая банки, наказывают самих себя. Мы здесь откровенно говорим, что доллары печатаются для поддержания уровня жизни американского населения, поскольку это единственное, что дает основания для существования всей мировой экономики. И каждый кусочек этого нарратива известен. Это не Григорьев придумал – про это рассказано достаточно давно. Но тогда считалось, что рост доходов происходит сам по себе, без участия государства, при росте производительности труда [и росте экономики]; но сейчас роста производительности труда нет, а есть чистый процесс печатания денег, не обеспеченных ничем и выпущенных ни подо что. То есть имеет место непонимание самого процесса, а также следствий из него. Ортодоксия говорит, что Китай, например, может стать второй Америкой, если сильно постарается: если он вовремя нарастит внутреннее потребление; и вдруг юань станет мировой валютой. Подобное можно сказать и про Румынию. И еще этот процесс – медленный: сначала рухнут китайцы, и этот страх уйдет. Здесь все непонятно. Слушатели лекции теперь думают, как Григорьев, и считают, что так думать нормально. Но они думают совсем не так, как все остальные. А ведь в США тоже все думают, что Бернанке занимался экспериментами. Дж. Йеллен (нынешний глава ФРС) процесс повышения ставки называет нормализацией кредитно-денежной политики. То есть для них то, что сейчас происходит – ненормально. А Бернанке, магу-чародею, каким-то непонятным образом повезло: он все сделал вопреки учебникам, и у него получилось (и в этом смысле он не австриец, поскольку австриец такого бы не сделал – он историк, ибо изучал Великую Депрессию). Австрийцы бы советовали повышать ставку. А что значит «не повышать ставку»? Йеллен этого не понимает. А следует еще раз повториться, что эффект пока не очень виден. В 2009-2010 годах качели сработали очень быстро, нежели сейчас. Но видно, что американская экономика медленно опускается, а в европейской все уже получше. А если американская еще упадет, а европейская еще вырастет, то Йеллен придется снова объявлять QE. В этом и состоит подрыв доверия к доллару: американцы никому не могут объяснить причины своего финансового поведения, тогда как все остальные смотрят и говорят: «это же невероятно!». Вопрос: можно ли сказать, что само доверие к доллару – это умение правильно выстраивать политику ФРС? Ответ: нет, вокруг ложных теорий они не могут выстроить никакой политики. А других теорий у них нет. Они всегда будут работать против ожиданий себя и рынков. ФРС перелопачивает груду данных, и они, действительно, принимают решения на основании наиболее объективной картины; тогда как все остальные работают с фрагментарными данными и, соответственно, располагают видением лишь части картины. И есть общее видение общей картины, которое дает экономическая теория. Но в ФРС привыкли к тому, что экономическая теория расходится с наблюдаемым, тогда как все остальные реальной широкой картины не видят. Вопрос: а что Вы можете сказать о зоне свободной торговле? Ответ: это палка о двух концах, там все неоднозначно. У Европы есть свои претензии к США, заставляющие их также желать зону свободной торговли. Например, в США нет собственного законодательства по госзакупкам и госзаказам. И в стране поощряется производительность данного штата (даже не общеамериканского производителя), но уж точно не европейского. Поэтому европейцам, которые давно пытаются прорваться на рынок госзакупок Штатов, сделали свободную торговлю в смысле ликвидации свободных барьеров внутри США. Но здесь речь идет об очень большом рынке. Иное дело, что переговоры здесь идут очень сложно, поскольку американцы будут стремиться защитить свои штаты. Но если так, то европейцы зададутся вопросом об осмысленности такого предприятия. Там есть интересы у той и у другой стороны, и все зависит от конкретных вещей, но Григорьев думает, что переговоры будут сложные и долгие. Это не вопрос «выкручивания рук».
20. Управление фирмой: проблематизацияЭтот цикл лекций скоро будет закончен. Он был не такой ясный и прозрачный, как предыдущий, построенный на ранее проработанном материале – расширенном и дополненном. Этот курс был более спонтанным и исследовательским. Пока сложно сказать, сколько еще будет лекций. Вернемся к управлению. Будут описаны две проблемы, уже отчасти рассмотренные ранее, в обобщенном виде. И рассуждения по поводу этих проблем будут в ходе следующих лекций. Первая из них – общеэкономическая. Существует представление о существовании общих законов и подходов к управлению, не зависящих ни от чего, а потому ищут общую схему. Сама схема при этом не находится, между тем сама эта проблема поднята едва ли не 180 лет тому назад. Со всех сторон она рассматривалась во все новых идеях и подходах, и данное обстоятельство могло бы заставить задуматься тех, кто занимается подобными вещами (если бы они проанализировали историю своей науки) о том, что, может быть, и не существует единых законов, подходов и методов управления, а сами они являются функцией от чего-то – например, от действующей макроэкономической ситуации. В ортодоксии считается, что экономический рост – некая данность и закономерность, что экономика всегда растет, а если роста нет, то имеет место что-то необычное, то есть кто-то ошибся, и это называется кризисом. В рамках неокономики говорится, что экономический рост современного типа сложился при определенных условиях, поддерживался достаточно долгое время за счет включавшихся в процесс случайных факторов, которые перестали работать. Был рост, и что-то с ним происходило, а сегодня существуют совсем иные экономические условия, в которых существуют нулевые темпы роста, знаменующие собой упадок либо откат назад (что сейчас и будет обсуждено); а раз так, то создававшиеся на раннем этапе фирмы, а также те, что существуют сейчас, находятся в разных условиях, поэтому подходы к оценке их эффективности и того, что является их фактором роста, разные. Когда мы говорим об общеэкономических условиях, в голову приходят два фактора, способствовавших повышению эффективности фирм: 1) эффект масштаба, который когда-то наблюдали (но вопрос в том, всегда ли он наблюдаем) и 2) скорость прохода – то, что косвенно слышится от Голдратта и Тойотовской модели (хотя Тойота никакого термина не использует, а вся терминология у них перепутана). Что имеется в виду? Фирма есть лишь отражение финсектора, и закономерности лучше всего смотреть на нем. Так, есть два рынка, и за время tчерез разные операции доставляется товар с дешевого рынка на дорогой (закупка товара, аренда склада, транспортировка и т.