Азиатские истории, часть IV. Эпоха дракона

Третьим будешь?

– Фольклорное

Введение

Потихоньку настаёт пора сворачивать цикл "Азиатских историй" – каковой цикл, однако, был бы категорически неполон без рассказа о Китае. Соответственно, именно Поднебесная будет темой нынешнего повествования. Понятно, не вся страна целиком – Китай велик и необъятен, и уложить пусть даже вопросы исключительно экономики в масштаб одной заметки не представляется возможным. При этом определённые события произошли в КНР буквально на днях – и всё это, сложенное вместе, выглядит довольно любопытно.

Вместе с тем, рассуждать о событиях, происходящих ныне, без понимания генезиса их есть дело не особо правильное с точки зрения целостности нарратива. Но если рассуждать о генезисе, то немедленно встаёт вопрос – а насколько глубоко стоит залезать в дела давно минувших дней, опять же, с учётом используемого формата? Разумный ответ на это звучит, вероятно, как "настолько, насколько надо, но без излишеств" – что я сейчас и попробую осуществить.

История

Рассуждая о Китае в историческом контексте, надо исходить из того, что эта страна почти всю свою историю была достаточно велика, достаточно сильна, достаточно богата и достаточно самостоятельна с экономической точки зрения. У Китая, в целом, не было острой потребности в заграничной торговле. Разумеется, она как таковая велась (достаточно вспомнить Великий Шёлковый Путь, существовавший ещё до Христа), но критичной зависимость Китая от внешней торговли никак не была. Возможно, именно эта экономическая квазинезависимость и сыграла, в какой-то степени, злую шутку с Китаем, который вместо экспансии (здесь достаточно вспомнить широчайшую географию плаваний Чжэн Хэ в первой половине XV века, от Нанкина до Индонезии, Африки и Аравийского полуострова) предпочёл замкнуться в себе и стагнировать. Налаживание связей с Европой – в 1557 году португальцы закрепились на острове Макао, ныне Аомынь – не привело к "раскрытию" Китая, появившиеся было христианские миссии были закрыты, а внешняя торговля ограничилась одним портом в Кантоне.

При этом мощь Китая того периода (XVI-XVIII века) спасла его от прямой колонизации европейцами, которые яростно искали новые ресурсы и новые рынки сбыта для своих товаров. Силой Китай было не взять, торговлей тоже: хотя ключевая китайская экспортная продукция – шёлк и фарфор – всегда пользовались большим спросом в Европе. Проблемой было то, что Европе было, по сути, нечем платить Китаю, европейские товары, в целом, не пользовались спросом, Китай с охотой покупал лишь итальянское стекло, русские меха и, конечно, всегда был готов брать серебро. В результате оно утекало из Европы, торговый баланс был отрицателен – и это не могло не раздражать европейцев, вне зависимости от их национальной принадлежности. Огромный богатый рынок Китая очень хотелось вскрыть – но подходящего инструмента для этого не было.

Инструмент появился, в общем-то, случайно. В 1775 году Британская Ост-Индская компания нелегально продала в Китае полторы тонны опиума, импортированного из недальней Индии. Китайцы расхватали его как горячие пирожки, несмотря на то, что торговля опиумом и употребление его были в Китае законодательно запрещены императорскими декретами 1729 и 1799 годов, а Британия сделала выводы. К 1830 году объём торговли опиумом увеличился тысячекратно, а торговый баланс выправился. Деньги стали уходить из Китая обратно в сундуки европейцев, а Китай стремительно наркотизировался и, разумеется, погрязал в коррупции. Императорские попытки прекратить процесс деградации страны привели к двум войнам, известным как Опиумные. Китай их обе проиграл (европейские ружья, пушки, корабли и тактика сделали своё дело), подписал невыгодные для него мирные договора и был принужден к выплате контрибуции.

