Новая теория Материалы О нас Услуги Партнеры Контакты Манифест
   
 
Материалы
 
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ПРОЧИЕ ТЕМЫ
Корея, Ближний Восток, Индия, ex-СССР, Африка, виды управленческой деятельности, бюрократия, фирма, административная реформа, налоги, фондовые рынки, Южная Америка, исламские финансы, социализм, Япония, облигации, бюджет, СССР, ЦБ РФ, финансовая система, политика, нефть, ЕЦБ, кредитование, экономическая теория, инновации, инвестиции, инфляция, долги, недвижимость, ФРС, бизнес в России, реальный сектор, деньги
 

Заметки о бюрократии, часть 4. Бюрократия и конституция

08.03.2004

1. Прежде чем продолжить эти заметки, считаю необходимым сделать несколько замечаний методологического характера.

Пересмотрев первые работы данного цикла, а также ход их обсуждения, я увидел, что существует определенный разрыв между тем, что хотел сказать автор и тем, как сказанное понимается читателями. Ничего удивительного в этом, естественно, нет. Нахождение взаимопонимания по поводу предмета, имеющего богатую историю – дело сложное, требующее времени и приложения значительных усилий со стороны как самого автора, так и добросовестного читателя.

Единственно, что я могу сделать сейчас – это попробовать снять те недоразумения, которые проистекают из самих текстов, представленных на обсуждение. К сожалению, полностью избежать определенных недоговоренностей, нечеткостей в изложении не представляется возможным. Любой язык, даже такой великий и могучий, как тот, которым я пользуюсь, всегда оказывается недостаточным.

В частности, законы языка диктуют, чтобы при описании такого предмета, как бюрократия, она наделялась такими свойствами, как сознание и воля. Это происходит совершенно независимо от желания автора, и даже прямо противоречит его намерениям. Но что делать? Хочешь не хочешь, приходится употреблять выражения, вроде «бюрократия понимает», «бюрократия хочет» и тому подобные. Когда это возможно, я всегда пытаюсь оговориться, что никаких таких органов, которые продуцируют «понимание» или «хотение» у бюрократии нет. Но всякий раз делать это просто невозможно, иначе текст стал бы неудобочитаем. А кроме того, в природе существует масса текстов, в которых эти оговорки не делаются вообще – и общий итог получается неутешительный. В подсознании так или иначе закрепляется отношение к бюрократии как к чему-то, наделенному волей и сознанием, а дальше уже делается совсем незаметный переход к тому, чтобы эти волю и сознание как-то охарактеризовать.

Кто-то находит у бюрократии признаки злой воли и извращенного сознания, кто-то – наоборот, особенно если делает еще одну незаметную подмену и вместо слова «бюрократия» начинает говорить «государство». В итоге обсуждение переходит на зыбкую почву моральных оценок и субъективных предпочтений. Если на этой почве и формулируются какие-либо идеи по поводу того, что делать в сложившейся ситуации, то и эти идеи, будучи порождены субъективным представлением, оказываются недостаточными и легко подвергаются критике. Отсюда пессимизм и безнадежность всего обсуждения, в то время как автор, наоборот, видит проблему исключительно оптимистически.

Отмечу еще одну особенность, свойственную многим текстам, так или иначе связанным с рассматриваемой здесь темой. Очень часто то, что бюрократия делает совершенно бессознательно, просто в силу присущих ей как социальной системе законов, не только трактуется как результат сознательной и волевой деятельности, но еще и приписывается определенной конкретной личности, как правило, находящейся формально во главе бюрократии.

Это вообще нонсенс. Если такая личность и может проявить свои сознание и волю, то только в противостоянии объективным законам, которым подчинено развитие бюрократии. Противостоянии, естественно, безуспешном, с соответствующими последствиями как для самой личности, так и для ее оценки современниками и историками. Если же личность бюрократии не противостоит, то она в лучшем случае может выступать олицетворением объективных законов функционирования бюрократических систем.

На определенном этапе истории бюрократия может выполнять объективно положительную роль, на определенном – крайне отрицательную. И на том, и на другом этапе олицетворением бюрократии может выступать один и тот же человек, и тогда в истории появляются совершенно невероятные монстры, абсолютно непонятные с точки зрения нормального человека. Формирование одного из таких исторических монстров мы можем наблюдать собственными глазами – это В.В.Путин. Но об этом несколько ниже.