п.). Продажа товара на дорогом рынке дает Dр. И здесь очень хорошо видно противоречие между эффектом масштаба и скоростью прохода. Так, мы закупили у первого попавшегося производителя партию товара, и чем раньше мы ее доставим на дорогой рынок, тем быстрее получим прибыль и сможем нарастить объемы деятельности. И здесь уже появляется технологическое РТ. Ведь что значит быстрее? Было бы идеально, если бы постоянно отправлялись небольшие партии товара на рынок, и тогда просто за счет ускорения оборота получается бОльшая прибыль. Но тут мы сталкиваемся с проблемой эффекта масштаба: ведь если речь идет о доставке морем, то чем: маленьким суденышком или большим кораблем? Использование большого корабля может перебить доходы, получаемые от ускорения доставки. Поэтому мы вынуждены накопить определенную сумму на дешевом рынке и отправить полную партию. Также про управление с учетом общеэкономических условий сложно говорить в виду многочисленности факторов. И есть еще вопрос о том, каким капиталом мы обладаем изначально – большим или маленьким: сама стратегия зависит от него. Позже, по мере развития финсектора, возможности привлечения чужого капитала также меняются. Но когда мы пытаемся воспользоваться эффектом масштаба, у нас в действительности увеличивается время t. Когда у нас емкий рынок с мощной волной спроса, это не влияет: неважно, какую партию отправили, ее все равно купят с одинаковой скоростью (t´³t). И опять-таки, встает вопрос о величине капитала. Если дорогой рынок заполняется и падает разность потенциалов двух рынков, то t´ может сильно отличаться от t. И тогда выясняется, что этот фактор замедляет все экономические процессы, снижая прибыльность и доходность. На это обращают особое внимание тойотовцы, хотя и смешивают все в одну кучу: в первую очередь растет время, но сами стадии остаются теми же самыми, а потому растут задержки на каждой из них: то большой склад долго заполняется, то гигантский контейнеровоз, который потом долго идет по морю, и все это проходит через систему складов, поскольку речь идет не о точечных рынках, а о географически определенных. И выясняется, что в сложившейся системе, хотя товар и пользуется спросом, уровень доходности основной массы потребителей падает, что и происходит сегодня в западном мире. И поэтому доставка даже нужного товара, который мог бы быть продан, становится неэффективной, из чего происходят убытки. Что все это означает для отдельной фирмы? Что происходит и с финсектором, и с самой фирмой? Благодаря использованию эффекта масштаба процесс производства оказался разбит на независимые фирмы. При мощной волне эффектом масштаба можно было пользоваться, и производственный процесс разделяли на разные стадии. Впоследствии выясняется, что благодаря естественому РТ и его особенностям, а также благодаря механизации НТП, множество работников можно заменить машиной. Однако на первой стадии в производственной колбасе объем производимой продукции один, на второй – другой, и т.д. Все зависит от особенностей отраслевой структуры. До какого-то момента все это находится в рамках одной фирмы, пока не находится кто-то [в производственной колбасе], кто ставит мощную машину, которая будет снабжать многих потребителей, всем все удешевит и будет эффективно. Почему единый процесс производства делится на разные фирмы? Просто потому, что условия реализации эффекта масштаба не пропорциональны и различны в разных видах деятельности. Например, если нужны гайки, то они поначалу производятся самостоятельно под каждую стадию по 100 штук в день, но вот появляется машина, производящая их по 10 000 в час; в рамках одного предприятия применить такую машину невозможно, потому производящая гайки фирма отделяется, и то же самое делают другие. И вся цепочка разбивается на разные фирмы. Когда у нас эффект масштаба не работает, ибо связан с большим ростом t´, то способ повышения эффективности фирмы – уменьшение t, но это все касается всего процесса, тогда как отдельная фирма находится в середине – ей-то что делать? На самом деле все участники цепочки находятся в недоумении, деля убытки, пока самый близкий к потребителю не начнет думать, как уменьшить t´, и не начнет переговоры по всей цепочке для ускорения tи потере на эффекте масштаба. В этом – вся идеология тойотовского подхода, предполагающего переход от конца к началу: надо выбрать поставщиков, заключить с ними соглашение и т.д. Скорость прохода увеличена за счет быстрого реагирования на заказы потребителей. И, соответственно, мы включаем в нашу цепочку следующих, в направлении к началу цепочки. Тойота является для своих поставщиков крупным потребителем. Она их может уговорить на это, но если речь идет не о Тойоте, а о ком-то меньшем (например, о третьей в цепочке фирме), то она отдает лишь 3% от того, что производит. Ей говорят: вы по этим 3% своего производства преобразуйтесь, а остальное нас не волнует. А у этой фирмы, производящей гайки, таких конечных фирм – миллион. Конечно, тойотовская идея понятна с точки зрения текущего анализа – что она делает и почему. Но не всякое сокращение tдает эффект, который может компенсировать эффект масштаба – все зависит от вида конкретных производств. Но там, где это возможно, в действительности речь идет о крайне непонятном процессе. Так, если для первой фирмы Тойота является потребителем 50% продукции, это имеет смысл, если для второй 20% – может быть, имеет смысл, а если 3%, то не имеет. При этом фирмы могут преодолеть эффект масштаба лишь на том участке, о котором они договорились, но это лишь означает, что третья фирма остается в убытке, ибо участвует неэффективно, потому возникает риск того, что третья фирма может просто выпасть из своей ниши. Все эти ситуации сегодня реальны. С 1970-х гг. волна спроса в целом фактически сошла на нет (хотя осталась на отдельные товары в связи с заменой, модой и т.п. вещами). Возникает куча проблем. Тому, кто ближе к потребителю, легче решить вопрос. А что делать небольшой фирме, занимающей эту нишу в цепочке? Поэтому все время на семинарах декларировался не всегда понятный лозунг о том, что надо двигаться в сторону потребителя. Но как этой фирме двинуться к нему? В книжках про Тойоту приводится пример про японскую фирму, которая внедрила подходы Тойоты, но была не в местах потребителя. Кстати, Тойота также не в местах потребителя, не конечная фирма. Конечные – это дилеры, которые лишь на позднем этапе занялись выстраиванием дилерской сети, и в этом смысле сдвинулись к потребителю. А между тем дилеры не обязательно д.