Новая теория Материалы О нас Услуги Партнеры Контакты Манифест
   
 
Новая теория
 
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ПРОЧИЕ ТЕМЫ
Корея, Ближний Восток, Индия, ex-СССР, Африка, виды управленческой деятельности, бюрократия, фирма, административная реформа, налоги, фондовые рынки, Южная Америка, исламские финансы, социализм, Япония, облигации, бюджет, СССР, ЦБ РФ, финансовая система, политика, нефть, ЕЦБ, кредитование, экономическая теория, инновации, инвестиции, инфляция, долги, недвижимость, ФРС, бизнес в России, реальный сектор, деньги
 

Лекция 3. Национальные государства

26.04.2014

В начале лекции скажем еще несколько слов об империи, а потом перейдем к вопросу о том, что пошло не так в Западной Европе.

Если мы посмотрим на историю, то увидим довольно-таки однообразный циклический процесс: империи возникают, какое-то время существуют, потом с ними обязательно что-то происходит – они рушатся, захватываются и т.д., потом на том же, как правило, месте возникают новые империи, и все повторяется.

Впервые этот процесс был замечен не сегодня, а еще в XIV веке: крупный арабский ученый, возможно даже основатель политической социологии, Ибн Халдун описал процесс зарождения и упадка империй, и сегодня историки широко используют так называемый халдуновский цикл – цикл существования империи.

Почему империи рушатся? Потому что они перестают расти, а когда они перестают расти, то внутренний механизм империи – то, что мы сейчас называем социальными лифтами, ‒ перестает работать. Пока империя растет, пока она захватывает новые территории, пока она расширяется, работают социальные лифты как для самой элиты, так и для протоэлиты: у тех, кто желает стать элитой, всегда существуют возможности подняться наверх.

Пока империя растет, у элиты всегда есть два интереса: 1) сохранить свое положение и свое место, 2) свое положение улучшить. И во время роста империи часто превалирует именно интерес улучшить место. Когда империя перестает расти, появляется интерес свое место за собой закрепить. Можно сказать точнее – интерес приватизировать свое место во властной иерархии.

Когда империя перестает расширяться, наступает период внутреннего кризиса, причем он сразу многообразный.

Пока империя расширяется, я получаю свое элитное место в зависимости от того, насколько эффективно я служу некоторому общему процессу роста империи. Как только империя перестала расти, я, занимая какое-то место, больше не могу ничему служить, и мое положение в этом статусе становится подвешенным. Я бы даже хотел служить, но нечему. Положение любого сановника может быть поставлено под вопрос: он и сам не понимает, почему он сановник, он не может подтвердить свой статус. Единственным его желанием становится, говоря современным языком, приватизация своего статуса.

Вот это очень важный момент для понимания многих процессов.

В основе западной модели лежит священное право частной собственности. Только в Европе элите в свое время удалось полностью приватизировать свое элитное место и создать священное право частной собственности. Но это мечта любой элиты во все времена – приватизировать свое место и создать священное право частной собственности на занимаемое  место и блага, связанные с ним.

Еще раз: удалось это только после долгой истории и только в Европе. И принцип священной частной собственности – это не экономический принцип, как думал Маркс и многие другие, это элитный принцип, который сработал только на определенном этапе и только в определенных условиях во внутриэлитных разборках.

Первой его добилась английская элита, именно элита. Но элита за это боролась не для того, чтобы развить экономику и капитализм. Это чисто элитные разборки, которые косвенно повлияли на развитие капитализма. Основа капитализма – это, прежде всего, выход из тех политических внутриэлитных разборок, которые назрели и дальше развиваться бы не позволили.

Способ, которым европейцы разваливали другие империи – предлагали ввести священное право частной собственности, – это один из лозунгов. Так произошло и с СССР: введите принцип частной собственности, и все у вас будет хорошо. Посмотрите на нас: мы развитые, а вы  неразвитые просто потому, что у вас нет принципа частной собственности. Вводится принцип частной собственности – и империя разваливается. Этот лозунг – орудие пропаганды. И оно действует, потому что имперская элита в эпоху застоя об этом мечтает. Элита борется за приватизацию своего места, и как только она начинает сепарироваться – это и есть признак кризиса империи.

Во-вторых, во время застоя в империи начинается давление на низы. Если раньше у элиты была возможность заработать больше, поучаствовать в походе, пограбить, получить деньги, то сейчас у нее остается единственная возможность получить доход – давить на низы и таким образом начинать грабить население. В результате начинают расти, конечно, не классовые, но межсословные противоречия, и нормальный механизм внутреннего социального мира нарушается. При этом теряет авторитет центральная власть. Центральная власть – это по сути дела главарь банды, он ведет набеги, он обеспечивает элите все, что она получает, он ее возглавляет, а во время застоя он стоит наверху и ничего не обеспечивает и ничего не возглавляет. Из вождя и воина он превращается в разводилу, который пытается каким-то образом регулировать элитные отношения, выступать арбитром – условно говоря, он становится первым среди равных.

