Корея, Ближний Восток, Индия, ex-СССР, Африка, виды управленческой деятельности, бюрократия, фирма, административная реформа, налоги, фондовые рынки, Южная Америка, исламские финансы, социализм, Япония, облигации, бюджет, СССР, ЦБ РФ, финансовая система, политика, нефть, ЕЦБ, кредитование, экономическая теория, инновации, инвестиции, инфляция, долги, недвижимость, ФРС, бизнес в России, реальный сектор, деньги |
Шекспир и Ла-Плата04.08.2014To be, or not to be, that is the question.
– William Shakespeare, "Дефолт или не дефолт – вот в чём вопрос". Примерно так выглядит известнейшая шекспировская фраза в приложении к настоящему времени и ситуации в Аргентине. С одной стороны, зафиксирован факт неисполнения обязательств по выплате долгов; с другой, само правительство страны его не признаёт и заявляет, что готово обслуживать свои займы, как и всегда. Ситуация достаточно любопытна, особенно с учётом того, что аргентинские проблемы вполне могут повлиять на доступ к капиталу со стороны многих развивающихся стран с небольшими и проблемными экономиками, т.е. эти изначально локальные проблемы рискуют приобрести международный масштаб. Стоит рассмотреть аргентинскую ситуацию в целом. Надо сказать, что длительный период своей истории Аргентина жила очень даже небедно. Её стремительное развитие началось с последней четверти XIX века – Аргентина нашла себя на мировом рынке эпохи тогдашней глобализации как поставщик качественного продовольствия. В начале XX века Аргентина успешно конкурировала с Россией на рынке зерна, на стороне Аргентины были хорошие природные условия, а на стороне России – крайне низкая стоимость рабочей силы. Во время I Мировой войны и после неё экспорт из России упал, что ещё более подстегнуло доходы аргентинцев. Дело доходило до того, что аргентинская крупная буржуазия 20х годов, посещавшая Европу, возила с собой собственных элитных бычков – мол, в Европе не могло быть нормального мяса. Счастье закончилось с началом 30-х годов и Великой депрессией. Спрос упал повсюду, люди были готовы питаться чем попало, на этом фоне замечательное аргентинское продовольствие, которое, однако, надо было издалека возить, оказалось мало кому нужным. В стране начались экономические проблемы, а вслед за ними и политические – дрязги, протесты, выборы и перевыборы. Уровень жизни населения резко упал – и так уже и не восстановился до показателей благословенного времени вековой давности. Были и военные перевороты: в 1943 году военные приходят к власти, в 1946 президентом страны становится полковник Хуан Перон, который был свергнут в 1955 году в результате ещё одного переворота. С середины 50-х годов по середину 80-х страна находилась под властью военной хунты. Экономика была достаточно закрыта и, мягко говоря, не процветала. Хунта пала в результате выборов – они были объявлены после провальной Фолклендской войны, в результате которой общественное доверие было утеряно окончательно. Последовали ещё несколько лет политических и экономических перурбаций, чем-то напоминающих советскую перестройку, после чего в 1989 году страну возглавил Карлос Менем, "верный ученик" Перона (к которому народ относился достаточно неплохо, а его первая жена Ева, также известный политик, была и остаётся действительно любимой аргентинцами). Архитектором экономики при нём стал Доминго Кавальо, "любимец Уолл-Стрит", фактически, местный Гайдар. Политика его была соответствующей – больше либерализма и открытости миру. Страна открыла свои рынки, предприятия были приватизированы (продаваясь, как правило, иностранцам), транснациональные корпорации (ТНК) получили "зелёный свет". Была проведена денежная реформа: новый песо был жёстко привязан к доллару США по курсу 1:1. Кроме того, иностранные инвестиции получали налоговые каникулы на период в 5-25 лет. Эти меры существенно улучшили ситуацию в экономике и обуздали гиперинфляцию – так, в 1995 году инфляция составила всего 4%. Разнообразные мировые фирмы кинулись