б. тойотовскими – на одной марке невозможно просуществовать даже в городе-миллионнике: может, в США и могут существовать дилеры одной марки, но этот случай не для России. И эта проблема, кстати, существует для очень многих – продовольственная цепочка, к примеру, также утыкается в крупные сети («Магнит» – самый большой по России). А японская фирма, чтобы реализовать принципы тойотовского управления, ушла полностью на другой рынок, выбрав другого потребителя – японское государство, воспользовавшись волной спроса в 1990-е и 2000-е гг., созданной японским государством: пытаясь побороть кризис, наращивались госрасходы и госдолг и широко раздавались госзаказы. И фирма нашла волну спроса – понятно, что весьма своеобразную. Верен вывод о том, что сетевые форматы торговли сегодня являются одним из мощных тормозов для выхода отдельных фирм к потребителю: возможности повышения эффективности производства и расширения, наверное, есть, но их невозможно реализовать. Кто-то может двигаться к потребителю. А что посоветовать производителю гаек? Эта проблема неразрешима. Ее нужно смотреть с конца (с потребителя). Но это совсем другой масштаб задачи. То есть общеэкономическое понимание не всегда можно претворить в конкретные рекомендации. Вопрос: то есть получается, что конечная фирма [возле потребителя] – самая большая? Ответ: нет. При этом на разных этапах производства может быть самое разное количество фирм. Допустим, в производственной цепочке было 100 фирм. 40 выбыло, и оставшиеся 60 как-то смогли поднять цену и просуществовать, при этом сама цепочка иначе выглядит. А вот если там речь идет о нескольких ключевых фирмах, то другое дело. Кроме того, каждая из цепочек – участник других цепочек. Григорьев пока не видит никакого способа работы с повышением эффективности производства. Все остальное – это упомянутые в начале лекции два условия и определение архитектуры цепочек фирм. Здесь можно что-то сделать, и все инструменты для проведения такого анализа имеются при условии доступности всех данных. Однако ни одна из фирм в цепочке не в состоянии организовать всю цепочку. Тойота может, ибо она большая. Хотя там есть свои сложности. Конечно, изменение цепочки, возможно, и приведет к перестройке эффективности системы, но эта система застыла и непонятно, в каком положении находится. Еще раз, какие-то отдельные решения могут быть. Такова первая проблема. Вопрос: то есть внутренними силами здесь ничего не решить: должно вмешиваться государство или кто-то еще? Ответ: кто-то должен это решать, будучи сверху системы, и это не обязательно государство. Кого, например, в российском Кремле или в американском Белом Доме это вообще волнует? Они называют себя государством, но они же не будут этим заниматься. Вопрос: но ведь получается, что государство имеет возможности, но не имеет мотивации, так? Ответ: вопрос о том, что есть государство, а также что оно должно делать и почему, выходит за рамки данной темы. Как сейчас государство этим займется? Реплика: получается такой вывод, что при отсутствии спроса в цепочках само по себе ничего не изменится. Ответ: погоня за эффектом масштаба была излишней – перестарались; полностью его отменить нельзя, как об этом говорят тойотовцы: он все равно в каком-то виде останется; и в том, что они не видят этой границы, как раз недостаток. Повысить можно, насколько – неизвестно (м.б. даже существенно). Еще один полезный урок, который нам дает Тойота: эффект масштаба связан с РТ и определенными проблемами НТП. Про это уже было сказано. Чем больше РТ (в понимании неокономики), тем более масштабен НТП. Тойотовский опыт говорит, что если эффект масштаба замещается эффектом скорости прохода, то это значит, что не всюду, но кое-где, должен быть снижен уровень РТ, то есть где-то нужно получить более разносторонних инженеров или менеджеров – например, менеджер по продажам должен начать хоть немного разбираться в технике. Пример того, где в США и Европе сработали тойотовские методы – это Пратт & Уитни с хорошей инженерной школой и сложной продукцией, требовавшей изначально даже от рабочих высокой квалификации, которую можно было повышать, расширять и т.д., а также Порше, которая по сути инжиниринговая фирма (имеющая автомобили в качестве побочного продукта), также требующая высокой квалификации от рабочих, что также позволило внедрить тойотовские методы. Этот процесс также вызывает очень серьезные трудности в управлении производством, о которых также говорится. По Пратт & Уитни это хорошо видно: там очень высокий уровень индивидуальных заказов: на каждую серию самолетов нужны только ремонт и поддержка. Что делать с высококвалифицированными рабочими, созданными на стадии производства? Выгонять? Но тогда придется затрачивать усилия на следующей стадии, а главное – пойдут ли к ним, если к квалифицированным кадрам, к которым предъявляются особые требования, относятся как к расходному материалу? Хотя уйти к конкурентам кадры вряд ли смогут, поскольку у Пратт & Уитни нет конкурентов. Как бы то ни было, кадры могут потеряться. Специалисты не будут сидеть и ждать, пока их позовут обратно – это не российские специалисты. И это только одна проблема, связанная со снижением уровня РТ. Другая проблема – как мотивировать сотрудников. Вопрос: а почему только одна фирма? Почему несколько фирм с себя не снимут проблему, выделив отдельный кусок в отдельную фирму? Почему бы им не договориться, не являясь участниками одной цепочки? Ответ: а кто возьмет на себя этот труд? Вот, наверняка скажут опять, что государство. Реплика: если это группа компаний, то они могут выделить подразделение в отдельную фирму. Ответ: эту проблему пытаются решать. Тот же Пратт & Уитни: поскольку компания также работала со своими поставщиками, она формировала специальные группы из квалифицированных рабочих и инженеров на производственной стадии, работавших с поставщиками, и у последних перестраивали производство под стандарты Пратт & Уитни. Но проблема мотивации все равно есть: сколько платить рабочим? Очень просто управлять, когда есть эффект масштаба: условно говоря, чем больше протащишь, тем больше получишь (тейлоровская, и в некотором смысле – фордовская, система): все зависит от выработки. А здесь, например, у человека есть пять компетенций: в данную неделю он две задействует, три не задействует. Ему надо платить за три остальные? Это современное представление проблемы управления фирмой с точки зрения Маха. Вопрос: а пожизненный найм как-то решает эту проблему? Ответ: это сильно помогло Тойоте. Но, опять же, у Тойоты пожизненный найм, а у других – не пожизненный. И неизвестно, смогла бы Тойота выжить в таких условиях, ибо это ресурс фирмы. Когда гуру Тойоты приезжают в США, то там всегда возникает вопрос о том, что в США нужно увольнять людей, но неизвестно, как люди будут участвовать в перестройке производства, если будут знать, что их уволят. Для этого разработана целая система рекомендаций.