Ибн Халдун совокупность этих процессов называл утратой асабийи, некоей изначальной энергии и мотивации, свойственной банде, которая и создает империю. Утрата этой энергии и  вызывает ослабление всех социальных механизмов, которые держат империю.

Поводы для слома империи могут быть самыми разными. Это может быть приход тех, кого Халдун называл кочевниками, то есть сторонних банд, гораздо лучше структурированных, которые бродят вокруг империи и которые при своей малочисленности, но очень высокой мотивированности переигрывают империю.

Вторым поводом могут стать бунты и восстания окраинных правителей. Очень часто, кстати говоря, приход кочевников и бунты окраинных правителей – это одно и то же. Либо окраинные правители вступают в союз с кочевниками и с их более мотивированным войском и помощью захватывают центральную власть и разваливают ее, либо они сами по своей инициативе выступают против империи, но при этом просто нанимают постороннюю военную силу.

Третий повод хотя и возможен, но редок. Могу сказать, что исторически это случалось в Китае: это внутренние восстания, которые по-современному называют гражданскими войнами, хотя по сути они не гражданские, а являются проявлением усобиц между элитами. Это не гражданские войны, это скорее аналог феодальной раздробленности. Изначальная причина – фрагментация элит и их попытки приватизировать свои места внутри иерархии, а как только все начинают думать о приватизации, можно считать, что ментально империя уже распалась, в головах ее уже нет.

При этом империю обычно восстанавливают, потому что когда она развалилась (она обычно разваливается на кучку мини-империй), и когда приходят люди со стороны, они всегда пользуются услугами части бывшей имперской элиты, обычно сохраняя механизмы формирования и функционирования империи.

И вот эти циклы создания и гибели империй все время происходят. И не будь казуса западной Европы, так бы оно наверное и продолжалось. Поэтому давайте сейчас посмотрим, что произошло в Европе.

 

Согласно официальной истории, вектор развития Европы начал изменяться с VI века нашей эры. Поясню: дело в том, что сейчас я начну рассказывать историю, и мы поймем, что в исторических описаниях на самом деле есть очень большие проблемы – где-то есть загадки, а бывают и просто дыры. Я их по ходу дела буду обозначать. Я считаю, что они важны, что без них мы не имели бы реальной истории того, что происходило, и может быть, для того чтобы их затыкать, надо эту историю сильно пересматривать, я сейчас в эту сторону не пойду. Будем обозначать эти дыры.

Согласно официальной истории, существовала Римская империя, в том числе на территории Европы, которая логистически очень рационально формировалась, потому что имела внутри себя мощное логистическое ядро – Средиземное море.

Но Средиземное море очень большое, поэтому внешний обход границ был очень большой, и, конечно, можно в любом случае сказать, что империя такого размера в тех условиях не могла удерживать свои окраины на протяжении достаточно долгого времени. И последние столетия существования Римской империи – это постоянные попытки отбиться от набегов со всех сторон, утрата территорий, их возвращение, потому что территории утрачивались, но новые империи там не возникали, до тех пор пока не началось целая волна, цепь волн вторжений, которые разрушили империю: вандалы, лангобарды, галлы и прочие германские племена.

Это все подходит под схему Халдуна, если считать германские племена кочевниками, которые разрушают империю. Опять-таки, мы знаем, что германские племена нанимались на службу к империи, взаимодействовали с имперской элитой, наверное, были и какие-то совместные решения.

Загадка номер один. Давайте попробуем ее разобрать. Историки говорят, что в Римской империи, судя по всему, было развито денежное обращение, и существовал мощный рынок. Вопрос: куда делись деньги? Когда пришли варвары, никаких денег в Европе не было. Деньги пропали. Это большое отличие от истории других империй, которые разрушались.

Не будем рассматривать доденежные времена, потому что тогда больших империй не складывалось. Что такое безденежная империя? По нашим меркам – это небольшое царство, например, Киевская Русь как она описывается, это начальный этап, где есть главный город – Киев, который является складом и куда князь свозит собранную дань в натуральной форме. При этом князь, собирая дань, может самолично объехать только ограниченную территорию, логистически связанную с центром.

Денежная империя другая. В ней дань собирается в денежной форме. И центральная власть расплачивается деньгами со своими сановниками, войском и прочими. Когда приходят кочевники, старая элита им помогает в первую очередь наладить сбор дани, и обширная империя продолжает функционировать. Рынки не разрушаются, продолжается денежное обращение и денежный механизм функционирования власти.

