Новая теория Материалы О нас Услуги Партнеры Контакты Манифест
   
 
Материалы
 
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ПРОЧИЕ ТЕМЫ
Корея, Ближний Восток, Индия, ex-СССР, Африка, виды управленческой деятельности, бюрократия, фирма, административная реформа, налоги, фондовые рынки, Южная Америка, исламские финансы, социализм, Япония, облигации, бюджет, СССР, ЦБ РФ, финансовая система, политика, нефть, ЕЦБ, кредитование, экономическая теория, инновации, инвестиции, инфляция, долги, недвижимость, ФРС, бизнес в России, реальный сектор, деньги
 

Homo neoconomicus

19.10.2015

Текст: Андрей Акопянц

Одно из главных отличий неокономики от классических экономических теорий заключается в том, что она изучает экономические механизмы в их взаимосвязи с механизмами власти. И у этого есть глубокие основания  а именно, представление о человеке и его мотивациях, положенное в основу неокономики. И это представление радикально отличается от "человека экономического", из которого исходит современная ортодоксальная экономическая теория.

 

Одно из радикальных отличий неокономики от классических экономических теорий заключается в том,  что  она изучает экономические механизмы в их взаимосвязи с механизмами власти.

Более того,  она постулирует, что возникновение  практически всех существующих экономических феноменов и институтов невозможно объяснить чисто экономическими мотивациями субъектов, но можно объяснить исходя из мотиваций власти.

Этот подход проходит красной нитью через все неокономические нарративы – начиная от возникновения денег,  разделения труда и финансового сектора, заканчивая механизмами взаимодействия развитых и развивающихся стран.

И  этот подход имеет глубокие обоснования, которые, насколько я знаю,  не отражены ни в книге Григорьева, ни в его публичных выступлениях. Но их понимание крайне важно  для того,  чтобы воспринимать логику рассуждений неокономики.  Речь идет о модели человека.

Homo economics

Как известно, история современной неоклассической  экономики (economics) началось с того, что ее основатели попытались построить ее аксиоматически, положив в основу модель «человека экономического”  – homo economicus.

Это такой человек, главная мотивация которого – увеличение собственного благосостояния.  При этом он является рациональным, т.е. принимает в каждой ситуации наиболее выгодные для него решения, и обладает всей полнотой информации о рынке.

Эта модель в некотором приближении позволила объяснить функционирование существующих институтов западного общества, хотя потребовала для этого введения всяких поправок  и дополнений, касающимися индивидуальных различий людей – склонность к риску, временной горизонт, еще что-то. Ну, и предположения о полноте информации пришлось частично отвергнуть (особенно порезвились тут институционалисты).

Но она не смогла объяснить ни возникновение этих институтов, ни функционирование обществ другого типа,  ни сам факт возникновения homo economicus – как известно, дикари, с которых все начиналось, таковыми не являлись.  И логично перейти к рассмотрению макроэкономических феноменов тоже не смогла – пришлось в economics вставлять на живую нитку  фрагменты классической (смитовско-марксовой) политэкономии.

Ну и вообще, как мы знаем, реальные  homo sapiens-ы весьма далеки от homo economicus по своим мотивам, и часто не очень рациональны. 

Homo neoconomicus

В основу неокономики положена совсем другая модель человека – существенно более близкая к тому, что нам известно из психологических и этнографических изысканий. А именно – человека иерархического.

Как известно, первичными инстинктами для всего живого являются инстинкт самосохранения и инстинкт размножения. У стадных животных на базе инстинкта размножения сформировался  иерархический инстинкт, проявляющийся в основном у самцов  – стремление занять более высокое место в социальной иерархии стада. Потому что чем статусней самец – тем больше самок он может оплодотворить. 

И собственно, властный (иерерхический)  инстинкт и результаты его сублимации (о чем пойдет речь дальше)  неокономика рассматривает как основную мотивацию индивида.

Для наук, изучающих власть (элитология, теория управления) это – общее место.  Но экономическое поведение с такой точки зрения рассматривать было не принято.  Но  именно единство базовых  мотиваций  и предопределяет  неразрывную связь экономических  и властных механизмов, которую постулирует неокономика.

При этом человек по-прежнему рассматривается как рациональный – но очень локально. Считается, что в ситуации очевидного выбора он не будет делать себе хуже, а по возможности – лучше. Т.е. если у него есть возможность получить здесь и сейчас за одно и то же рубль или два, он предпочтет два.

Ну, и остаются в силе индивидуальные особенности – у кого-то властный инстинкт развит сильнее, у большинства – слабее (да и общество зачастую его репрессирует),  временные горизонты тоже различаются (т.е. кто-то предпочтет рубль здесь и сейчас, а кто-то два и завтра).

