Япония и Китай, часть I. Зомби-апокалипсис

Больной опустился гусь
На поле холодной ночью.
Сон одинокий в пути.

– Мацуо Басё

Минувшая неделя принесла сразу несколько новостей из Страны Восходящего Солнца. Во-первых, глава Банка Японии Харухико Курода принял решение пойти по стопам своего коллеги Марио Драги (главы ЕЦБ) и ввести отрицательные процентные ставки (-0,1%) для текущих счетов финансовых структур. Во-вторых, Япония показала, скажем так, неоднозначные данные по внешней торговле: в  январе торговый профицит Японии вырос до пятилетнего максимума, что сопроводилось сильнейшим снижением экспорта – более мощный спад фиксировался осенью 2009 года. В-третьих, на фоне всего этого японская экономика как таковая, несмотря на всю ярость "абэномики", показала минуса – ВВП страны в октябре-декабре снизился на 0,4% в квартал и 0,5% в год – оба значения худшие за год.

Будучи окинутыми одним взглядом, эти данные заставляют усомниться в эффективности проводимой кабинетом Синдзо Абэ политики. При этом, однако, возникает вопрос: а какие возможны альтернативы этому курсу, да и вообще – "как Япония дошла до жизни такой" (кстати, какой именно?), кроме того, возникает необходимость прогнозирования ситуации дальше, при этом можно несколько расширить поле зрения, распространив его и на соседние страны.

Рассматривать ситуацию в довоенной Японии смысла сейчас не имеет. Та страна потерпела поражение в войне, получила два ядерных удара (в дополнение к неядерной бомбардировке Токио), её промышленность была разрушена, остров Окинава был захвачен американцами и там была создана мощная военная база, являющаяся ключевым стратегическим объектом и контролирующая все тихоокеанские подходы к Японии, территория эта была де-факто аннексирована США (японская администрация появилась там только в 1972 году). Более того, по итогам войны произошёл надлом японской нации со всей их воинственностью, самурайским духом и служением микадо. По сути, страна представляла собой чистый лист, над которым довлел вопрос: как жить дальше.

Решение было, скажем так, органичным. Япония попала "под зонтик" США и стала развивать свою экономику по инвестиционному пути взаимодействия, являсь реципиентом американских инвестиций. Эффективности здесь очень сильно добавляло то, что, во-первых, имевшаяся промышленность Японии была разрушена войной и, соответственно, ничего не мешало строить всё заново, по ультрасовременным мировым (а именно американским) образцам. Во-вторых, очень важное значение имело то, что промышленность в Японии уже существовала (хоть и была разрушена в ходе войны), соответственно, уже существовал целый слой инженеров, квалифицированных рабочих, управляющих – и всей культуры промышленного труда в целом. Эти два фактора, наложившись на традиционную японскую трудовую этику (трудоголизм и фанатичная лояльность работодателю-корпорации), отработали очень мощно: с середины 1950-х по середину 1970-х годов средние темпы роста реального ВВП Японии держались на уровне 10% в год, замедление началось лишь с середины 70-х, по мере сближения жизненного уровня граждан США и Японии.

Поначалу это мало кто замечал как сколько-нибудь существенную проблему – рост величиной в усреднённые 4,5% (в периоде 1975-1990 годов) – тоже весьма неплохо. Вмешались, однако, внешние факторы: во второй половине 70-х годов США столкнулись со стагфляцией на фоне роста цен на импортируемую американцами нефть, так, почти нулевой экономический рост в 1979 году сопровождался инфляцией в 11%. Лекарство было под стать болезни: ставки были подняты до 19%, инфляцию это, понятно, прибило, но доллар США, прочно утвердившийся как основная мировая валюта, от этого сильно окреп, что резко негативно отразилось на американской промышленности, и это стало последней каплей в недовольстве американских элит, которые и так с подозрением смотрели на японскую экономическую экспансию.