Для того, чтобы в дальнейшем по возможности избегать недоразумений, сформулирую определение. Бюрократия – это система управления, состоящая из определенным образом организованных живых людей. Не из квадратиков и стрелочек, не из функций и должностей, а из живых людей с их обычными человеческими свойствами. Это рабочее определение и мы в дальнейшем им будем постоянно пользоваться.

Никаких таких особенных свойств бюрократии из данного определения не вытекает. На самом деле, любой производственный коллектив можно определить как систему, состоящую из определенным образом организованных живых людей. Некоторые их таких коллективов работают хорошо, некоторые плохо. Но при этом никому не приходит в голову рассматривать их деятельность как проявление доброй или злой воли. Более того, мы всегда готовы согласиться с тем, что существуют способы сделать так, чтобы плохо работающий коллектив стал работать хорошо, и примеров тому можно привести сколько угодно.

Быть может, все дело в слове «управление»? Мол, «власть развращает» и прочие банальности того же рода. Но, если хорошо подумать, то станет ясно, что все это к сути дела не имеет отношения. Что касается власти, то это отношение скрыто в словах «определенным образом организованных», и в этом смысле ничего специфического здесь нет. А «управление» - это продукт. Рабочий тоже может считать, что директора завода власть развратила. Но к тому, как работает завод, это прямого отношения не имеет.

 

2. Проблема бюрократии не лежит не в самой бюрократии. Проблема всегда – в политической системе.

В современной России политической системой является президент Путин. Он является ею фактически, поскольку конституционное большинство Государственной Думы не просто является пропрезидентским, но и не намерено предпринимать каких-либо самостоятельных шагов без прямого на то указания президента. Но он является ею и в более высоком смысле: российские граждане именно президента Путина рассматривают как политическую систему и ни что иное.

Так называемая «политическая элита» и околополитическое «профессиональное сообщество» относятся к рядовому избирателю, мягко говоря, снисходительно. Мол, электорат все схавает, проголосует как надо, а если проголосует иначе, то потому, что быдло неразумное. «Россия, ты одурела», - вот стандартная реакция, характерная в том числе и для пресловутых «народных заступников», когда они вдруг проигрывают на выборах.

Достаточно послушать коммунистических и прочих левых и патриотических идеологов, как они между собой честят «народ», защитниками интересов которого они себя выставляют. Что народ спился, развратился, продался врагам за мнимое благополучие и так далее, и так далее. Что хорошо бы разразился какой кризис пострашнее – тогда опять за нас побегут голосовать. Говорится это, естественно, не открыто, среди «своих», хотя и в публичное пространство отдельные выбросы происходят. «Оказалось, народ – это объект, управляемый военно-психологическими технологиями, через машину голосования воспроизводящий власть, которая убивает его со скоростью миллиона в год» - это я наугад взял первое попавшееся из газеты «Завтра», вышедшей сразу после парламентских выборов (передовица А.Проханова).

Я предлагаю для разнообразия предположить, что российский избиратель вполне разумен, прагматичен и хорошо сознает свои интересы. Далее, я предлагаю отвлечься от всего, что мы знаем или слышали про то, что такое политика. Поясню. Все, что обычно в сегодняшней России понимается под политикой – это калька с западных идей и западной политической практики. Это с одной стороны. С другой стороны, интересуется всем этим главным образом интеллигенция – по разным причинам, обсуждать которые здесь мы не будем. Да и то не вся интеллигенция, а достаточно узкий ее слой. Но это тот самый слой, который играет ведущую роль в средствах массовой информации. Это и понятно. Что может рассказать такого интересного человек, политикой, в том смысле, как ее понимает «профессиональное сообщество», не интересующийся, независимо от других его качеств (ну разве что, поучаствовать в какой-нибудь душещипательной женской программе).

Далее параллельно идут два процесса. С одной стороны, представители профессионального сообщества начинают считать, что простые граждане разделяют их увлеченность политикой, и именно в тех формах, в которых она присуща им. А ведь в политической элите и профессиональном сообществе жизнь вовсе не стоит на месте: изобретаются новые смыслы, придумываются новые интерпретации, бурлят страсти – и это внутренне бурление страстей волей неволей приписывается всему населению.