Статусное потребление как атрибуция власти

В первобытных обществах всякие редкости и ценности мог иметь только вождь и его приближенные (они просто отбирали их у всех остальных).

Про мере роста человеческих сообществ до тех размеров, когда все уже не могли знать всех,  ценности стали играть роль визуальных  признаком статуса – а как иначе внешне отличить  статусного индивида?

Отсюда – особая одежда, украшения, и всякие визуальные  атрибуты власти (которые дошли до наших времен в виде  корон и скипетров, и так далее) – в общем, цветовая дифференциация штанов.

Соответственно, способом оказать кому-то уважение стало дарение подарков – желательно редких, владение которыми поможет их владельцу обозначит свой статус. 

И межплеменные обмены начинались вовсе не как товарные (обмены излишков на излишки). А как статусные – реципрокные. Одно племя посылало другому подарки (редкости) в знак уважения. И получало ответные подарки. Ни о какой эквивалентности обменов здесь речь не шла, да и сами предметы обмена зачастую не имели никакой практической ценности – только статусную.

Богатство как сублимация власти

После распространения денег  у отельных расторопных индивидов появилась техническая возможность накапливать богатства вне зависимости от их статуса (уровня власти).  

И соответственно, появилась возможность покупать ценности и редкости – т.е. осуществлять статусное потребление.  Тем самым как бы обозначая свой высокий социальный статус (которого в реальности нет) и сублимируя иерархический инстинкт.

Т.е. стремление к богатству неокономика рассматривает как сублимацию властного (иерархического) инстинкта, осуществляемую через статусное потребление.

По мере того, как человечество богатело,  и богатых становилось все больше и больше, у них сформировалась собственная альтернативная иерархия – иерархия богатства.  И статусное потребление является важной чертой этой иерархии. Дорогие машины, дворцы и  яхты богатых людей – это не прихоть.  Это – необходимость для обозначения своего места в иерархии (хотя многих действительно богатых людей эта необходимость на самом деле  раздражает).

И высокие уровни в этой иерархии также действительно дают некоторую власть, и свободу доступа к самкам. 

Статусное потребление и мотивация к труду

В бедных странах люди зачастую работают просто для того, чтобы выживать (в силу инстинкта самосохранения). Но в странах с развитой системой социального обеспечения сейчас можно выживать, вообще не работая.

Так ради чего люди там вкалывают? В основном – ради статусного потребления.

Дорогие (или выглядящие как дорогие)  шмотки и гаджеты играют важную роль в мотивации современного человека, позволяя ему реализовывать свой иерархический инстинкт – если он не может реализовывать его другим способом.

Причем тут можно выделить два варианта  мотивации:

  • хочу то, что есть мало у кого (сильно развитый, но сублимированный иерархический  инстинкт).  Встречается редко;
  • хочу то же, что есть у всех, а у меня нет (слаборазвитый иерархический инстинкт). Встречается часто, особенно у женщин (а они уже мотивируют мужчин :).

И собственно,  адепт  статусного потребления  в достаточно богатом обществе и является прототипом  того самого  “’экономического человека”  – потому что ему всегда нужно больше  (правда, он не всегда ведет себя рационально, например,  когда берет неподъемные кредиты).

Но бывают и исключения, которые модель homo economicus  объяснит не может, а модель “иерархического человека” объясняет хорошо.

Меня в свое время поразил некий феномен.

Году в 95 знакомая женщина пожаловалась, что не может найти  мужика, чтобы  вскопать огород.  Жила  она при этом в депрессивном районе,  где закрылся большой завод, практически все были без работы и жили на пенсии своих стариков. Мужики  просиживали целыми днями за домино, попивая дешевое пиво,  а их жены выпрашивали на рынке подгнившие овощи, чтобы накормить детей.  Но копать огород никто не поехал – хотя она предлагала вполне внятные деньги.

Я долго недоумевал, а сейчас я понимаю, почему: “мотивации нет” (с).

Если ты живешь бедно, но как-то живешь, но и вокруг (в твоей референтной группе) все живут так же, то у рядового  человека со слаборазвитым иерархическим инстинктом никакой мотивации к дополнительному труду и повышению своего благополучия не возникает. В полной противоположности с неоколассическим “экономическим человеком”.

Из этого следует, в частности, что для полноценной мотивации к труду нельзя допускать возникновения “гетто” – люди разного уровня достатка должны быть перемешаны.

Статусное потребление как макроэкономический механизм

Многие,  наверное, читали или слушали рассказ Олега Григорьева о монокультурной модели взаимодействия  развитых и развивающихся стран.  Но наверное, немногие обратили внимание на ключевой вопрос – а зачем,  собственно, развивающейся стране с бедненькой и малоэффективной, но сбалансированной экономикой вступать в это взаимодействие?