Пришли варвары, захватили Римскую империю с развитым рынком и с развитым денежным обращением и вдруг выясняется, что денег там нет. До XII века в Европе нет денег: туда попадали старые деньги – византийские или арабские, своих денег нет. Венеция – это торговая колония Византии, она потом откололась от Византии в самостоятельный город-государство. После разрушения Римской империи рынок должен был сохраниться. Варвары пришли, механизм функционирования империи не распался: церковный механизм поддержания империи практически полностью остался нетронутым, да и многие административные механизмы римской элиты сохранились. Вопрос: почему старая элита не помогла варварам наладить функционирование имперского механизма? Работают рынки, мы берем дань деньгами и деньгами расплачиваемся.

Согласно документам, Карл I ни разу не ночевал дважды в одном и том же городе. Хотя у него и была официальная столица Аахен, но он там бывал крайне редко. Он все время занимался полюдьем по всей Западной Европе. Все его грамоты и указы написаны в разных городах.

Вопрос: куда делись деньги? Это загадка, но это и факт. Историки говорят, и давайте им поверим, что до XII века в Европе нет денег. Это значит, что с VI века по XII, то есть шесть веков, властный механизм был другим (опять-таки по описаниям Карл Великий, судя по всему, все время совершал полюдье), но мы также понимаем, что на этой основе в Европе возник феодализм: потому что если с территорий невозможно собирать дань деньгами и выплачивать деньги в качестве вознаграждения, то как можно вознаградить тех, кто помог все эти территории захватить? Я должен каким-то образом раздать им захваченные земли в натуре. Это тоже важный момент, может боковой, а может и нет. Хорошо, я раздал земли в натуре. Но как я могу обеспечить их участие в моих делах? В империи был денежный механизм, сейчас денежного механизма нет: я раздал все земли ‒ феодалы сели каждый на своей земле и получили возможность все это приватизировать.

Следствием этой ситуации стала важная особенность Европы, связанная с сильным влиянием права в регулировании механизма власти. Поскольку не было денежного механизма, то пришлось его заменять правом. Право возникает тогда, когда вступают в противоречие политические силы, ни у одной из которых нет решающего преимущества, – тогда приходится договариваться и торговаться. Известны случаи, когда сеньор пошел осаждать город со своими вассалами, а вассалы стоят и смотрят на часы и говорят: о, 12 часов, срок договора истек, мы пошли домой. Для этого требовалось мощное регулирование. Очень высокая роль права свойственна именно Западной Европе в отличие от восточных территориальных империй, да и вообще других форм устройства.

Таким образом, условия и возможности для приватизации, созданные институтом феодализма, привели к распаду империи Карла Великого на множество мини-империй, которые сразу же начали воевать друг с другом. То же можно увидеть в нашей истории – княжеские усобицы в Древней Руси – хотя все князья и были Рюриковичами, это им не мешало насмерть воевать друг с другом. Западная Европа – это те же мини-империи, которые стремились стать большими. Иногда это получалось на короткое время, но потом они все равно распадались.

Вторая проблема, или существенная особенность Западной Европы. Вот пришли варвары с огнем и мечом, на их стороне сила. Они, конечно, сильно проредили старую управленческую и военную элиту Римской Империи, но при этом сам механизм Римской Империи опирался не на две иерархии, а на три – управленческую, военную и церковную. Однако церковная иерархия осталась в неприкосновенности. Ну, хотя бы потому, что варвары в большинстве своем были христиане, хотя и арианского толка (это тоже вопрос, там был целый букет – в основном еретики, но были и приверженцы тогдашней ортодоксальной церкви, потому что среди варваров велась миссионерская деятельность). Загадка состоит в том, что произошло с арианами. Мы не знаем, тут уж точно не сохранились никакие документы о том, сколько в современной католической церкви арианства, и какой был достигнут компромисс по этому поводу. Концы с концами здесь никто не сводил, по крайней мере, я не встречал.

На территории, где существует много мини-империй, которые стремятся к большой империи, и где уже есть пронизывающая всю территорию всеми признанная религия, возникает неожиданная и весьма необычная ситуация. Получается, что тот, кто претендует на то, чтобы собрать всю империю, должен договариваться с церковью.

 

Я здесь несколько перескочил. Особенностью европейской истории является наличие на сравнительно небольшой территории большого количества мини-империй, которые воюют или находятся в странном соотношении друг с другом. Если бы такая ситуация получилась где-нибудь на востоке, то обязательно бы быстро пришли лихие люди и захватили бы эту территорию. И мы знаем из истории, что лихие люди на территорию Западной Европы приходили, и та историческая линия, по которой пошла Европа, несколько раз находилась под угрозой.

Первая угроза – это арабы, арабский халифат. Широко известна битва при Пуатье, когда Карл Мартелл разбил арабское войско, и арабы не двинулись дальше Пиренеев, удовлетворившись Испанией, Южной Италией, Сицилией. Важный момент. Если мы посмотрим на карту, то увидим, что великие империи расположены либо на нагорьях, либо на равнинах. Если же на территории встречаются горы, то они являются естественными границами между империями. Арабы захватили степь, то есть плоскость, но, столкнувшись с горами, не смогли их перейти.