С другой стороны, под влиянием СМИ и ведущихся в них дискуссий люди «с улицы» начинают узнавать о том, что есть такая штука – политика, в ней есть разные направления и так далее. Вообще говоря, к реальным заботам и проблемам простого человека все это может не иметь никакого отношения. Отсутствует контекст. Но раз человек видит, что «про это» все вокруг говорят, он так или иначе начинает ко всему этому относиться. Как именно – зависит от множества случайных факторов, не имеющих к сути дела никакого отношения. В зависимости от возраста, от места жительства, от образования, от жизненного опыта, от темперамента, в конце концов. Плюс, конечно, пиар, проводимый теми или иными политическими деятелями и партиями.

А дальше круг замыкается. Проводятся социологические опросы, люди как-то отвечают, политическая элита и профессиональное сообщество смотрят на результаты и убеждаются в правильности своей картины мира. В том, что то, что они называют политикой, отражает действительные потребности и интересы избирателей, что люди также понимают политические проблемы, как профессионально занимающиеся этим люди (также в смысле одинаковости содержания, а не глубины понимания, естественно).

Одним словом, происходит то же самое, как будто надувается финансовый пузырь. Как и в случаях с финансовыми пузырями, образование российской политической химеры имело под собой некоторую основу. По крайней мере, психологическую. Люди действительно верили, что если они определятся в предложенном им политическом пространстве и запишутся, кому куда больше нравится: в правые, левые, националисты, центристы и так далее, то от этого их жизнь действительно начнет меняться к лучшему. Да что говорить? За двенадцать лет избиратели честно предоставили шанс всем значимым политическим направлениям проявить себя: демократам, националистам, коммунистам, центристам, наконец. И как они себя показали? Вопрос риторический.

Финансовые пузыри имеют обыкновение лопаться, точно также поступил в России и пузырь политический. Это и есть главный итог парламентских выборов 7 декабря 2003 года.

 

3. Главный политический вопрос, вставший в конце 80-х годов перед гражданами тогда еще СССР, а впоследствии и России: можно ли что-нибудь сделать с бюрократией и кто это будет делать. Не будем далеко углубляться в прошлое, хотя в общем-то понятно, что этот вопрос в той или иной форме неизменно присутствует в истории России по крайней мере с петровских реформ, а возможно, и с более отдаленного времени. Другое дело, что, поскольку прямое, непосредственное господство бюрократии невозможно, за исключением отдельных коротких периодов, в историческом масштабе - мгновений, вопрос этот всегда представал в конкретной политической форме, маскирующей суть происходящего.

Господство бюрократии рядилось то под самодержавие, то под господство коммунистической партии. Самое интересное заключается в том, что и самодержавие, и коммунистическая партия в глазах простых людей выступали до поры до времени как силы, бюрократии противостоящие. Когда же они с бюрократией сливались, то вся сила эмоций выплескивалась в первую очередь на них. Это понятно. Негативные эмоции в отношении бюрократии всегда держались на высоком, но более или мене устойчивом уровне. А вот эмоции, связанные с тем, что «мы на вас так долго надеялись, а вы вон что вытворяете», сразу дают быстрый и яркий всплеск, на фоне которого привычные эмоции по отношению к собственно бюрократии тускнеют и теряются.

Так вот, я утверждаю, что отношение граждан к бюрократии есть основное политическое отношение российского общества. И именно в рамках этого отношения избиратели ведут себя вполне разумно, прагматично, с хорошим осознанием своих интересов. Можно было бы, конечно, упрекнуть их в излишней доверчивости. Действительно, они сразу, без рассуждений, готовы попробовать любой предложенный им рецепт решения стоящей перед ними проблемы. Но они вовсе не наивны. Попробовать – да, слепо поверить – нет. Предложили им многопартийность и некую форму полупарламентской демократии. Очень хорошо. Они их со всех сторон попробовали, все возможные варианты проиграли, убедились в полной непригодности и отбросили без сожалений.

И никакие заклинания про то, что «демократия не идеальна, но это лучшее из того, что есть», делу не помогут. У нас есть свой контекст.

Как на самом деле относятся российские граждане к бюрократии? Это вопрос к социологам. Непосредственно этим вопросом, в такой форме поставленным, социология до сих пор не занималась. Понятно, что это вопрос сложный. Отношение к бюрократии – чувство глубинное, трудно вербализуемое. Проявляется оно как отношение к чему-то другому, от бюрократии отличному. Ну, например. Если человек говорит, что для него главное, чтобы государство его не трогало, то это, прежде всего, следует понимать, что он не хочет, чтобы его трогало данное, сейчас существующее государство. Как он будет реагировать, если его будет трогать иное по типу государство, на основании имеющихся данных мы узнать не можем. Пока мы этот иной тип государства не предъявим ему в реальной действительности.