Надо понимать, что поначалу всё было нормально. Собственно, именно в этом и заключается инвестиционный механизм развития, когда страна с низкой стоимостью труда открывается для инвестирования экзогенного капитала ради получения, соответственно, более дешёвых товаров, имеющих более высокую конкурентоспособность на локальном (для инвестора) рынке сбыта. Было хорошо всем – Япония получила работу, технологии и деньги, американцы (и весь остальной мир) – дешёвые японские товары. Но со временем ситуация изменилась, японская продукция стала однозначно теснить исконно американскую, в первую очередь автопром. Масла в огонь добавило вышеупомянутое повышение цен на нефть 70-х годов, американские потребители, до того предпочитавшие мощные прожорливые автомобили, стали вполне предметно задумываться об экономии на топливе. Японский автопром оказался здесь как нельзя кстати – японцы раньше других уловили эту волну спроса и оказались способны предоставить покупателям экономичные и притом технологически продвинутые автомобили. Взлёт японской оптики и аудио- и видеоаппаратуры в целом относится к этому же периоду. Вишенкой же на торте стала весьма успешная культурная экспансия – ниндзя, катаны, аниме и тому подобная экзотика.

Надо было принимать меры – и меры были приняты. В 1985 году, после достаточно серьёзных переговоров, было заключено т.н. "соглашение Плаза" – Plaza accord, поименованное так по названию отеля в Нью-Йорке, где оно было подписано. В соглашении участвовали основные мировые экономические игроки того времени: Франция, ФРГ, Япония, США и Великобритания, страны договорились о совместной работе по снижению курса доллара США – для поддержания американской экономики, внутреннего и экспортных производств. В результате этого соглашения иена укрепилась к доллару: от ¥230 за $1 в начале 1985 года курс изменился до ¥160 за $1 к началу 1987 года. После этого, в феврале 1987 года, соглашение Плаза было нивелировано "обратным" Луврским соглашением (Louvre accord), в котором также участвовали Канада и Италия (последняя, впрочем, отказалась поставить свою подпись). Это соглашение было призвано, наоборот, затормозить процесс девальвации доллара США. Девальвация, впрочем, продолжилась, в следующем году, после осеннего биржевого краха, за доллар давали ¥122; к 1989 году курс вернулся до ¥160. Но дело было сделано: японская экономика получила удар, который вскрыл и так накопившиеся проблемы, в результате чего экономика страны не оправилась до сих пор.

Проблемы эти можно разделить на три основных вида.

Во-первых, укрепление иены угнетало экспорт товаров, но стимулировало экспорт капитала – по сути, Япония сама стала его источником для иных стран в рамках того же самого инвестиционного способа взаимодействия. Проблема в том, что деньги, работающие в промышленном секторе, более распределены по населению по сравнению с таковыми в финсекторе, иначе говоря, деньги от успешных продаж товаров получает большее количество людей по сравнению со эффектом от сравнимого объёма капитала в финансовом секторе. По сути, это привело к некоторому перераспределению доходов населения с поляризацией таковых, отчего совокупный японский внутренний спрос несколько просел.

Второй проблемой стало набравшее силу старение населения. Помимо очевидных затрат на пенсионное обеспечение, это привело к недостатку молодой рабочей силы на рынке труда, т.е. к повышению зарплат – что ещё больше посадило вниз эффективность японской промышленности (забегая вперёд, отметим, что схожая ситуация наблюдается сейчас в Китае).