Вторая угроза – это угры, сегодня известные под именем венгров. Венгерская равнина – это продолжение Великой степи, которая идет от Китая через весь континент. Пришло кочевое племя, смело всех в степи, начало совершать набеги на всю Западную Европу, и если посмотреть хроники и анналы, стало гигантской угрозой. Опять-таки, если мы посмотрим хроники в том, что касается что арабского нашествия, что угорского нашествия, то мы очень часто видим случаи, когда какой-нибудь архиепископ призывал к защите от набега, и население брало оружие и шло воевать. Вот такой механизм управления был на самом деле. Аббат какого-то монастыря (что касается арабского нашествия) призвал, и население пошло воевать с неверными – это предшественники крестовых походов, такие мини-крестовые походы, которые начинались по инициативе церкви. То есть церковь занималась непосредственно управлением, в том числе участвовала в военном управлении, в частности, в обороне. Угры не пошли дальше определенных границ: судя по всему, закончилась степь, а в лесах они не могли воевать.

Против венгров была создана австрийская восточная марка, которая потом стала графством, потом герцогством, потом собственно из нее сформировалась Австро-Венгерская империя, ну, Австро-Угорская империя – к вопросу, откуда все берет свои корни. При этом ее поддерживала вся Европа, потому что она была бастионом против страшных венгров.

Это вторая угроза, которая была реальна.

Третья угроза, про которую, с одной стороны, понятно, почему она не реализовалась, с другой стороны, непонятно. Это викинги, которые известны под именем варягов. Это те же самые кочевники, только водоплавающие. Техника у них была простая. Шли по морю, потом поднимались по рекам (города строились на реках) и грабили все что угодно (так, например, был разграблен Париж). Викинги захватили много территорий в Европе: Нормандию, Сицилию, часть Южной Италии. Земли, захваченные норманнами, достаточно долго сохраняли свою независимость. Не очень понятно почему, но считается, что это было не централизованное нашествие, а ходили отдельные отряды: просто в Швеции не было общей власти, и поэтому отдельные отряды захватывали отдельные куски, но не могли захватить все. Когда демографическое давление снизилось, когда появились свои колонии и территории и стало возможным спокойно селиться, то и само нашествие сошло на нет. Однако Европа долгое время была под угрозой.

Четвертая угроза – это татаро-монголы. Опять-таки, никто не знает, почему закончилось нашествие Батыя на Европу, здесь историки тоже молчат: обычно говорится, что поскольку умер хан, Батый решил вернуться к себе в Сарай и не захватил Европу. Другие историки, обычно наши, говорят, что татары не захватили Европу, потому что Русь защитила ее собой.

Иными словами, Европа могла погибнуть много раз, но не погибла, до сих пор не очень понятно почему, что там такое произошло, поскольку в схватках с отборными войсками Западной Европы монголы одерживали победу, и, в общем-то, противопоставить европейцам было нечего.

Ну и последняя угроза пришла уже в другое время, и не так остро воспринималась – это османы, XVII век. Пик османского нашествия – это осада Вены, это времена короля Людовика XIV. В эти времена Европа была уже немного другой. Тот же Людовик XIV был бы рад, если бы исторических противников Франции австрийцев уничтожили турки: Европа неоднозначно относилась к этим войнам. Папский престол, кстати, был не против захвата Вены, потому что у него продолжалась война с императором, который тогда принадлежал к династии Габсбургов, то есть был австрийским императором. Тем не менее, благодаря полякам и эта угроза не реализовалась.

Хотя османская угроза уже не воспринималась так остро, как предыдущие четыре, но, тем не менее, она реально была. То есть столкнувшись с имперским механизмом турков, Западная Европа даже в XVII веке показывала хорошие результаты. Почему это все не привело к восстановлению нормальных имперских циклов – сейчас обсуждать не будем. Арабы не умеют воевать в горах, степняки не умеют воевать в лесах, в Швеции закончилось демографическое давление и т.д. То, что все эти угрозы не реализовались – это тоже случайность. В любом другом географическом месте та структура разрозненных мини-империй, которая сложилась в Европе, долго бы не просуществовала. Европа столкнулась с несколькими угрозами, но ей повезло, и они не реализовались. И не потому что европейцы были особо доблестные или какие-то еще. Зачем арабам леса? Они даже не знают, что с ними делать. А каких-то особых богатств в то время в Европе не было. Арабы долгое время господствовали на Средиземном море, и все что хотели, могли получить. Это варяги их сильно сбили с толку, Сицилия и Южная Италия были их. Все это чистое везение, цепь случайностей.