осваивать новый, хоть и не особо крупный, рынок. Местные выпускники университетов легко получали высокооплачиваемые рабочие места, значительно выросли доходы юристов и финансистов – изменившаяся структура внутреннего рынка резко увеличила спрос на эти профессии. В страну опять, как и в начале века, повалили иммигранты. Начался и кредитный бум, многие аргентинцы залезали в долги, в том числе и ипотечные, характеризующиеся долгим кредитным периодом. Появилась свободная возможность ездить по миру. Аргентинская политика либерализации всего, что только можно, была тогда примером всему миру – я хорошо помню отсылки к аргентинскому опыту и призывы к его активному изучению и применению в российской деловой прессе середины 90х годов. Но счастье оказалось недолгим. Уже с 1997 года началось совершенно однозначное торможение экономики. Здесь надо отметить ключевой момент. Достаточно часто можно видеть обвинения конкретно Кавальо и всей интернациональной породы "либеральных экономистов" в том, что они намеренно разрушают экономики стран, убивают их и кладут к ногам стран развитого мира – вместо того, чтобы развивать их, выводя в лидеры, сообразно своим обещаниям. Эти обвинения являются, на мой взгляд, не очень разумными. Произошедшее в Аргентине есть прямое и естественное следствие открытия миру любой сколько-нибудь значимо капсулированной экономики. Подчёркиваю – естественное. Народнохозяйственный комплекс в ходе этого открытия миру мутирует, встраиваясь в мировую экономику, в результате чего на плаву остаются только эффективные в мировом масштабе отрасли, прочие же – погибают. Разумеется, естественность этого процесса никак не оправдывает ту или иную конкретную прямую дурь либо вредительство исполнителей. Хорошим примером здесь является ситуация с советской авиапромышленностью. Она, что характерно, прекрасно существовала, и она была вполне конкурентноспособна на мировом рынке, занимая долю в сегменте относительно недорогих, хоть и не самых комфортных самолётов. При этом авиастроение относится к хайтеку, производство самолётов тянет за собой электронику, материаловедение, строительство турбин и прочие наукоёмкие отрасли. Увы, отрасль эта в угаре 90-х была порушена (последние годы предпринимаются слабоэффективные попытки её восстановления), а на мировом рынке на этом месте утвердился бразильский Embraer. Уничтожение отраслей, кстати говоря – это удел не только развивающихся стран, которые изо всех сил пытаются вписаться в мировой рынок. Здесь можно вспомнить историю британской угольной отрасли. Добыча угля в этой стране – старая и заслуженная сфера деятельности, накрепко утвердившаяся в экономике страны. Но к началу 80-х годов она пришла в упадок, добыча стала куда менее выгодной по сравнению с закупкой импортного угля, в первую очередь австралийского. Соответственно, она требовала постоянных субсидий, деньги проваливались как в чёрную дыру. Эту практику с превеликим трудом, преодолевая традиции, эмоциональные возражения, отсылки к святому прошлому и т.д., удалось прикрыть Маргарет Тэтчер, которая метко уловила тренд того периода – глобализацию – и больше уделяла внимания развитию и укреплению финансовой системы Великобритании. В итоге сейчас предоставление финансовых услуг являет собой важнейший и прибыльнейший сектор экономики страны. Вернёмся к Аргентине. Разумеется, высказанных выше соображений тогда у Кавальо в голове не было, он делал то, что "было в учебнике". Ситуация обернулась ростом долгов, и государственных, и частных (люди везде одинаковы и везде падки на увещевания вида "возьми кредит и купи себе это, ведь ты этого достоин"), увенчавшихся мощнейшим дефолтом 2001 года на огромную сумму в $132 млрд. Дальнейшую историю можно поделить на две части – уровень правительственный и уровень локальный. Верхи занялись исправлением ситуации. Правительство чётко взяло курс на разумный протекционизм (за счёт потери эффективности по цене) по отношению к отечественной