Кое-что понятно. Ясно, что россияне относятся к бюрократии в целом достаточно взвешенно. Понимают, что без «начальства» вообще нельзя. Есть, конечно, некоторая доля анархистов, которая может прирастать, причем в отдельные моменты существенно, за счет ситуационных анархистов. Но все равно, она никогда не составляет большинства населения, хотя молчаливое большинство в определенные опять-таки мгновения может пойти у этого меньшинства на поводу.

Общий настрой по отношению к бюрократии негативный и колеблется от «надо терпеть» до «достали». При этом степень «достали» вовсе не означает, что люди готовы идти на улицы и бунтовать – но будут в меру сил поддерживать тех, кто это настроение выражает. Но и тут существуют определенные ограничения. В принципе, люди не против, если бюрократов сажают в тюрьмы или даже расстреливают. Хотя бы понарошку. Главное, что бюрократ должен такую угрозу постоянно ощущать. Но они против, если для борьбы с бюрократией прибегают к недозволенным в рамках их представлений приемам. Как показывает опыт Ельцина, такими недозволенными приемами являются использование иностранной помощи и создание олигархии. Свой доморощенный бюрократ, на которого, в общем-то, всегда остается надежда найти управу, предпочтительней иностранного, и уж тем более олигарха, с которым не очень ясно как бороться.

Совершенно очевидно, что в головах людей существует некий неписаный кодекс взаимоотношений с начальством: «если вы ведете себя прилично, то и мы ведем себя прилично; если вы что-то такое себе позволяете, то не обессудьте, мы себе можем тоже кое-что позволить; если вы выходите за определенные рамки, то мы за себя вообще не отвечаем». Это не общественное мнение – это та базовая матрица, на основе которой формируется общественное мнение по конкретным проблемам. Если социология сумеет элементы этой матрицы хотя бы приблизительно описать, то ценность такой работы переоценить будет крайне сложно.

 

4. Вернемся, однако, к президенту Путину (я буду писать раздельно, хотя по сути правильнее было бы писать «президентпутин» в одно слово). Почему из всей достаточно богатой, хотя, что отмечалось постоянно, во многом искусственно созданной политической системы за чуть более, чем десятилетие остался один только этот элемент? Да по одной причине. Люди убедились на опыте, что ни парламент, ни политические партии, независимо от того, находятся они во власти или в оппозиции, не представляют для бюрократии никакой угрозы. Они с ней сотрудничают, взаимодействуют, сращиваются – и при этом еще почему-то взыскуют народной любви.

А вот кого бюрократия действительно боится, так это президента Путина. Такого мнения, по-видимому придерживается большинство граждан. На самом деле, отношение здесь более сложное. Скорее всего, многие понимают, что бюрократия сейчас скорее делает вид, что боится. Что президент Путин, конечно, хороший человек, который говорит правильные вещи, но что у него не хватает воли начать с бюрократией всерьез бороться.

Но даже если сейчас бюрократия президента Путина не боится, тем не менее у нее есть все основания его бояться, хотя бы потому, что они – никто, а за президентом Путиным стоит народ. Что надо в такой ситуации сделать? Во-первых, полностью развязать президенту Путину руки, убрав с его дороги ошметки старой политической системы, что и было сделано в ходе парламентских выборов 2003 года. Во-вторых, продемонстрировать президенту Путину, что он в своих действиях может полностью рассчитывать на поддержку народа, что, возможно, будет сделано на президентских выборах 2004 года.

Почему возможно? Да потому, что в межвыборный период выявились некоторые весьма неприятные вещи, касающиеся как характера существующего режима, так и характера самого человека, играющего роль президента Путина.

В декабре 2003 года российские граждане свободным, прямым, тайным, почти нефальсифицированным голосованием назначили президента Путина «Сталиным сегодня». Никакого проявления пресловутого российского монархолюбия в этом акте не было, как не было такого явления, похоже, в российской истории вообще. Была совершенно трезвая и прагматичная оценка ситуации: бюрократия не выполняет даже минимальных обязательств перед населением, экономические выгоды от благоприятной мировой конъюнктуры, о которых все слышали, растрачиваются впустую, ибо сколько-нибудь реальное улучшение своего положения мало кто ощутил (разве что, произошел возврат на додефолтный уровень, но это не считается), перспектив никаких как не было так и нет, политики несут что-то невразумительное, – надо дать президенту Путину возможность сделать хоть что-нибудь.

