Корея, Ближний Восток, Индия, ex-СССР, Африка, виды управленческой деятельности, бюрократия, фирма, административная реформа, налоги, фондовые рынки, Южная Америка, исламские финансы, социализм, Япония, облигации, бюджет, СССР, ЦБ РФ, финансовая система, политика, нефть, ЕЦБ, кредитование, экономическая теория, инновации, инвестиции, инфляция, долги, недвижимость, ФРС, бизнес в России, реальный сектор, деньги |
Заметки о мировых экономических новостях: Валютные войны20.05.2013
Поэтому сказано, что тот, кто знает врага и знает себя, -- Сунь Цзы, "Искусство войны", гл. 3 Введение В шахматы играют двое. Партия заканчивается либо поражением одного из партнёров, либо ничьей. В "валютные войны" "играет" вся планета – что, впрочем, совсем не отменяет шахматных аналогий. Но разница в том, что кому-то одному победить попросту нельзя, можно лишь достигнуть перевеса, при этом проиграть кому-то одному – вполне можно, а целенаправленные действия всех игроков способны, фактически, разрушить саму шахматную доску, безвозвратно нарушив дальнейшую возможность играть как прежде. Такая вводная была бы занятным случаем для абстрактного рассмотрения в рамках раздела математики, посвящённого теории игр – не будь она наблюдаемой частью реальности, данной нам в ощущениях. Дебют Сам термин "валютные войны" получил путёвку в жизнь в 2010 году с лёгкой руки министра финансов Бразилии Гвидо Мантеги, и яркий и ёмкий термин быстро прижился. Под "валютными войнами" подразумевается процесс целенаправленного снижения государствами курсов собственных валют, что делает товары, производимые в некоей стране, более дешёвыми и в конечном итоге даёт преимущество на внешнем рынке, стимулируя экспорт, и на внутреннем, вытесняя отечественным производством более дорогой импорт. Мантега дал такую дефиницию этому явлению осенью 2010 года, более двух лет назад – вполне можно посмотреть на ситуацию на фронтах этих самых валютных войн. Для начала здесь нужно отметить, что это оружие доступно, в принципе, всем участникам мирового рынка, т.е. у каждого государства есть такая возможность. Собственно, и Мантега-то высказался на эту тему после того, как Банк Японии предпринял попытку снизить курс иены, которая тогда была очень дорога и угнетала японский экспорт. Банк Японии тогда, в сентябре 2010 года, вывалил на валютный рынок свежеэмитированные ¥5 трлн. (~$65 млрд. по тогдашнему курсу). Курс иены тогда дёрнулся, но очень быстро вернулся на исходную, мировые экономические агенты без особых проблем поглотили эти иены, диверсифицируя свои вложения. Следует отметить, что за эти два с половиной года не произошло никаких фундаментальных изменений, которые повлияли бы на саму необходимость вести валютные войны. На растущем рынке в этом нет необходимости – спроса хватает на всех. Но в мире кризис, мировой совокупный спрос сжимается, и борьба за рынки сбыта становится императивом поведения. И этот императив перекрывает собой негативные эффекты от снижения курса. А эффекты эти, вообще говоря, достаточно существенны. Во-первых, снижение курса валюты с высокой вероятностью ведёт к снижению жизненного уровня населения – привычные импортные товары станут для него дороже, и менять паттерны поведения, переключаясь на продукцию отечественного производства, требует усилий – и не всегда возможно, к примеру, если аналогов не производится. Очевидно, что в перспективе такое ухудшение уровня жизни чревато уже политическими рисками, при этом народу не объяснишь, что альтернатива – это закрытие нерентабельных производств с ростом безработицы и иными социальными рисками, для социума эта угроза сложна и слишком абстрактна, в отличие от, к примеру, подорожавших импортных сотовых телефонов. Во-вторых, на этом пути есть риск срыва в неконтролируемую инфляцию. Понятно, это не всегда так, к примеру, чем крупнее экономика, тем ниже этот риск – но факт остаётся фактом. Есть и иные тонкие моменты. Снижение курса может обернуться усложнением обслуживания внешнего долга (если он не выражен в той же валюте), может привести к вымыванию этой валюты из обращения с ростом доли какой-либо иной, более крепкой денежной единицы, может начаться сброс ценных бумаг, номинированных в этой валюте, также элементарно дорожает импортное сырьё, наконец, вероятно снижение доли этой валюты в резервах иных экономических агентов. В-третьих, намеренное снижение курса валюты является, фактически, переносом своих проблем на голову конкурента. С одной стороны, в этом и весь смысл затеи. С другой же стороны, если рассматривать всю экономическую систему в целом, на глобальном уровне, то оказывается, что этот процесс