промышленности, на кредитование частного сектора и массированные инвестиции, в частности, в инфраструктуру. Был институционализирован фундаментальный принцип фискальной дисциплины. Правительство, несмотря на дефолт, сумело получить новые кредиты именно на эти цели – чему безусловно помогло то, что на тот момент ситуация в мировой экономике была на подъёме, крах доткомов уже произошёл, равно как и азиатский кризис – и в мире существовали свободные деньги, искавшие себе применения. Но на сей раз кредитование не было таким же лишённым границ, как при политике Кавальо. Но вот на локальном уровне ситуация была совсем другой. В Аргентине на некоторое время реализовался абсолютнейший кошмар нынешней экономики – непрохождение платежей, вызванное дефолтом, нападениями на банки и экстренным выводом капитала. Привычная хозяйственная жизнь в стране была парализована. Для любой, подчеркну, любой экономики, поднявшейся выше уровня натурального хозяйства, это катастрофа. Сложные системы производства товаров и логистики мгновенно дезинтегрируются, а население, особенно не имеющее сбережений, могущих служить для обмена, вынуждено переходить на подножный корм, со всеми вытекающими социальными последствиями вроде роста преступности с одной стороны – и формирования полубандитских блошиных рынков, где процветает бартерная торговля, с другой. И здесь я не могу не отметить терпеливость населения России, пережившего схожий кризис неплатежей в середине 90х годов, вызванный, впрочем, иными причинами. Такая ситуация продолжалась в Аргентине весь 2002-й год, ещё в бюджете 2003-го в расходной части были заложены кредиты банкам на пополнение ликвидности и расшивку неплатежей. Со временем, однако, правительственные меры дали свои позитивные плоды (чему, повторюсь, способствовала внешняя конъюнктура), удалось также договориться с многими кредиторами о реструктуризации долга – 93% их договорились списать 70% долга страны в результате двух сделок – 2005 и 2010 гг., это позволило Аргентине вновь вернуться на мировые рынки заимствований. Но не до конца. Группа хедж-фондов (тех самых, из непримиримых, главным из них является Elliott Management), которым Аргентина была должна около $1,5 млрд, потребовала погашения обязательств в полном объеме – и 16 июня Верховный суд США окончательно обязал Аргентину выплатить эти долги, при этом запретив производить любые другие платежи до того, как решит вопрос с этой группой кредиторов. Деньги эти у Аргентины есть, заплатить можно – но тогда возникает риск того, что поедет вся сделка по реструктуризации, прочие кредиторы тоже могут начать выдвигать претензии. Кроме того, запрет на удовлетворение прочих требований (а он имеет силу, поскольку кредиторы страны базируются именно что в США и пользуются американскими банками) привёл к тому, что уже переведённые $539 млн. оказались заморожены – и, говоря формально, выплаты не произошло, что и есть технический дефолт. Ситуация патовая, уступать никто не хочет – но куда более опасная для Аргентины, чем для её кредиторов. Страна эта теперь интегрирована в мировой рынок, и любые существенные проблемы вызовут, как минимум, бегство капиталов, что отразится на уровне жизни населения. Дефолт (с потерей и так невысокой репутации) и вероятный уход в изоляцию – путь в этом же направлении. При этом спасать, отказываться от требований и реструктурировать никто уже, скорее всего, не будет – и по причине явного антиамериканизма Аргентины, и потому, что сейчас в мировой экономике существенные проблемы, и деньги нужны всем. Какое будет развитие ситуации – пока неясно, но вскоре увидим. Понятно также, что проблемы этой страны вполне могут отразиться и на её соседях, а также на торговых и политических партнерах. В целом же Аргентина идеально подходит под фразу: "её пример – другим наука". Впрочем, это характерно не только для неё. Опубликовано 02.08.14 на портале Бизнес-Онлайн, Казань. Метки: |
© 2011-2024 Neoconomica Все права защищены
|