Далее, с одной стороны, идет речь о более внутренней проблеме, с другой – о социальной (как в предыдущем случае). Об этом уже много говорилось в разных местех, и решения пока что нет. Как организовать изменение фирмы? Многие фирмы управляются отвратительно, и можно найти множество направлений, по которым они теряют деньги и прочие ресурсы. Экономисты нам говорят, что фирмы не могут управляться плохо, поскольку они разорятся в связи с конкуренцией. Но если никто не знает, как управлять фирмой, и сталкиваются с одинаковыми проблемами, то получается соревнование инвалидов против инвалидов. Нам говорят, что управление – это Олимпийские игры, а на самом деле это Паралимпийские игры. Почему плохо? Уже было сказано, что идеальная фирма работает как часы – от начала до конца. Был единый производственный процесс, его разбили на кусочки, и в каждой ячейке сидит специализированный человек, работающий в едином такте. В неокономике это называется рутиной. На самом деле термин «рутина» не совсем верный: так, в «эволюционной» школе управления этим термином называют большой массив внутрифирменных матриц АОДа, связанного с устоявшимися процедурами принятия решений (о ценообразовании, инновациях и т.д.); при этом речь идет именно о комплексе матриц – потому, что если уходит один человек со своей матрицей и приходит новый, то он должен приспособиться к ним. Конечно, здесь имеют место своего рода мутации, то есть кто-то пришел со своеобразной матрицей и приспособился к ним, но и остальные приспособились к нему. И до них этот термин употреблялся, просто они его плотно ввели в научный оборот, и сейчас он также достаточно активно используется в рассматриваемом смысле; то есть слово занято, не говоря про то, что и без того приходится объяснять отличие рутины от бизнес-процесса. Но эта система не может существовать долго. Далее возникает целая куча проблем, про одну из которых уже было сказано, что в рамках эффекта масштаба могут выпадать звенья. Кроме того, по опыту происходит так, что не весь процесс ремесленного труда сразу рутинизируется. Поскольку как раз крайние точки (закупка сырья и продажа продукции) сразу сосредотачиваются в ведении хозяина, который поначалу не отдаст это дело на сторону. По мере развития фирмы он отдает эти вещи на сторону: создает отдел, нанимает консультанта по работе этого отдела. Но поскольку изначально эти отделы не включены сюда, а находятся «сверху», формируется иерархия и нарушается система управления. Кстати, еще одна тойотовская фенька, также встречающая сильное сопротивление. Они говорят, что с очень многими офисными сотрудниками поступают «нехорошо»: говорят им, что нужно идти из офисов на производство. А дальше формируется иерархия, в нее начинают включаться координаторы того, что выпало. Самый мощный процесс порчи фирмы произошел в 1970-е годы, когда кончилась волна спроса, тогда как все фирмы были рассчитаны на обслуживание старой волны спроса. Именно тогда появилось модное слово «диверсификация»: если существующее оборудование используется не полностью, то нужно найти оборудование под какие-то другие потоки заказов. А дальше возникает вопрос о координации потоков, и наращивается над всем этим координирующая верхушка. В книге «Цель-1» Голдратта можно видеть описание реального предприятия; оно когда-то было создано под какую-то продукцию, и создание это было осмысленным; закупалось конкретное оборудование – может быть, под несколько видов смежной продукции, но на которую был понятен спрос. Нам описывают ситуацию, когда производят совершенно разную номенклатуру товаров с совершенно разным спросом. Бардак происходит оттого, что созданное под какой-то продукт (проект, программу, стратегию) предприятие воспринимается по принципу «давайте напихаем туда разное оборудование, и пусть оно что-нибудь делает», будем считать это эффективной инвестицией и что-то с него требовать. Сейчас же на производстве создается все, что попадется под руки, и непонятно, как все координировать с мощностями, рабочими и т.д. То есть испортилась рутина. А когда это происходит, возникает известная война между офисом и производством. И у Голдратта это описано. И вот, на волне диверсификации фирм 1970-х годов появляется ресурсная концепция фирмы, согласно которой фирма есть «пучок ресурсов» (по аналогии с «пучком контрактов»), когда есть оборудование и компетенции, и надо только искать на рынке заказы, подходящие под этот поток ресурсов. Многие, действительно, выжили, но только потому, что все так поступали. При этом существует возможность хотя бы частично восстановить нормальную рутинную деятельность хотя бы по некоторым видам. Для того, чтобы это сделать, возникает проблема собственника: нужно, чтобы кто-то посмотрел на процесс фирмы сверху и в целом. При этом директор не может посмотреть в силу специфики своего положения (за редкими исключениями, как в «Цели-1»): директор смотрит через иерархию, через которую ему поставляют информацию; он видит все проблемы фирмы через призму того, что ему дают подчиненные. А еще есть более высокий дивизион начальства. Но проблема в том, что эта позиция по сути своей предпринимательская: человек, ее занимающий, станет конкурентом директору и владельцу бизнеса. Такая позиция м.б. реализована, когда фирма создается, а когда фирма уже есть, то встать в предпринимательскую позицию уже практически невозможно – она конфликтна. Очень часто ее невозможно создать полностью. Идеал недостижим, но можно ли к нему хоть как-то приблизиться? Опять же, кто должен стать в эту позицию: внутренний человек или внешний? В предпринимательсую позицию встают. Будучи сам наемным работником, а не предпринимателем, человек, скорее, станет всем остальным рассказывать в курилке о том, как все фигово устроено, и как можно было бы хорошо устроиться и пользоваться популярностью у работников. Но тогда д.б какие-то поощрения, ибо это означает принятие на себя рисков. Современные формы трудовых контрактов не предполагают предпринимателя. Так что изнутри стать в позицию предпринимателя нельзя, ибо тогда будет недоверие из-за отсутствия рисков. Как извне занять такую позицию? Единственный способ – это privateequity, но этот принцип иной раз мало отличается от рейдерства – как по намерениям, так и по результатам. Действительный риск предпринимателя здесь состоит в том, что поначалу он будет несколько месяцев бесплатно работать. Вопрос: а если рассмотреть ситуацию, когда специально кого-то приглашают в компанию? Ответ: ну пригласили – и что? Он действует в рамках решения и ничем не рискует. Приглашают по принципу «я вам сделаю красиво, стоит это столько-то». А будет эффект или нет – отдельная тема. Результат консультационной деятельности – это когда принято, подписано и оплачено, и в этой области как раз царит самая большая корпоративная коррупция, причем двойная: если кто-то заказал, то идет, во-первых, договор о распиле, а во-вторых, как бонус, идут такие предложения, что тот, кто заказал, в рамках новой системы повысил свой статус во внутренней иерархии. И он, конечно, доволен, отчитываясь о том, что вот, были такие-то ребята и справились с задачей на ура. А почему их наняли? Вот, посмотрите на их толстое успешное досье. Проблема эта социальная потому, что нет позиционирования этой деятельности. Ведь предпринимательская, или творческая, деятельность не то что совершенно отсутствует, но в истории осуществлялась лишь в определенных ситуациях – в первую очередь, когда сам предприниматель создавал фирму, либо в случае privateequity; то есть возможности [в принципе] есть. Но как массовое явление сегодня речь идет не о создании новой фирмы, а об изменении старой при неизменной форме собственности, и позиционирования этого нет – при том, что есть люди с предпринимательскиими умениями и жилками. В этом смысле общественный предпринимательский ресурс остается не востребованным. Причем сейчас, в условиях схода волны спроса на нет, возможностей создавать новые компании практически не существует. Люди, обладающие этими качествами, в XIXвеке были сильно востребованы, и строили современную цивилизацию, но сейчас они не востребованы.