 

Я немного показал роль церкви, которая объединяет и организует население на какое-то общее дело. Почему? Потому что церковь – это единственный по сути дела оставшийся имперский механизм. И здесь мы видим парадокс: тот, кто хочет объединить империю, должен получить одобрение церкви (либо создать свою церковь, что сложно, хотя потом именно это и произошло – это я про Реформацию).

Здесь проявляется еще одно важное отличие Европы от классических империй. Историки говорят, что в восточных империях существует цезарепапизм, то есть светский властитель одновременно является и первосвященником. Московское царство – это тоже цезарепапизм, где патриарх – заместитель царя по религиозному ведомству. В этом смысле глава духовной власти находится в совершенно четком подчинении у светской. А в Европе произошло так: церковная власть есть, церковная иерархия как таковая тоже есть, а императора еще нет. И если кто-то хочет стать императором, он должен о чем-то договориться с церковной властью. Это первый очень важный момент.

Церковь выработала схему, по которой она хотела бы взаимодействовать с потенциальным будущим императором. Эта схема была сформулирована следующим образом: церковь представляет собой законодательную власть, а император – исполнительную. То есть была сформулирована концепция разделения законодательной и исполнительной власти. Совершенно новая, опять-таки, схема по сравнению со всеми восточными империями. (В Индии были брамины и кшатрии, но ведь там империи-то не было – мы про это очень мало знаем.)

Итак, из дуализма светской и церковной власти появилась идея разделения властей, которая существует до сих пор. Понятно, что ни один нормальный претендент на императорский престол с такими условиями не согласился бы, но при этом желание строить империю было. Поэтому когда империя все-таки возникла, она вступила в острый конфликт с церковью. Этот конфликт носил двойной характер. С одной стороны, он был по поводу абстрактной власти – кто выше – папа или император, но, с другой стороны, имел и прагматичную сторону, поскольку церковь на тот период была крупнейшим землевладельцем в Европе. При важной роли религии в общественной жизни феодалы часто завещали землю церкви. В итоге светским властям вознаграждать своих сторонников стало сложно, а церковь на этом процессе, наоборот, только умножала земли. История борьбы за церковное имущество – это сквозная нить всей европейской истории. Эта борьба все время велась, и в зависимости от ее исхода складывались судьбы различных государств.

Я уже говорил, что хроническое противостояние императорской и папской власти продолжалось не год, не два, не столетие, а около 800 лет. Острая фаза противостояния, называемая Высокое Средневековье, – это два столетия, когда велись постоянные войны. Более дипломатическая и менее выраженная фаза – оставшиеся 600 лет – продолжалась до тех пор, пока последняя идея общеевропейской империи, традиционной империи германской нации, не была ликвидирована в связи с ликвидацией самого института Священной Римской империи германской нации, который был упразднен после того, как Наполеон заставил австрийского императора отказаться от титула императора Священной Римской империи.

Конфликт между папой и императором длился долго ‒ и военными методами, и дипломатическими.

Из этого конфликта вытекает первое важное следствие, которое состоит в сильном изменении человека, в первую очередь, представителя элит. Представители элиты на протяжении долгого времени находились в крайне противоречивой ситуации, заключавшейся в неопределенности – кому служить? Своему сюзерену или Римскому Папе? Долг велит ему служить сюзерену, но если при этом возникает угроза отлучения от церкви, которая часто реализовывалась (противоречить церкви ‒ означает рискнуть вечным спасением), то возникает неопределенность.

У этой ситуации была и другая сторона: служение своему сюзерену было церковно оправдано, в более мягкой форме – такая церковная догма тоже была. Ее нарушение также влечет риск вечным спасением. Люди все время вставали перед выбором. В первую очередь появилась свобода выбора, умение ходить между стульев. Это была вынужденная ситуация. В противоположность этому, в традиционной империи все места расписаны, существует четкая иерархия и четкие правила – что ты можешь делать, чего не можешь, за что тебя награждают, за что тебя будут наказывать и как.

В Европе фрагментация элит была институциализована на протяжении восьми столетий. Вспомним, что папа был рад и помогал туркам, когда они осаждали Вену. Потому что Вена на тот момент – это Священная Римская империя германской нации. А до этого Габсбурги владели практически всей Европой: Австрией, Испанией, Венгрией и т.д.

В течение длительного периода этой внутриэлитной войне нужно было как-то противостоять. Люди учились свободе выбора и самостоятельности в принятии решений. Им постоянно приходилось делать выбор из двух зол. Это воспитание, которое изменило человека, и в этом смысле западный человек не похож на человека традиционной империи, а традиционные империи не воспринимают западного человека в таком качестве до сих пор.

Второе следствие состоит в следующем. Историки много думали над вопросом, почему в Западной Европе все пошло не так. Они указывают, что в Западной Европе, в отличие от других мест, были вольные города. Это очень интересный момент. Откуда взялись вольные города в Европе?