В целом же период с 1850 по 1950 года даже в официальной китайской историографии носит название "Век позора". В тот период Китай обижали все кому не лень – а не лень было многим. Императорская система разваливалась на глазах, двор императрицы Цыси (правила с 1861 по 1908 года) был кем-то из современников прозван "смесью борделя и пыточной камеры", страна же нищала. Империя кончилась в результате Синхайского восстания 1911 года,  а через несколько лет начался период разделённого Китая, именуемый "эра милитаристов" (Warlord Era). Объединить Китай удалось только в 1928 году, но однозначно период китайской разрухи закончился только с формированием КНР в 1949 году – под чутким контролем и приглядом Советского Союза.

Изначально КНР полностью ориентировалась на СССР и, соответственно, находилась в изоляции относительно США, Японии и стран НАТО. Отношения душа в душу между СССР и КНР продолжались до 1956 года, когда произошел XX съезд КПСС, на котором был вскрыт культ личности Сталина, официально было заявлено о репрессиях в его правление и так далее. Затем Сталин был извлечен из мавзолея на Красной площади и перезахоронен. Китай воспринял это крайне негативно, одним из ключевых императивов в китайском поведении является требование "сохранения лица". В этом контексте поведение СССР было для Китая категорически неприемлемо, для Китая это была та самая "потеря лица" Союзом. Свою лепту добавила экономическая политика Хрущева: новый курс на экономическое развитие при  "мирном сосуществовании". Лидер КНР Мао Цзедун объявил эту политику ревизионистской, трения между КНР и СССР стали нарастать, Китай стал резок к СССР в идеологическом плане, требовал признания его верховенства, речь также шла о согласии СССР на аннексию Монголии. Кульминацией конфликта стали пограничные столкновения вокруг острова Даманский на реке Уссури в 1969 году. Остров остался за СССР, но отношения между странами были испорчены окончательно, хотя до прямой войны и разрыва дипотношений дело не дошло.

Выбор Китая

Соответственно, перед Китаем во всём своём величии встал вопрос – как жить дальше. С Советским Союзом и соцблоком в целом горшки были побиты всерьёз и надолго и взор Китая обратился в сторону капиталистической части мира. Уже в 1971 году Генри Киссинджер совершил тайный визит в Китай, а годом спустя произошла немыслимая ранее встреча на высшем уровне двух глав государств – Мао Цзэдуна и Ричарда Никсона. В этот момент Китай встал на тропу, по которой до него пошла Южная Корея, а до неё – Япония.

Понятно, здесь имела место своя специфика. Ни Южная Корея, ни Япония не декларировали своё следование той или иной форме коммунистических идеалов, как это делал Китай. По сути, перед Китаем встала задача аккуратно, маленькими шагами, изменить экономический строй, действуя так, чтобы эти изменения накапливались постепенно, так же постепенно интегрируясь в повседневную жизнь китайского социума. При этом, по понятным причинам, не следовало допускать потрясений в идеологической сфере.

Сложно сказать, были ли кем-то явно сформулированы эти цели – но движение пошло именно в этом направлении. В 1976 году умер Мао Цзедун, и в верхах КНР произошёл локальный конфликт, победителем из которого вышел Дэн Сяопин – носитель именно что модернизаторского настроя. Первые изменения коснулись ситуации на селе. Производительность труда среди китайских крестьян была низкой, страна регулярно страдала от голода. Дэн Сяопин упразднил народные коммуны, заменив их коллективной собственностью и семейным подрядом (кстати говоря, примерно такие же реформы были недавно проведены и в Северной Корее). Практически все 800 млн. крестьян получили право на свободное сельскохозяйственное производство. Итогом этого стал выход аграрного сектора Китая из застоя, началась специализация, в сельскохозяйственном производстве стал увеличиваться уровень разделения труда вместе с увеличением его производительности. Вопрос с производством достаточного количества зерна был решен к середине 1980-х годов. Следующим шагом была либерализация в промышленности: стала поощряться свободная экономическая деятельность мелкого бизнеса, было разрешено свободное предпринимательство. Кроме того, были сформированы свободные экономические зоны, которые получили различные инвестиционные и налоговые льготы для привлечения иностранного капитала и технологий, заимствования у иностранных партнеров эффективных методов управления – и с начала 1990-х годов эта политика начала приносить свои плоды.