Да, она в результате будет жить чуть богаче, но это будет потом (и когда взаимодействие начинается – это совсем не очевидно).  И цена за это весьма велика – утрата самостоятельности, исчезновение наиболее технологичных отраслей промышленности и др.

Ответ на этот вопрос так же дает концепция статусного потребления.

Дело в том, что в развитой стране не просто все производится эффективнее. Там еще производятся вещи, которые в нашей модельной развивающейся не производятся вовсе. Автомобили, к примеру. И  частные самолеты. И еще много чего. А в развивающейся стране, какой бы бедной она не была, есть элита (власть), да и просто богатые люди. И они, естественно, всего этого хотят – потому что у соседей есть. А у них – нет.

А “чтобы купить что-нибудь ненужное, нужно продать что-нибудь ненужное”. Или даже нужное. А что продавать? Очевидно, самый простой продукт, по которому разница в трудоемкости и в качестве с развитой страной – минимальна.  Причем власть  может организовать его изъятие в нужных количествах, даже если излишков нет.

Вот и начинается взаимодействие. Продаем зерно, покупаем  автомобили.  И дверка приоткрылась. А уже потом выясняется, что в таком варианте выгодно и ширпотреб покупать – он получается дешевле и лучше, чем свой.  А через некоторое время глядишь – а уже вся страна производит зерно, а все остальное – покупает.

И теми же механизмами, по Григорьеву,  взламывались натуральные (безденежные) воспроизводственные  контура при появлении денег. Через украшения, красивую одежду и прочие редкости. Которые самим произвести невозможно, но иметь хочется. Сначала немногим. А потом – всем.  Вот и начинается в каждом хозяйстве торговля своим товаром и специализация на производстве  наиболее эффективного продукта.

О научно-технического прогрессе

Если мы рассмотрим историю большинства  значимых научно-технических инноваций в истории человечества, то обнаружим, что все они изначально воплощались в жизнь либо для военных целей,  либо как предметы статусного потребления. И только потом становились массовыми и привычными.

Это хорошо видно к в истории как относительно свежих технологий (автомобили, телефон, авиация, компьютеры,  мобильная телефония),  так и древних  (конная тяга, каменное и бетонное строительство, железные орудия труда и др.)

И даже хлопковые ткани, вызвавшие к жизни научно-техническую революции, если внимательно посмотреть, тоже внедрялись через статусное потребление – популярность они получили тогда, когда одежду из хлопка стала носить английская королевская семья.

Т.е. НТП всегда  двигали  амбиции властных элит и богатых людей.

Заключение

Таким образом, получается. что именно статусное потребление – осуждаемое многими “потреблядство” и являлось основным драйвером развития человечества  как в древности, так и в капиталистическую эпоху.

Есть ли этому какая-то альтернатива? Похоже, что есть.

Вспомним такую мотивацию,  как  творчество. С точки зрения неокономики – это тоже сублимация. Причем как властного инстинкта (власть над душами), так и  более базового инстинкта размножения (остаться в веках).  Только творец остается в веках не своим генофондом, а результатами своего творчества.

Мы ранее не обсуждали – какие свойства и действия личности, кроме развитого иерархического инстинкта, обуславливают  попадание во властную элиту. А эти свойства (требования к элитам) меняются. Когда-то это была физическая сила.  Потом – воинские навыки. Потом – организационные способности.  А  значимость  статусного потребления для властных элит и для богатых на самом деле падает со временем (чем цивилизованней общество, тем она ниже).

И вполне можно представить себе такое общество, где именно способность к продуктивному творчеству станет основой иерархии, и внешняя  атрибуция статуса  станет неактуальна для элит, а статусное потребление для масс – немодным и даже немножечко стыдным, как это было в СССР в определенный период.

Кстати, что-то похожее наблюдалось в эпоху расцвета протестантской идеологии в Европе и США. Протестантизм требовал от своих адептов разумного аскетизма, а как способ религиозного служения  декларировал  организацию (упорядочивание) мира вокруг себя (Веберовский “организованный человек”). Т.е. строительство бизнеса рассматривалось как служение богу, а статусное потребление – как грех.  И,  похоже,  именно эта идеология сыграла существенную роль в экономическом расцвете северной Европы и США – все великие предприниматели 19 и начала 20 века века были последовательными протестантами.

Правда, остается вопрос – что тогда будет мотивировать к труду всех остальных. Не могут ведь все быть творцами. В 18-19 веках основной мотивацей был голод (выживание). Но в будущем мы же, наверное, этого не хотим? Так что на этот вопрос ответа у меня пока нет.

Источник

Метки:
Кризис, Элиты, Будущее, экономическая теория

 
© 2011-2024 Neoconomica Все права защищены