21. Актуальные вопросы и ответыЭта лекция в данном цикле последняя. Григорьевым были просмотрены все свои записи, замечания, планы и все, что относится к данному курсу, но он не нашел там ничего, что соответствовало бы настоящему лекционному формату. Возможно, в связи с текущей темой будет возобновлен семинарский формат. И это была плохая новость. Хорошая новость – в том, что по вторникам теперь будут идти семинары, но тему еще предстоит уточнить. В связи с этим возможны предложения. У Григорьева были свои ожидания от этого курса. Есть методология, позволяющая порождать смыслы, однако всегда, начиная процесс, неизвестно, куда придешь. Были ожидания того, что можно выделить отдельную теорию фирмы, не зависящую от других разделов неокономики. Но, чем дальше мы двигались, тем больше было видно, что фирма как институт повторяет траектории развития макроэкономики, финсектора. И, если сейчас мы говорим о смерти финсектора, то можно констатировать, что мы присутствуем и при смерти института фирмы. Это не значит, что все [фирмы] сейчас умрут-пропадут – они будут существовать, и с ними что-то будет происходить, они будут толкаться. Уже было сказано про то, что возможности извлекать потребительские деньги и получать с них прибыль у финсектора закончились, и в этом смысле он, несмотря на продолжающееся существование, причем в гигантских своих размерах, и активные процессы в нем, перестает делать то, для чего был предназначен. Вопрос: то есть производительные силы не соответствуют производственным отношениям, если вспоминать марксизм? Ответ: в таких терминах Григорьев точно не мыслит [эти вещи]. Производительные силы, действительно, развились до определенного уровня, но они уже, действительно, не генерируют развитие, и нет той возможности удешевления товаров, которая была раньше. Действительно, если переносить производство в Китай, а затем последовательно еще куда-то, то какая-то определенная маржа еще будет; но это совсем не те эффекты, которые наблюдались в предыдущие годы. Еще раз: последний из трех циклов развития финсектора, связанных с удешевлением рабсилы [см. 19 лекцию, 1 часть] также заканчивается: ну будем мы переносить [капиталы] в более дешевые страны, и какая-то маржа, может, и появится, и то неизвестно: здесь нужно строить логистику и прослеживать какие-то издержки. Еще раз, в чем проблема: сам финсектор не получает прибыль. В Европе пока депозиты отрицательны, и доходность в США невысокая. То есть финсектор уже признал, что ему больше не на чем заработать дополнительные деньги. В США пока демонстрируется прибыль, но почему? Туда идет приток капиталов и немного растет стоимость активов, а также фондовый рынок, и работает собственный специфический финансовый механиизм. Но когда весь капитал сойдется в США, прибыль точно так же пропадет и там. Здесь тенденция понятная. Это не значит, что какие-то институты финсектора не могут зарабатывать на этом, но ситуация все больше напоминает экономику казино: кто-то сделал правильную ставку, кто-то неправильную, и все друг у друга что-то перехватывают. Между тем, понятия экономики казино возикло порядка 10 лет назад, но сейчас все больше и больше туда скатываются. Нам говорят, что у компаний растут фондовый рынок и капитализация, но здесь имеет место простой механизм, причем он существует исключительно внутри финсектора. Благодаря количественному смягчению и притоку денег удешевились займы; но если фирма меняет дорогой облигационный займ на дешевый, то этот выгодный результат она может сразу записать себе как прибыль. И мы не знаем, какая доля прибыли американских компаний связана с этим элементарным процессом реструктуризации долга. Пока идет приток капитала в США, это будет поддерживаться, хотя никто не спрашивает, откуда эта прибыль берется. А зачем компании берут эти займы? Для того, чтобы выплачивать дивиденды либо выкупать собственные акции, от чего растет фондовый рынок. Что еще больше стимулирует приток капитала. Но все это – лишь игрушка внутри финсектора, которая ниоткуда [больше] не берется. Вопрос: по всем признакам, в том числе и курсовым, очевиден отток капитала в США. Он будет идти до какого-то момента, после которого закончится. Как будет развиваться ситуация дальше, если и в США для международных расчетов долларов будет ничтожно мало? От долларов придется отказываться? США начнут вкладываться в статотчетность. Ответ: давайте последовательно. Это не быстрый процесс. Отток капитала идет, но он происходит не сразу. Начнут рушиться экономики. На 2015 год из крупных «жертв» у Григорьева – Бразилия, которая будет вынуждена объявить дефолт по долгам. Там очень высокий уровень задолженностей, а также выплат по ним. Страна очень похожа на Россию 1998 года, когда с таким уровнем задолженностей происходит подпитка внешними займами, когда инстранцы покупают и вывозят ресурсы страны. Процентные ставки постоянно растут. Что делать? Дилма Руссефф, пытаясь сократить госрасходы и увеличить налоги, объявила программу жесткой экономии, после чего на улицу вышли миллионы граждан. Как в России. Они сейчас могут начать печатать деньги, но тогда пойдет рост инфляция, большая доходность по облигациям и займам, и все это на фоне усугубляющейся рецессии. Эта ситуация может продолжиться до 2016 года, если не рухнет раньше. А в России все циклы были пройдены за 9 месяцев. Здесь были прыжки ставок ЦБ: 50%, 200%, 20%. При этом то, что творилось на рынке ГКО, никак не было привязано к ставкам. Бразилия давно на подозрении Григорьева, поскольку была любая статистика по внутреннему долгу, кроме одного: какая доля бюджетных расходов идет на обслуживание долга. Это закрытая цифра, и ее нигде нельзя получить и рассчитать. Последняя цифра, подсмотренная «Неокономикой» год назад – 16% (или даже больше). Там продолжался цикл притока капитала, что можно было временно как-то пережить. Более того, именно бразильцы кричали про валютные войны и про налог на приток капитала (о чем говорил Мадуро). А когда начался отток капитала, Мадуро в три месяца снял все ограничения и перестал кричать про валютные войны. А сейчас Бразилия стоит с протянутой рукой. Так что к к. 2015 – н. 2016 г. Бразилия объявил дефолт, а мы знаем, что это: будет не до того, чтобы расплачиваться с кем-то. Реплика: похоже, МВФ скоро придет в Бразилию со своими рецептами вроде отмены Олимпиады. Ответ: ну Олимпиаду уже не отменишь; хуже того, у МВФ уже нет денег – значительная часть их сумм пошла на Европу в период долгового кризиса. Собственно, альтернативный китайский фонд потому и пользуется популярностью среди европейцев, несмотря на запреты США, что у него есть деньги. И неизвестно, когда деньги вернутся в МВФ. И на Бразилию уж точно не хватит денег. И Китай с капиталом в $50 млрд. уже смог оказать