Здесь надо обратить внимание на один принципиальный момент. По сути своей, Китай ничего нового не открыл. Это была ровно та же самая политика внедрения инвестиционной схемы взаимодействия развитых и развивающихся стран и, соответственно, ровно то же самое ориентирование на привлечение иностранного капитала и иностранных технологий ради производства товаров на внешний рынок сбыта. Опять же, притягательные для иностранного капитала элементы были ровно те же самые – сверхдешёвая рабочая сила и удобная и недорогая морская логистика.

Помимо этих базовых факторов, в данном случае сыграли и особые. Во-первых, это эффект масштаба: китайцев попросту много в абсолютном выражении, соответственно, их много может переехать из глубинки в приморские провинции, и приехав, они продолжают конкурировать между собой по заработной плате. Привело это к тому, что Китай стал перехватывать у вставших раньше на этот путь Южной Кореи и Японии их традиционные рынки сбыта – конкуренцию никто не отменял, и да, в этом смысле (происхождения своей современной экономики, этакой "родовой травмы") и Япония и Южная Корея так и являются развивающимися странами. Во-вторых, сыграло свою роль очень либеральное экологическое регулирование КНР, по сути, его не было, к вопросам экологии китайцы относились и относятся крайне наплевательски, соответственно, экономия на этих вопросах опять же повышала конкурентоспособность произведённых в КНР товаров. В-третьих, государство как экономический актор тоже не дремало – оно не пустило ситуацию на самотёк, но поощряло такое её развитие регуляторными мерами. В-четвёртых, отыграли государственные инвестиции в инфраструктуру: строительство дорог-развязок-мостов-портов там, где с ними плохо и где они действительно нужны, оказывает очень мощный мультипликативный эффект. Наконец, в-пятых, Пекин, по сути, устроил социалистическое соревнование между провинциями – кто больше привлечёт инвестиций (и залезет в долги), кто больше построит жилья, дорог, предприятий и так далее, при этом Центр сквозь пальцы смотрел и на окупаемость этих инвестиций, и на воровство, которое расцвело при освоении этих средств.

Китай и депрессия

Стремительный взлёт Китая на протяжении более чем двух десятков лет, без понимания природы этого взлёта (которое, впрочем, и сейчас мало у кого есть), породил огромное восхищение таковым. Понятно, с соответствующими последствиями – начиная от резкого усиления роли Китая на мировой арене (о чём надо говорить отдельно и что выходит за рамки настоящей статьи) до многочисленных призывов принять китайскую модель, вести себя в экономическом плане как Китай и так далее; собственно, у нас в стране эти призывы были ещё в конце 80-х, при Советах. Масла в огонь добавило то, что Китай, хотя и просел по итогам 2008-2009 годов, всё же сохранил высокие темпы роста экономики – с 14-15% в 2007 году они уполовинились, но всё же остались в глубоком плюсе.

За этим событием последовал взрыв восхваления Китая – на который повёлся, собственно говоря, и сам Китай. Кто сейчас помнит вовсю гремевший неологизм Chimerica (в котором Китай, отмечу, стоит на первом месте)? Кто помнит "научное обоснование" – концепцию декаплинга (decoupling – это примерно можно перевести как "отвязывание", смысл выражения – отцепление экономик развивающихся стран от экономик развитых, имплицирующее возможность первых развиваться без вторых, и развиваться быстрыми темпами), от которого пару лет назад с грустью отказался ранее поддерживающий его МВФ? Увы, всё это теперь осталось в далёком лучезарном прошлом – да в памяти специалистов.

Китайский ларчик, на самом деле, открывался просто. Выше я уже упомянул один из дополнительных факторов китайского взлёта – массированные государственные инвестиции на региональном и муниципальном уровнях, да и на федеральном уровне тоже. Ответом на начало депрессии стало форсирование этих инвестиций, без какой бы то ни было оглядки на окупаемость. Сокращение внешнего спроса на китайскую продукцию было замещено увеличением спроса государственного, квазигосударственного и простимулированного государством, сопровождавшегося, понятно, резким увеличением объёмов долговой нагрузки, в первую очередь региональной.