является, фактически, игрой с нулевой (а точнее, даже отрицательной) суммой. С глобальной точки зрения не имеет никакого значения, разорится ли в ходе кризиса предприятие в этой стране либо же в соседней. Совокупный мировой спрос в любом случае упадёт, либо за счёт этих, либо за счёт тех. Но применяемые меры под парадигмой "умри ты сегодня, а я завтра" вносят во всю систему дополнительные возмущения, растут издержки, меняются наработанные производственные цепочки. Иными словами, ведение валютных войн является контрпродуктивным с общемировой точки зрения. Но национальным правительствам, озабоченным экономической (и политической) ситуацией у себя дома это понимание, понятное дело, малоинтересно, и оно ни в коем случае не является мотиватором для принятия тех или иных решений. Миттельшпиль В 2011 году тема валютных войн несколько отошла на второй план. Связано это было с тем, что вниманием сообщества завладели другие события. Это и американская программа количественного смягчения QE-2, это и "арабская весна", это и проявившиеся в очередной раз проблемы в Европе, конкретно, в Греции. Как раз в 2011 году её принялись "спасать", да так, что это процесс продолжается до сих пор. Вместе с тем, в 2011 году были весьма сильны надежды на скорое завершение кризиса и возврат мировой экономики на траекторию роста. "Зелёные ростки" сменились "обнадёживающими признаками", риторика официальных лиц осталась такой же позитивной, но к концу 2011 года стало ясно, что предполагаемое посткризисное восстановление изрядно запаздывает. В течение 2012 года это ощущение усиливалось – и в итоге вылилось в новый виток военных действий. В конце ноября 2011 года было принято решение об организации безлимитных своп-линий между шестью ведущими мировыми центробанками: ФРС США, ЕЦБ, Банком Канады, Банком Англии, Банком Японии и Национальным банком Швейцарии. Изначально предполагалось действие их до февраля 2013 года; в середине декабря 2012 года их действие было продлено ещё на год, однако из соглашения вышла Япония (о ней мы, впрочем, уже писали, так что не будем повторяться). Итогами работы своп-линий между ЦБ развитых стран стало:
Следует отметить, что эти меры мировых ЦБ ни в коей мере не являлись стимулирующими для мировой экономики. Они были предназначены для того, чтобы демпфировать колебания и нивелировать действия возможных спекулянтов, дабы те не добавляли свою лепту в "раскачивание лодки". Однако это соглашение было сопряжённо с эмиссионными мерами, проводимыми отдельно центробанками в период действия этих соглашений:
Фактически, такая политика привела к тому, что развитые страны не действовали друг против друга, но все вместе (исключая Австралию) отыграли девальвацию против пула валют развивающихся стран. Разумеется, тем это никак не могло понравиться – и обсуждение валютных войн вновь появилось на повестке дня. Весьма активно эта тема обсуждалась в ходе саммита министров финансов G20, проходившего в Москве в феврале 2013 года. "Двадцатка" состоит и из развитых, и из развивающихся стран, соответственно, этот вопрос не мог не всплыть – на фоне продолжающихся мировых экономических проблем и, в первую очередь, скверной ситуации в Европе. Позиция развивающихся стран, которую выразил на саммите вышупомянутый Мантега, достаточно проста: бороться с кризисом надо совместно, те или иные меры вырабатывать, а затем и осуществлять, надо тоже совместно. И никакие частные меры, направленные на улучшение собственного положения за счёт соседа. не являются приемлемыми. Он заявил, что "эффективным решением должен стать перезапуск экономик, в главной степени европейской, которая толком не растет, а также американской экономики" и что "валютная война – это обратная сторона сокращения международного рынка" (иными словами, сокращение совокупного спроса). Проблема в том, что осуществить "перезапуск" не представляется возможным. И европейская, и американская экономики обременены долгами. Перезапустить, начать жизнь с чистого листа возможно лишь в случае радикального снижения масштабов долгов, в относительных и в абсолютных числах, в идеале даже не снижения, а обнуления. Но все эти долги представляют из себя, по сути, чьи-то активы. Массовое списание долгов совершенно однозначно приведёт к дезинтеграции мировой финансовой системы – и в такой ситуации будет не до перезагрузок. И именно чрезмерная долговая нагрузка стоит на пути восстановления рынков, столь чаемого Мантегой. Эндшпиль Тем временем игра продолжается и потихоньку переходит в фазу эндшпиля. Доска начинает вполне ощутимо похрустывать и потрескивать – надолго ли хватит её прочности? Лишь за последний месяц:
При этом продолжается американская эмиссионная программа, равно как и японская с английской. И лишь центробанк России на этом фоне неколебим как скала, удерживая ставку в 8,25%, несмотря на торможение экономики страны и значительные проценты по кредитам, убивающие возможность развития. Он твёрдо верит, что снижение ставки немедленно вызовет инфляцию – и зорко стоит на страже. Правда, инфляции от этого не жарко не холодно... Понятно, что в таких условиях необходимы меры противодействия. Бразилия ощутила негативные последствия валютной войны со стороны развитых стран одной из первых. Её ответом был экстренно введённый налог на иностранные инвестиции, сначала он составлял 2%, затем его повысили до 4%. Эти меры, ограничивающие приток спекулятивного капитала, "горячих денег", сработали. Приток спекулятивных денег снизился, при этом двери для прямых иностранных инвестиций остались открытыми – в 2012 году такие вложения в Бразилию составили $65 млрд. Другим методом противодействия, уже не на уровне одной страны, а на уровне двустороннем, стали соглашения о валютных свопах между центробанками. Так, два месяца назад на саммите BRICS было заключено соглашение о свопе объёмом $30 млрд. между Китаем и Бразилией, в июне 2012 года аналогичное соглашение было достигнуто между Китаем и Австралией, объём свопа примерно такой же. Вообще, Китай, помимо Австралии и Бразилии, имеет эти соглашения с Южной Кореей, Индонезией, Малайзией, Гонконгом и Белоруссией. Резон понятен – такие меры, помимо интернационализации юаня и работы по его признанию мировой валютой, позволяют в двусторонней торговле обходиться без посредничества валют развитых стран, в первую очередь доллара США. Иными словами, формируются частные случаи, для которых ведущиеся валютные войны не будут иметь никакого значения. Сюда же можно отнести и переговоры о создании Банка BRICS (о чём мы, опять же, уже писали). Впрочем, это всё частные случаи. И свопы между центробанками развитых стран, и действия Бразилии по ограничению притока спекулятивного капитала, и двусторонние свопы Китая, и переговоры о Банке BRICS – это всё частные проявления одного процесса. И процесс этот можно определить как отказ от парадигмы абсолютной ценности возможности свободного движения капитала. На передний план выходит, наоборот, контроль за движением капитала. Здесь и недопуск ненужных денег, и удержание на месте денег нужных, которые пытаются убежать. Государство берёт верх над капиталом, чиновник одолевает финансиста. Вообще говоря, с исторической точки зрения, свободный переток капитала – это эксцесс последнего времени, совершенно нехарактерный для мировой экономики в целом. В первые несколько десятилетий после Второй мировой войны ограничения на трансграничные денежные потоки считались хорошей политикой, она была более или менее универсальна в бедных странах, а также осуществлялась и в более богатых странах. Великобритания, например, ограничивала зарубежные инвестиции резидентов до 1979 года, а другие развитые страны поддерживали ограничения еще в 1980-х годах. Даже США ограничивали потоки капитала в 1960-е годы. В результате к странам, которые стремились ограничить потоки капитала, например Малайзия (она ввела контроль над потоками капитала в 1998 году), относились почти как к изгоям. Но сейчас маятник качнулся назад и контроль над потоками капитала отвоёвывает себе всё больше приверженцев. Так, законы о контроле капитала приняты в Исландии – и оказались поддержаны МВФ. В рамках того же процесса следует рассматривать и давление на офшоры и иные налоговые гавани. Швейцария уже, фактически, сдала свою банковскую тайну, сдался под давлением "внутриевропейский офшор" Люксембург, согласились предоставлять в автоматическом режиме сведения обо всех держателях офшорных банковских счетов британские офшоры – Ангилья, Бермудские острова, Британские Виргинские острова, Монтсеррат, Тёркс и Кайкос, а также Каймановы острова, ещё ранее подобные соглашения подписали острова Джерси, Гернси и Мэн. Фактически, единственной страной, сохраняющей банковскую тайну и не приемлющей ограничений на движение капитала, осталась лишь Австрия – но даже и она помаленьку поддаётся, недавно канцлер Австрии Вернер Файман заявил, что "мы готовы вести переговоры об автоматическом обмене данными о счетах иностранцев в Австрии, как предложил ЕС". Иначе говоря, поиграли в свободу – и хватит. Это ещё раз доказывает, что нынешний кризис является критически важным событием, которое будет определять экономическую жизнь планеты многие десятилетия. Метки: |
© 2011-2024 Neoconomica Все права защищены
|