какую-то помощь. Вопрос: то есть когда говорят, что БРИК создаст свой банк развития с прогнозом до 2017 года, получится большая склока вокруг того, кто сколько денег даст, и кому они первому (и последнему) пойдут? И банк прекратит существование. Ответ: да, они уйдут. Вот, говорят про МВФ со своими рецептами; но эта организация мало теряла деньги за свою историю: реструктурировал, еще что-то делал, но не терял. Жесткие условия как раз направлены на это. А когда предлагают более мягкие условия, то это означает готовность потери денег. Но это всем нравится, и все европейцы говорят про небольшой взнос, и потом использование «кассы взаимопомощи». А в Бразилии в случае дефолта будет развал экономики, как в России. Так что сначала будут рушиться именно такие страны, что приведет к тому, что все остальные будут что-то отбирать. И не исключено, что бразильский «Эмбрайер» сократится, а канадский «Бомбардье» увеличится; может даже и российскому SSJ что-то достанется. В случае со сложным производством вроде «Эмбрайер» будет распад технологических цепочек. Фирмы – часть финсектора, причем у них все то же самое. Григорьев прочел некий присланный ему закрытый материал, в котором было интервью некоторого предпринимателя; cогласно ему, если раньше предприятия существовали ради денежного потока, то сегодня они существуют ради того, чтобы отдавать проценты по долгам. Вывод здесь тот же самый, и это характеристика ситуации. Это не значит, что при этом банки хорошо живут – они также показывают убытки, проводят массовые сокращения и закрываются по пять штук в месяц, и особой прибыли там никто не ждет. Государство именно потому докапитализирует банки, что те не приносят прибыль и неизвестно, будут ли приносить его: либо частный инвестор (который не хочет вкладываться непонятно во что), либо государство. А издержки у банков высоки: Базель-3 и постоянно придумываемые регулятивные нормы государства. Но здесь и государство можно понять, поскольку оно страхует вклады, и хочет иметь хоть какое-то представление о деятельности банковской системы; формальные показатели мало о чем говорят, к тому же люди склонны обходить регулятивные ограничения. Вопрос: понятно, что в периферийных экономиках валюты девальвируются полностью. А как при этом будет жить регулятор, чья валюта выросла до непомерно высоких курсов – имеется в виду доллар США? Наверное, хорошо. Ответ: нет, как было сказано, прибыльность в США демонстрируется только из-за притока денег в страну, позволяющего держать низкие облигационные ставки. Почему ФРС так работает со ставкой? Как было сказано, ФРС видит больше других участников рынка, и вынужден смотреть за всеми рынками и их взаимосвязями. Он понимает, что если поднять ставку процента, облигации чуть дернутся вверх по доходности, стоимости снизятся, и куча народу будет сидеть в убытках. Прибыли бумажные пропадут и сменятся убытками, покатится фондовый рынок, и все. Реплика: вот сейчас есть деривативы, в которые заложена процентная ставка. Ответ: сейчас рынок деривативов не велик, не очень развит. Как бы то ни было, сначала всем остальным будет плохо, а потом уже американцы будут думать, что с этим делать. Только не надо говорить про самодостаточность России – в отличие от нее, самодостаточны именно США, производя очень многое внутри страны, в связи с чем зависимость от внешней торговли у них не очень велика. Например, США – крупнейшие мировые производители газа. От США 1950-х гг. был длинный цикл расширения этой страны на весь мир. Обратный процесс – до США этого периода; только с бОльшим населением и новыми технологиями. Вопрос: вот, если доводить до абсурда, то получается, что, по аналогии с «Эмбраер» и «Бомбардье», можно довести до дефолта ЕС, и тогда, к примеру, GM и Ford съедят Opel. Ответ: когда все рушится, то эти рынки уже не представляют интерес в качестве рынков: ни Бразилия, ни Россия, планирующая напечатать триллионы рублей, поскольку рубли никому не нужны. Также никому не нужны будут и евро, если все рухнет в Европе. Она, быть может, будет зарабатывать в долларах, и в этих рамках что-то, наверное, будет. Григорьев же в этом смысле думал о следующем. Вот, был эмиссионный центр – США, который в свое время начал осваивать Европу по модели инвестиционного взаимодействия. Европа сильно замкнулась сама на себя. И внутренний оборот в ней вырос. Здесь есть интересный вопрос: если Европу отсоединить от США, то получаются две СРТ, при этом США может начать производить то же самое – предположим, сталь. То есть в Европе создали такую же экономику, как в США, но не получается «перерезать пуповину». И, возможно, Европе нужно искать механизм такого перерезания. А Европа со своих позиций, введя независимое евро, начинает заключать альянсы с Россией или арабами, подобно тому, как таковые альянсы США заключают с Китаем. Вопрос: то есть получаются валютные зоны Хазина? Ответ: нет, это не они, а замкнутые воспроизводственные контуры. Если посмотреть объективно, то и США, и Европа – почти замкнутые экономики, и пусть печатание доллара и евро поднимают каждый свои [развивающиеся страны]. Но мы же имеем не одни богатые США, но и богатую Европу, и богатый Китай, и богатых Россию с арабами. Что позволяет двигаться еще дальше куда-то – например, создавать богатую Африку. Однако Европа связана с США миллионами нитей через финансовые потоки. Можно было бы подумать о том, каков был бы механизм полного отсоединения Европы от США. Тогда имелось бы две валюты, которые работали бы в удвоенном режиме, при этом понятно, что арабов или Китай придется поднимать дольше, чем 25 лет. И при этом ничто не мешает торговать США и Европе: вопрос в наличии не торговых, а инвестиционных, или финансовых, потоков; самая главная проблема – в том, что ЕЦБ есть филиал ФРС. Во всяком случае, нужно думать, как заместить эти инвестиции. Реплика: это довольно абстрактная схема, реально под ней уже построен [мир] с кучей связей. Ответ: если есть идеальная схема, то наложить ее на реальность и начать исправлять ее хоть и сложнее, но тоже возможно. Больше всего здесь волнует то, насколько эта схема реальна. И также встает вопрос: когда все, подняв друг друга, отсоединятся друг от друга, и будет иметь место несколько мировых валют, то возникает вопрос о том, как повысить уровень РТ (предположим, что и продовольствия, и остальных ресурсов хватит на то, чтобы все стали богаче). Ведь переход на другой уровень РТ требует одной валюты по отношению ко всем странам. Доллар потому и стал мировой валютой, что создал мировой уровень РТ. Григорьеву пока непонятна сама схема, хотя формально все возможно. То есть существует отдельная экономика США, и она замкнута внутри себя, и европейская экономика, также замкнутая внутри себя кроме энергообеспечения. А как «обрубить пуповину» – непонятно. Вопрос: это тема нового семинара? Ответ: нет, пока это общее рассуждение. Может, и стоит этим заняться.