Главной же проблемой оказалась третья, а именно полностью отработавшие мины устоявшейся японской государственно-корпоративно-трудовой этики с глубоко укоренившимся патернализмом и пожизненным наймом. Избыточная господдержка (по отношению к предприятиям, но не к гражданам) привела к повсеместному распространению того, что называют зомби-фирмами – под которыми понимаются непроизводительные и нерентабельные предприятия, которые должны бы покинуть рынок, но оставались на плаву благодаря помощи со стороны кредиторов (надо сказать, это не уникальное явление, сейчас оно, в некоторых аспектах, наблюдается в американской сланцевой отрасли) и государства. Продолжая вести операционную деятельность и держась за работников, которые должны были бы перейти в более эффективные и производительные компании (или вообще уйти с рынка труда), зомби-фирмы подрывали эффективность всей экономики. Здоровые предприятия развивались медленнее, и если со временем присутствие зомби становилось достаточно обширным, уровень производительности в секторе падал. Так, к началу 2000-х зомби-фирмы составляли порядка 30% от всех японских компаний, и на них приходилось около 15% от всех активов экономики – и, по большому счёту, от этой проблемы не удалось окончательно избавиться до сих пор. Что до систем пожизненного найма, которые, опять же, до сих пор остаются вполне функционирующим институтом японской экономики (примерно 35% японцев работают в таком режиме), то эти механизмы сейчас представляют из себя огромную гирю на рынке труда, которая мешает ему балансироваться. Забавно, кстати, то, что зомби было существенно меньше в тех секторах, где значимое присутствие имел иностранный капитал, так, сугубо внутренние строительство, торговля и сфера услуг были заповедниками этой нежити, в то время как среди работающих на экспорт (и конкурирующих со всем светом) промышленных предприятий такого практически не наблюдалось.

Разумеется, зомби-апокалипсис отразился на японской экономике в целом. В 1990 году, реагируя на накопленные экономические сложности, лопнул пузырь на рынке недвижимости (известен пример, что на пике пузыря в центре Токио земля под купюрой в ¥1000 стоила куда дороже чем сама купюра), экономика Японии скатилась в рецессию, которая в итоге и перешла в практически нулевые темпы роста (среднегодовой рост в 1990-2010 годах был порядка 0,9% – слёзы на фоне прошлых лет). Эта ситуация продолжалась без малого два десятка лет, вплоть до начала нынешней мировой депрессии, собственно, именно она и известна в Японии и за её пределами как "потерянное двадцатилетие".

Нельзя сказать, что японские власти ничего не делали для исправления ситуации – но делали они явно не то, что надо. Так, вопросом набега зомби занялись всерьёз только при правительстве Коидзуми (2001 – 2006), кое-какие меры были приняты, но до конца ситуацию выправить не удалось. В целом же японское государство изначально приняло решение бороться с депрессией вполне кейнсианскими методами – через рост государственных расходов, которые, по идее, должны стимулировать совокупный спрос, в результате чего "перезапустить" машинку экономики.

Увы, оно не взлетело, несмотря на до, что госдолг Японии, из которого и финансировались траты, вырос с 20% ВВП в 1992 году до 80% в 2007 году, перед началом депрессии. Японцы делали всё как по учебнику: контрциклическая политика, государственные траты, вложения в инфраструктуру – последние считались (да и сейчас кое-кем считаются) априори эффективными – не получилось. В целом за период 1993–2003 годов было использовано ¥213 трлн. госинвестиций такого толка, из них в три ключевых группы – дороги, порты и аэропорты, сельское хозяйство и рыбные порты, борьба с наводнениями и охрана лесов – было направлено 89% от этой суммы. Средняя продуктивность этих трат составила порядка 30-35% – иначе говоря, порядка ¥150-160 трлн. было попросту бездарно просажено. Фактически, инфраструктура в Японии и так была очень хорошей, они, затратив огромные деньги, вылизали её до блеска – но затраты оказались больше полученной с этого экономии. Сравнить это можно, скажем, с проведением восьмиполосного шоссе до какого-нибудь полупереваренного лесом Усть-Волчехвостска: влезть в долги и построить-то можно, а смысл?

Примерно в таком плачевном – относительно великих и славных прошлых времён – состоянии Японию и застала нынешняя мировая депрессия. Но об этом речь пойдёт в следующей части материала.

Опубликовано 21.02.16 на портале Бизнес-Онлайн, Казань.