Долгое время была распространена точка зрения, что европейские вольные города – это наследие Римской Империи. Что были какие-то римские города, которые, пережив империю, стали вольными: ну, потому что было римское право и еще что-то, что позволило им стать зародышами вольных городов. Раньше это писалось на полном серьезе, в последнее время историки вроде бы поняли противоречие.

Ведь что такое традиционный римский город? Во-первых, это крепость, или административный центр. По своей экономической модели римский город очень похож на наши сегодняшние города – районные центры. В этих городах по сути нет никакого производства. Это административные центры, которые поддерживаются за счет зарплат, получаемых чиновниками, пенсионерами и прочими бюджетниками. Этот денежный поток создает какую-то экономическую жизнь, но в основном деньги поступают из центра.

Типичный римский город тоже состоял из чиновников и пенсионеров. Там селились вышедшие на пенсию легионеры, которые получали от правительства пенсию в деньгах. Как только источник денег иссяк, никаких римских городов как экономического и социального явления не должно было остаться, должны были остаться развалины с непонятным юридическим статусом. Вот сегодня многие западные историки наконец-то об этом открыто пишут, хотя и встречают некоторое сопротивление.

Еще распространенная точка зрения на вольные города (опять-таки, в современной истории много расизма) состоит в том, что жители Западной Европы были не такие, как все, они были свободные, и поэтому смогли создать вольные города.

Давайте посмотрим, что такое город в его эволюции. Мы уже говорили, что изначально город – это центральный склад, куда свозится дань, где живет правитель данной территории, где стоит его войско, и куда в случае опасности могут сбежаться окрестное население. В центре находится замок, окрестности вокруг замка защищаются стеной, стены постоянно достраиваются (посмотрите на наш Кремль, Китай-город – это же тоже стена). По мере потребностей эта инфраструктура наращивается. Кто живет в городе? Ремесленники, которые обслуживают двор феодала, причем ремесленники как его собственные из крепостных, так и свободные, которых он приглашает, если речь идет о важном навыке – изготовлении оружия, украшений и пр. В городе живут мелкие феодалы, или вассалы, которые не имеют возможности построить свой собственный замок, но могут построить дом рядом с замком крупного феодала. В городе также живут купцы. Тут, правда, опять возникает вопрос: если нет денег, то откуда берутся купцы? Пока распределение происходит в натуральной форме, купцы не нужны. И не надо здесь вспоминать про то, что рассказывают неоклассики о происхождении денег, что они от потребностей и все такое. Мы с вами знаем, что происхождение денег другое.

Построим гипотезу. До XII века в Европе нет денег и нет особой торговли. С XII века деньги в Европе появляются в большом количестве, начинают функционировать ярмарки, появляются вольные города –  причем все эти процессы происходят очень быстро. Про венецианцев мы говорили: Венеция – это колония Византии и купцы там византийские. Но если мы посмотрим на Византию того времени, то мы увидим, что в Галате, в предместье Константинополя, находилась колония генуэзских купцов, которые перехватили значительную часть византийской торговли.

То есть буквально менее чем за сто лет в Европе коренным образом меняется ситуация, что не может произойти путем эволюции, поскольку все меняется слишком быстро. Это тоже загадка.

Давайте посмотрим более широко. Посмотрим на восточных купцов. Кто такой восточный купец? Между восточными и западными купцами есть большая разница, на которую все тоже обращают внимание. В восточном обществе, имперском обществе, – деньги и власть слиты воедино, там если человек терял элитный статус – то терял и деньги. То же относится и к купцам. Если было необходимо, то власть могла забрать у купцов деньги на финансирование интересов империи, потому что это не личные деньги, а деньги, данные в пользование, поскольку купец занимает некоторое сословное место. Иными словами, у человека есть деньги только если он занимает место в иерахии, и эти деньги ему не принадлежат. Он не может их приватизировать.

И вдруг выяснилось, вероятно, в ходе Крестовых походов, что есть территория, где деньги не входят в понятие иерархии, где иерархия строится по владению землей и натуральными ресурсами. Деньги исключены из иерархии. И если свои деньги вывезти на эту территорию – в оффшор – то эти деньги станут личными, там на них никто не посягнет, поскольку там просто не знают по сути, что такое деньги и как с ними работать. Дальше налаживается торговля с  Западной Европой. Эта территория, конечно, очень бедная по сравнению с богатым востоком, и здесь много не заработаешь, но зато все что заработал, все твое личное.

То есть Европа послужила оффшорной зоной, в которую ее превратили восточные купцы, и мы даже знаем, какие именно восточные купцы – евреи (по очень простой причине: дело по переводу денег надо иметь с единоверцами, а евреи в Европе были). Эта денежная оффшорность сохранилась, она лежит в основе Европы.