В этой части будут ответы на вопросы. Вопрос: какие прогнозы по России, что нас ждет? И что будет в Европе? Как долго они будут носить на себе этот фурункул, который никак не разрежут? Ответ: на самом деле все должно делаться медленно и неправильно. Еще будут возиться с Грецией, и не завтра все произойдет. Но все тенденции наметились, и они видны. А происходить все будет достаточно медленно. Вопрос: а что в России? Ответ: мы очень зависим от цен на нефть. Выясняется, что при $50-60 за баррель мы еще можем жить, или как-то существовать. Но мы и в 1990-е годы как-то существовали. Развития, конечно, никакого не будет, все будет сворачиваться. Вчера [28.03.2015] были опубликованы статданные, согласно которым обрабатывающая промышленность вошла с сильный минус (и так будучи в минусе). То есть ничего особо хорошего нет. Доходы населения резко упали. Еще раз, у нас все зависит от прогноза цен на нефть, и Григорьев не верит в то, что они вернутся к $80. Но возможен еще один цикл, и Дж. Йеллен может додуматься, что можно объявить новое количественное смягчение. Но через какое время она догадается? Вопрос: а как она догадается? Ведь официально все очень хорошо – вроде все возвращается в Америку. Ответ: нет, все не очень хорошо, в том числе официально. Сильный доллар – отдельная вещь. Между тем, торговый баланс ухудшается, активность предприятий падает, темпы роста идут вниз. Тут можно сравнить с ситуацией 2010 года, когда все произошло очень быстро – тогда доллар тоже был очень силен по отношению к евро, при этом Германия показала во 2 квартале 2010 г. +8% в годовом исчислении (что, наверное, было последний раз лишь в 1950-е гг.). В США все началось, и по итогам тех быстрых процессов в августе было объявлено о второй программе QE. Действительно, сейчас качели работают не так быстро, данные по Европе постепенно улучшаются, а по США – ухудшаются. Но это тенденция, которая уже наметилась. Сильный доллар тормозит рост США. Сегодняшние тенденции труднее посчитать. Греция – то же самое, она вовремя рванула, в 2010 году определив низкий уровень евро, и сейчас история повторяется. Реплика: евро сбрасывают с корабля, поскольку она – балласт. Ответ: ну да, еще раз: все смотрят и никто не готов к тому, чтобы сейчас все коллапсировало, причем по собственному решению. Реплика: если посмотреть графики соотношения евро к доллару, то это расходящиеся синусоиды. Ответ: они пока еще находятся в историческом коридоре, евро начинал с паритета к доллару 0,87, но потом он рос. Запускали специальную программу занижения евро для обеспечения роста по отношению к доллару, дабы люди смотрели на этот рост и постепенно отказывались от доллара в пользу евро. Эта стратегия понятна. Но выяснилось, что это в действительности тактика, поскольку с точки зрения стратегии для этого не было объективных предпосылок. А доллар и евро сейчас идут в коридоре, причем евро подросло. Вот, сейчас прошло заседание ФРС, а затем на пресс-конференции обозначили, что-де повышать не будем ни в апреле, ни в августе, но вот вы потерпите, а мы будем внимательно смотреть. Однако данные нехорошие. Так, ожидаемые данные по инфляции, скорее всего, будут в минусе. То есть это [на самом деле] дефляция. А как при дефляции повышать процент? Это бессмысленно. Непонятно, почему евро растет – м.б., в т.ч. и на ожидании этих данных. Если следить за информацией, то более-менее все понятно, если бОльшую часть просеивать. Есть доллар, он ходит [везде], его хождение определяется политикой ФРС, которая определяется происходящими в США процессами. При этом все экономические законы работают. Вопрос: к каким отрицательным политическим последствиям приведет экономическое падение нашей страны? В частности, поступает информация, что серьезные проблемы возникают с Калининградской областью, поскольку в этом анклаве прогнозируется чуть ли не свыше 100 тыс. безработных. Как остатки нашей политической элиты будут реагировать на такие серьезнейшие проблемы? Ответ: нужно понимать до сих пор не всегда понимаемые вещи вроде того, что В.В. Путину в свое время удалось собрать страну и предотвратить ее развал благодаря нефтяному подъему. А как только [регулируемый из центра] источник иссякает, регионы начинают задаваться вопросом о том, зачем им нужен центр, когда они сами должны как-то выкручиваться. При этом центр, конечно, сильно переборщил в отношении регионов, навязав на них кучу не подкрепленных деньгами обязательств. При этом как-то там все дыры закрывались, а теперь денег нет, дыры растут, а центр говорит: «ребята, выкручивайтесь, как можете». А как они могут выкручиваться? Можно закрывать границы и никого не пускать, поддерживать своих, создавать самодостаточные экономики в рамках регионов («уральские республики») – это традиционные меры. Вопрос: до каких пределов может продолжаться эта ситуация? У нас же выборы в следующем году. Как могут [повести себя] граждане не выборах? Ответ: нужно понимать, что страшны не рядовые региональные граждане, а региональные элиты – губернаторы и администрация. Они ничего не станут заявлять, а будут действовать тихо. Когда были деньги, были рычаги. Реплика: ну вот сейчас все идет к усилению репрессий и решению вопросов силовыми методами. Ответ: это бессмыслица, силовыми методами еще никто ничего не решал. Хорошо, посадим мы всех губернаторов, но через какое-то время вы не найдете желающих занять губернаторский пост. И губернаторы ничего не решают – есть замы. Известна, к примеру, ситуация в Ростовской области: да, старый губернатор был независимым и всех посылал, а новый никого не посылает, но и ничего не делает и, по сути дела, ничего не решает. Модель будет немного по-другому устроена. Да, при $50 за баррель жить можно, резервы не тратим. Но все равно – Григорьев понял, что рано или поздно оборонка попадет под нож. Реплика: а вот как насчет этих интеграционных проектов? Понятно, что сейчас Белоруссия, меньше – Казахстан, представляют собой сплошное сосалово денег. А вот то, что рекламирует Турция и Иран? Насколько это может что-то сдвинуть у нас? Ответ: а по поводу чего мы можем интегрироваться с Турцией? Там цели непонятные. Мы же тоже хотим поднимать собственные промышленность и сельское хозяйство. Мы уже загубили свою молочку, так давайте загубим все остальное, соединившись с Турцией! Это бессмыслица. Ведь в чем смысл интеграционного проекта? Вопрос: то есть сейчас это чисто политический проект? Ответ: конечно, он экономически никак не просчитан. Авторы всех этих интеграционных проектов исходили из неоклассического и классического представлений о том, что замкнутая экономика обладает ресурсами, а при объединении образуется бОльший рынок, рост РТ и т.