При этом основные вложения пошли, как казалось тогда, по-умному – в строительство жилья, коммерческой недвижимости и инфраструктуры. Резон понятен – именно строительная отрасль имеет максимальный мультипликатор на смежные отрасли – производство цемента и иных стройматериалов, арматуры и стали в целом, кабелей и цветных металлов и так далее. Китай (да и весь мир в целом) тогда надеялся на V-образное течение экономических сложностей – резкий провал, но затем и резкий рост, который окупит все сделанные вложения. Именно поэтому денег и не считали, кроме того, сыграли свою роль все эти восхваления Китая, которому тогда прочили всё, вплоть до лавров спасителя мировой экономики – предполагалось что Китай, который таким образом сохраняет и даже форсирует свой спрос, подтолкнёт удовлетворяющее его производство в других странах – и  мировая экономическая машинка заработает вновь. Увы, не взлетело (точнее, взлетело локально – к примеру, на китайских деньгах хорошо наварилась Австралия, являющаяся, по сути, сырьевым придатком КНР), китайские непроизводительные расходы вылились только и исключительно в рост долгов и огромное количество никому не нужных активов – так, количество непроданных квартир составляет ныне в Китае порядка 70 млн. штук, и продасться они не могут – дорого, на них нет спроса.

Признаки того, что Китай стал надрываться, появились весной 2013 года. Как раз в этот момент в стране сменилось руководство, пост Председателя КНР занял Си Цзиньпин, а премьером Госсовета КНР стал Ли Кэцян. Сменился девиз правления – малопонятное "гармоничное развитие" Ху Цзиньтао сменила куда более конкретно-националистическая "китайская мечта" Си Цзиньпина. Китай декларировал целый спектр мер по снижению регуляторных норм, заявил о приоритете развития внутреннего рынка (!) и всячески предсказывал светлое будущее для страны. Но ситуация посыпалась почти сразу – сначала о рисках китайской экономики предупредил японский банк Nomura Holdings, а затем, уже в июне, Китай настиг кризис ликвидности. Стало понятно, что Китай не иммунен к мировым проблемам, декаплинга не состоялось, а прославленная "химерика" является ровно тем, чем является – пустой химерой.

В дальнейшем ситуация стала развиваться по нарастающей. Кризисы ликвидности следовали один за другим всю вторую половину 2013 года – ЦБ КНР их старательно расшивал. Затем в феврале 2014 года девальвировался юань – совсем чуть-чуть, но для валюты, которая монотонно росла аж с 2005 года, это было подобно грому среди ясного неба. Затем пошли корпоративные дефолты – опять же, события, неслыханные ранее. ЦБ КНР понял, что ситуация выходит из-под контроля – и принялся активно смягчать монетарную политику, снижать ставку рефинансирования и нормы резервирования для банков, поддерживая надувшийся пузырь огромных долгов – по сути, то самое отношение М2/ВВП, на увеличение которого как панацею для экономики смотрят многочисленные фолк-экономисты.

Надо отметить, что здесь ситуация для денежной системы Китая достаточно тонкая. Было отмечено, что во время первого кризиса ликвидности, в июне 2013 года, ЦБ КНР действовал достаточно лениво, начав, конечно же, снабжать банки юаневой ликвидностью quantum satis, но не сразу. Судя по всему ЦБ КНР, осознавая риски сформировавшегося уже на тот момент пузыря, проводил своего рода стресс-тестирование системы. Он его провёл, выводы были сделаны – и было принято решение не допускать ни схлопывания пузыря (это было бы катастрофично), ни даже его аккуратного сдувания, но наоборот, поддерживать его, упрощая для компаний обслуживание юаневых долгов – с лежащей в основе такого поведения совершенно иррациональной надеждой – "должно же оно когда-то исправиться".