Купцы вывели в Европу деньги, причем на этом заработали и феодалы, которые обеспечивали безопасность торговли. Если феодал владеет городом, то ему выгодно привлекать купцов, которые обеспечивают развитие торговли, и, следовательно, приток денег в город. А самое главное, феодалы поняли, зачем нужны деньги, ведь когда появился рынок, они регулярно и интенсивно начинают друг с другом воевать. Но одно дело воевать только теми силами которые есть, а другое дело – взять кредит, нанять дополнительное войско, и с помощью денег  выиграть войну.

Дальше ситуация развивается. Есть купцы, у которых есть деньги, и есть феодалы, которые нуждаются в деньгах. Начинается процесс выкупа городов. Города становились вольными в результате нескольких операций, часто в результате выкупа. Например, один феодал хочет захватить соседнего феодала и захватить город – купцы дают ему денег при условии, что город переходит под их управление. Города часто выкупались, обычно в складчину. И те кто выкупали обычно и составляли потом магистрат города.

Были и другие случаи, которые представляла война папы и императора. Местный феодал мог в этой войне встать не на ту сторону, в смысле на проигравшую. Если при этом граждане города (они в этой ситуации могли встать на правильную сторону, и у них появлялся выбор) могли договориться с правильной стороной о том, что если они эту правильную сторону сторону поддержат (откроют ворота, обеспечат снабжение), то город будет их.

Историки описывают ситуацию: после того как город освободился, начинается гонка вольностей, когда город выторговывает себе дополнительные привилегии у той и у другой стороны за поддержку или нейтралитет в войне. И в попытках перекупить город на свою сторону эти привилегии предоставлялись.

Вот в этой ситуации появились вольные города, чего больше не было нигде. Причем вольные города обычно обладали деньгами, находившимися в руках купцов. То есть вольные города – это денежные центры, вполне самостоятельные. Именно города начали массово вводить  наемные армии. Против этого, в частности, выступал Макиавелли, когда говорил, что наемное войско – это самое худшее, что может быть.

Эту историю я потом продолжу, а сейчас закончу важным суждением.

 

Прагматика и идеализм. Спор между двумя иерархиями имел прагматическое значение, но мог вестись только в идеалистических терминах. Церковная и светская иерархия могли обращаться только к более высокой абстрактной силе, способной его разрешить. Иными словами,  спор имел прагматичный характер, но велся он в поле идеологий, в идеальном поле. Это очень важная особенность Европы, которую мы, большинство жителей территориальной империи, не понимаем.

Почему не понимаем? Потому что традиционная территориальная империя держится на прагматике. У нас тоже есть идеальные соображения. Но мы не совсем понимаем, откуда они у нас есть, а самое главное, что когда дело доходит до собственно дела, то выясняется, что по сути этих соображений и нет.

Опять-таки, откуда у нас идеальные соображения? Они появляются оттого, что территориальная империя и ее жители думают, что они живут в национальном государстве или могут жить в национальном государстве, способны его построить. Когда мы встаем на точку зрения Запада, то декларируем идеальные соображения, но когда дело доходит до конкретных действий, то каждый вспоминает про свой дом, свой надел и начинается сплошная прагматика. Вот в этом состоит очень большое непонимание нами Запада.

На Западе же, в свою очередь, сложилась целая традиция: хотя в реальности речь идет о прагматичных вопросах, но обсуждаются и решаются они только в идеальном мире. Когда меняется прагматическая задача, то меняется и идеальное поле. Сами они это понимают.

Когда же наша интеллигенция смотрит из своей территориальной империи на их идеальное поле, то принимает его за истину в последней инстанции, а когда идеал меняется, то сильно удивляется и начинает возмущаться.

Приведу пример для иллюстрации нашего непонимания. Посмотрим на В.В. Путина. Он  очень имперский человек и по воспитанию и по духу. Он внимательно смотрит на Запад и говорит: ребята, вы решаете прагматические задачи, и я решаю прагматические задачи, зачем вы постоянно обращаетесь к вашим идеалам, давайте договариваться о прагматике. А они так не могут, они должны апеллировать к идеальному, такая у них особенность.

Но такая особенность дает много полезного: отсюда начинается схоластика, наука и в целом способность к абстрактному мышлению, чего нет в империях. В России же идеализм часто наносной, поскольку Россия – это империя, которая мыслит в терминах, несвойственных империям (то есть интеллигенция так мыслит, чем всех и заразила). Поэтому в России некоторый идеализм есть, но какой-то непонятный, мы не поспеваем за изгибами западного идеализма. На Западе понимают, что решают прагматичные задачи, но способ разрешения находится в идеальном поле, они другого не знают. Проблему необходимо перевести в идеальную плоскость, сформулировать там систему понятий, и на их основе сформулировать прагматику – это подход. Мы такой подход не понимаем. Причем они подходят к этому процессу гибко, они настаивают на идеалах, и в каждый конкретный момент они эти идеалы транслируют. Мы же берем какую-то идеальную систему, воспринимая ее как истину в последней инстанции и тотально транслируем ее вниз по вертикали. А потом удивляемся, когда эта идеальная система меняется.