д. Но ведь нельзя при этом построить РТ большее, чем в США, и все равно придется проигрывать в мировом масштабе. И в чем экономический смысл? Европроект, понятно, сработал в пользу Германии, которая получила все, а все остальные получили долги. Чем руководствуются в Кремле? Скорее всего, тем, что завтра Америка рухнет, а потому нужно начать что-то делать. Большего безумия, основанного на непонятно каком прогнозе, придумать трудно. При этом предполагается, что Китай станет первой экономикой мира. В этом смысле в Кремле нет ни экономической, ни какой-то другой аналитики – все заменили телевизоры: столько кричали про крах доллара, что все поверили. Исходя из этого все думают интегрироваться, жаться друг к другу и тем спасаться. Но ведь даже если прогноз верный, то все будет не так, как ожидается. Якобы США рухнет, а все остальные окажутся не задействованы. Прогноз бессмысленный: нет никакого прогноза, но все, что делается, исходит из этой, не имеющей никакого отношения к реальности, картинки. Вопрос: насколько сейчас практикуются взаимные расчеты? Ответ: сейчас нет межгосударственных долгов, которые были инструментом 1970-80-х гг. Когда они реально были, государство давало из бюджета. А сейчас можно выйти на рынок и занять. Но сейчас таких долгов мало. К тому же частные инвесторы не будут заниматься взаимозачетами. А Россия в свое время все долги американцам отдала (нам, само собой, никто не отдавал). СССР давал в долг под покупку оружия, при этом иногда долги отдавали оружием, не имея денег. Вопрос: а кредиты для Белоруссии? Ответ: это делалось через ЕврАзЭС. Конечно, мы ведем себя с нашими союзниками как во время холодной войны – давая напрямую бабки, поскольку ничем другим удержать не можем. Можно вот добавить субъектов федерации – например, захватить и кормить Украину, которая только спасибо скажет, особенно если хорошо накормить. Реплика: есть две экономики с банковской специализацией – Британия и Швейцария. Ответ: подождите, больше всего, конечно – это экономика Люксембурга или Гонконга. Реплика: но в Люксембурге и Гонконге нет своей валюты. Судя по поведению английского фунта, это очень ликвидная на мировых рынках валюта. С другой стороны, швейцарский франк до недавнего времени был маловолатильной, стабильной валютой. Но если посмотреть соотношение фунта к франку, то там волатильность получалась такая, будто они ходят в разные стороны. Ответ: здесь все очень просто. Во-первых, это разные стратегии. Фунт всегда был мировой валютой. Англичане не боятся (наверное, кстати, зря для такой маленькой страны) разбрасывать свою валюту по миру. Почему? Потому, что, если много валюты выходит за границу, то ее курс в какой-то момент начинает определяться за границей, и ЦБ страны теряет управление. Англичане, в силу опыта, традиции и многого чего, умеют управлять этим процессом. А швейцарцы всегда были против того, чтобы франк расходился по миру – они предпочитали держать его под контролем. Но по этому поводу у них всегда была проблема слишком крепкого франка. То есть если начинаешь печатать, то его купят сразу, а если не печатать, то он очень дорогой. Это проблема, с которой они пытались одно время бороться. Это некие анклавы высокой концентрации финсектора, которые не совсем подчиняются общим законам движения. В этом смысле ситуация с йеной очень характерна: японцы упустили йену, бывшую одним из мощных инструментов фондирования в 1990-е гг., и теперь она ходит по миру. И теперь их ЦБ не может взять нацвалюту под контроль. В этом смысле немцы поступили умнее всех: они ввели евро, за которое они не стали отвечать. Вопрос: а вот в зоне юаня сейчас создают свои расчетные системы – им это как-то поможет? Ответ: нет, сейчас им это никак не поможет. Во-первых, что такое рассчетная система? В нашем прогнозе на 2015 год было сказано, что одно из требований к резервной валюте – отсутствие административных ограничений (в Китае правительство посовещалось и сказало: «завтра валюта будет стоить столько-то»), но для юаня это не выполняется. Но юань долго прогрессировал в своем росте, и когда в 2014 году эта валюта вдруг припала, во всем мире началась паника. Поскольку все привыкли, что эта валюта все время растет, а сейчас юань все время падает, и будет падать. Вопрос: а что, в Китае с банковской системой совсем швах в плане плохих долгов? Ответ: вы посмотрите, идет постоянное послабление 1 раз в 2 месяца (раньше – 1 раз в ½ года делали): то норму резервирования, то процентную ставку, то вбросят деньги. Сейчас Китай пытается поддерживать собственную банковскую систему с плохими долгами. Причем вот китайцы ослабили в декабре 2014 года, а в феврале индекс деловой активности подрос и стал больше 50. А сегодня предварительно опубликовано 49,2. И они опять сейчас будут думать о послаблении, то есть переходить в ручной режим. Что-то сделали – улучшилось, потом ухудшилось, потом опять улучшилось. Сколько они боролись с пузырем на рынке недвижимости, а сейчас сняли все ограничения, как только цены вниз пошли. А вокруг этого – гигантские долги со всех стороны. При этом недвижимость – это в т.ч. и земля, а земля – это долги провинций и районов, которым нечем обеспечивать набранные ими кредиты. Китайская экономика большая, и она еще может какое-то время ковыряться, но там ситуация очень плохая. Вопрос: в общем, понятно, что своими силами они не справятся. А есть ли какие-то варнианты, что вот, американцы «почешут репу» и скажут: давайте спасем Китай? Ответ: еще раз, всех спасет только очередной QE, но чтобы спасти Китай, QE д.б. гигантским. И что покупать? Полностью монетизировать свой долг, поскольку бумаг больше на рынке не осталось? Вопрос: долги Штатов? Ответ: ну, знаете ли! [Впрочем] могут и до этого дойти – мусор всякий покупать. Но вот тут вопрос: может ли ФРС брать явный мусор на баланс? Вот российский ЦБ – может (чем он, собственно, и занимается). Реплика: но выбора-то здесь нет: либо мы покупаем долги и хоть как-то живем и участвуем в существующей нынче схеме распределения, либо мы вообще не доверяем доллару. И что дальше? Занимаемся бартером? Ответ: но это же мало кто понимает. В мире не так много продвинутых финансистов, понимающих, что в мире есть одна валюта, от которой все остальные зависят. Все исходят из преподаваемого на первом курсе понятия национальной экономики с ее собственными деньгами. Все говорят, что она, конечно, открытая, поэтому там есть внешнеторговые потоки, влияющие на курс. Но все считают, что можно у себя завести собственную валюту и как-то ее приспособить под эти потоки. У всех экономических советников в голове учебник economics. Та схема, к которым привыкли слушатели этого курса, есть только в книге «Эпоха роста» О. Григорьева, и больше нигде. Он видит, что в мире есть продвинутые люди, но это именно финансисты, а не экономисты; которые видят всю структуру и даже ее как-то правильно описывает. Вопрос: а где их найти? Ответ: в рамках «Неокономики» есть некий информационный процесс – кто что нашел, с уже проработанной темой. Есть некое единое пространство. Сейчас у нас есть специально разработанный инструмент, который делает это информационное пространство доступным вовне. Желающие могут к нему подключиться. Хотя здесь и есть проблема, связанная с замусориванием. <<< Вернуться в подраздел "Прикладная неокономика. Версия 3.0. Конспект лекций" <<< Выбрать подраздел |