Проблемы с ликвидностью продолжились и осенью 2014 года. Вливание юаневой ликвидности, дабы не допустить краха, стало для ЦБ нормой; кстати говоря, имело место и кредитование "особо избранных" предприятий под меньшую, чем ЦБ и рынок, ставку – кто-то на этом хорошо наварился. При этом очередной пленум ЦК Компартии КНР, прошедший осенью того же года, поставил особую цель – "обеспечение верховенства права", а лично Си заявил, что "бить будем и мух, и тигров", имея в виду и мелких и крупных коррупционеров. Китайский социум, которого эта проблема действительно начала напрягать, порадовался, а Си получил в руки инструмент отвода народного гнева (вообще говоря, после событий 1989 года на площади Тяньаньмынь между китайским социумом и элитой был заключён своего рода негласный договор – "вы не мешаете нам зарабатывать, мы не мешаем вам править и воровать") и, заодно, уничтожения своих политических противников.

Всё это развернулось по-полной в 2015 году. В тот год ЦБ снижал нормы резервирования для банков четыре раза, последний раз – 23 октября с 18 до 17,5%. Тогда же были снижены ставки по годовым кредитам и депозитам – с 4,6 до 4,35% и с 1,75 до 1,5% соответственно – и снято ограничение максимальной ставки по депозитам для кооперативных и государственных банков. Сами же ставки понижались за год шестикратно – но при всём при этом рост экономики КНР замедлился до многолетнего минимума в 6,9%, да и в этой цифре как таковой есть обоснованные сомнения, поскольку стало появляться всё больше сигналов, что китайские статистические данные "не бьются" между собой – сказано же, "когда подделываете отчётность, обращайте внимание на второстепенные показатели".

При этом безумное уже поддержание долгового пузыря сопровождалось крахом на китайском фондовом рынке, который рухнул практически вдвое, "антикоррупционные меры" товарища Си (число попавших в невод чиновников исчисляется десятками тысяч) имели неожиданный побочный эффект – провинциальное (да и не только) чиновничество попросту запугано и теперь действует по принципу "как бы чего не вышло", опасаясь принимать те или иные решения – а ну как придут и заметут почём зря – и, понятно, от этого страдает качество управления страной, юань продолжил девальвацию, Китай потерял более $700 млрд. (!!!) из своих ЗВР на поддержание его курса, а отток капитала превысил, на конец прошлого года, $100 млрд. в месяц.

Кульминировалось это всё принятием в середине марта с.г. 13-го пятилетнего плана (любопытно, что 13-й пятилетки не пережил СССР), обещанием сокращения избыточных мощностей в сталелитейной промышленности (а куда девать рабочих? в Китае уже пошёл достаточно резкий рост стачечного движения), и, главное, прямым признанием Ли Кэцяна в том, что Китаю не удалось осуществить переход на экономику потребления, ориентированную на внутренний спрос, и поэтому страна будет сохранять экспортную ориентацию своей экономики, но не будет девальвировать юань (в чём лично я прозреваю взаимоисключающие параграфы – а чем именно иначе Китай будет поддерживать конкурентоспособность товаров?)

Собственно, история на этом (пока) заканчивается – но от будущего никуда не деться. Перегретая экономика Китая валится в яму, параллельно проедая свои резервы и кредит доверия и со стороны социума КНР, и со стороны всего мира. Это сопровождается внутриполитическим ужесточением – Си консолидирует свою власть, очевидно, в преддверии той или иной турбулентности. Более того, я не удивлюсь, если он уже сейчас ориентируется на отход от устоявшейся схемы – смены поколений властителей Китая каждые 10 лет. Не исключено также, что события будут развиваться таким образом, что Warlord Era вновь вернётся в Китай.

Самое забавное то, что для мировой экономики это, в целом, будет полезно. Китай так или иначе явлеятся ключевой мировой фабрикой, и в случае его, скажем так, перехода в менее консолидированную форму, мировой спрос никуда не денется. Соответственно, вновь возникнет потребность в инвестициях – и колесо мировой экономики вполне привычно завертится вновь. До какого-то момента...

Впрочем, посмотрим. Так, на днях юань немного подрос – но это была реакция на достаточно мягкую речь главы ФРС США Джанет Йеллен, которая весьма осторожно высказывалась о перспективах дальнейшего повышения ставок.

Но депрессия темна и полна кризисов.

Опубликовано 03.04.16 на портале Бизнес-Онлайн, Казань.