Наша российская вера в заговоры тоже возникает из противопоставления между  прагматизмом и идеализмом. Мы же все понимаем, что маржинализм в 70-е гг. XIX века был придуман исключительно с целью отобрать у России не открытые тогда еще тюменские месторождения нефти. Ну мы-то знаем, что Запад с помощью маржинализма и неоклассической теории разрушил Советский Союз и теперь качает нашу нефть. Мы-то с вами прагматики, мы-то понимаем, что они все это придумали специально, чтобы нас обидеть. «Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году». Мы так думаем по той причине, что мы тоже склонны к этому идеализму. При этом наш идеализм – это их идеализм, только вчерашний.

Проиллюстрирую. В 90-е гг. я читал воспоминания кого-то из наших разведчиков о визите Черчилля в Москву – этот разведчик переговоры подслушивал. Он пишет, что по возвращении от Сталина  в гостиницу министр иностранных дел Великобритании прямо до крика ругал Черчилля, премьер-министра, за то, что его высказывания по какому-то вопросу не соответствовали принятой политике кабинета по этому вопросу. То есть подчиненный отчитывал командира. Командир при этом оправдывался тем, что он же может эту политику изменить. На что министр отвечал, что вот когда ты ее продумаешь, напишешь документ, сформулируешь новый идеал, тогда мы все ее и будем придерживаться. Но пока ты не изменил старую политику, я буду ее придерживаться, и ты тоже ее придерживайся. Эта история очень меня впечатлила.

В ходе противостояния церковной и светской власти произошло еще несколько важных вещей, которые носили прагматический характер, но были сформулированы в идеальном поле.

Во-первых, как я уже говорил, это концепция разделения законодательной и исполнительной властей, разработанная церковью.

Во-вторых, вторая идея, которая поддерживала первую – это система права и верховенство закона. Это тоже  новая идея, идеалистическая, но разработанная для решения прагматических проблем.

В-третьих, была сформулирована собственно идея национального государства. По сути это стало революцией в догматике, потому что собственно христианская религия строилась на универсальности, на том, что есть единый христианский народ, где нет ни эллина ни иудея.

Отсюда вытекала идея универсальной империи, с единым народом и единой церковью. Но когда стало понятно, что создать единую имперскую власть в соответствии с пожеланиями церкви не удается, что как только она выстраивается, возникает страшнейший конфликт между церковью и светской властью, грозящий захватом Рима и свержением папы, пришлось разрабатывать другой сценарий.

Карл Великий оставил наследие в виде Франции, находящейся вне имперского влияния. И тут встал вопрос: с одной стороны, папа должен бы был уговаривать Францию стать частью единой империи, но тогда империя бы еще более усиливалась, а договориться с империей невозможно. С другой стороны, в случае войны с империей папа мог бы прибегнуть к помощи Франции. Но тогда необходимо было объяснить, почему Франция находится вне империи. Для этого надо было изменить догматику. То есть надо было разработать идею о том, что бог создал разные нации. Они хотя и христианские, но многообразие и богатство творения бога состоит в том, что нации все же разные, и у них могут быть разные власти. То есть идея национального государства – это очень сильный переворот в церковной догматике.

Как всякое глобальное решение, оно сильно ударило по самой церкви. Потому что как только стало можно говорить о том, что есть разные нации, тут же возникала идея итальянской нации, что ставило вопрос о месте в ней самого папы. В конце концов ведь все закончилось Ватиканом, маленьким пятачком, но который есть самостоятельное папское государство. То есть идея оказалась о двух концах. Она помогла в борьбе с императором, но в конце концов отразилась и на церкви.

В-четвертых, была сформулирована идея народовластия. Схема была очень простая. Если есть разные нации, у которых есть свои светские власти, то народ тоже должен иметь свои права. Ведь народ же христианский, каждый день ходит в церковь, и значит этим народом должна  управлять церковь. Светские власти будут править, а народ должен выступать как законодатель.

То есть церковь теперь не непосредственно взаимодействует с императором по схеме церковь – законодательная власть, а император – исполнительная, а короли как лидеры национальных государств выступают как исполнительная власть, а церковь через народ выступает для них как законодательная власть. В этом контексте возникла еще одна идеологема: власть народа – это власть от бога.

Все эти идеи – прагматичны, они выросли в рамках борьбы между церковной и светской властями, но оформлены они были в виде неких абстрактных принципов. Эти принципы, собственно, и задали направление развития мысли и движения в Западной Европе.



<<< Вернуться в подраздел "Тексты лекций по управлению и элитологии"
<<< Выбрать подраздел

 
© 2011-2024 Neoconomica Все права защищены