Этот мандат сопровождался рядом весьма существенных оговорок. Во-первых, был продемонстрирован резкий рост анархистских настроений, что выразилось в низкой явке, большом количестве голосов «против всех», высоком результате Жириновского. А кроме того, сверх ожидаемого хороший результат «Родины» показал, чего люди могут потребовать в случае, если они не будут услышаны и перестанут за себя отвечать: нового «черного передела».

Ответом, которого граждане ожидали со стороны президента Путина было бы хотя бы обозначение решительных шагов, направленных на то, чтобы взять ситуацию в управлении страной в свои руки.

Наиболее адекватным было бы объявление о намерении осуществить конституционную реформу, предусматривающую переход к президентской республике, когда глава государства непосредственно возглавляет исполнительную власть. Но ничего подобного не произошло.

Президент начал с того, что стал публично выражать сожаление о том, что в Думу не прошли правые, после чего начал подыскивать для них местечки на государственной службе. Потом поклялся в верности действующей конституции, заведшей и страну и власть в тупик и которая фактически была отвергнута избирателями на парламентских выборах. Про безобразную эпопею с отставкой правительства даже и говорить не стоит (о ней я подробно написал в другом месте).

 

5. В описанной нами схеме взаимодействия политической системы и бюрократии, которая регулярно воспроизводится в России, роль личности, возглавляющей политическую систему играет огромную роль. Так что, никуда не денешься, а на вопрос: кто вы, мистер Путин, - отвечать придется.

Конечно, можно сказать, что когда Ельцин делал свой выбор, само собой, он подбирал человека с вполне определенными характеристиками. Так что, не остановись он конкретно на В.В.Путине, был бы кто-то другой, похожий. Все это верно. Но, вспомним, до определенного момента и Сталин был вполне себе умеренным центристом. Но в условиях острого кризиса сумел сформулировать и реализовать принципиально новую политическую программу, которая коренным образом изменила судьбу страны.

Можно, конечно, возразить, что лучше бы он этого не делал. Что вот если бы Бухарин... Ну что ж. История – дама добрая. Хотите посмотреть что было бы, если на месте Сталина оказался Бухарин? Посмотрите на то, что происходит в России сейчас. Ситуация, спустя 75 лет, аналогичная.

Завершается этап восстановительного роста после потрясений начала 90-х годов. Новая бюрократия, сформировавшаяся во многом из совершенно случайных людей, прочно расселась по своим местам с одним только желанием наслаждаться плодами «административной ренты» (выражение президента Путина). Мировая экономика, равно как и мировая политика находятся в состоянии крайне неустойчивом. Нужно куда-то решительно двигаться, в противном случае страна не справится с возрастающим уровнем угроз (это опять-таки говорит президент Путин).
И в этих условиях страна, повторюсь, совершенно свободно и демократично требует Сталина. А на его месте – Бухарин. Тот, исторический Бухарин, сам Сталиным для того времени стать не смог – и проиграл. У сегодняшнего «Бухарина» шанс еще есть.

Но вот воспользуется ли он им? Да, Сталин был бюрократом, он был даже очень хорошим бюрократом, когда партия приказала ему им быть. Но исходно он все-таки был революционером. Это теперь, когда известно, что революция произошла, можно спекулировать относительно его мотивов. А до того, как революция произошла, и когда не было совершенно никаких намеков на то, что она действительно может произойти, стать профессиональным революционером, причем «на земле», а не в заграничной эмиграции – это был поступок.

А вот Путин всегда был просто чиновником. И даже когда работал в разведке, все равно был чиновником (помните, как Штирлиц говорил своему агенту Клаусу: «А в вашем досье – скучно: рапорты, донесения. Все смешалось: ваши доносы, доносы на вас... Нет, это неинтересно...»). Исполнительным, аккуратным, усидчивым, лояльным. Это последнее качество следует особенно подчеркнуть: в годы перестройки и особенно в первые годы реформ это качество сохранилось у очень немногих, и несомненно, выделяет его. Это качество доставило ему в жизни некоторые неприятности, но в конечном счете, оно же принесло ему и невиданный успех. Одним словом, образцовый персонаж из слащавых детских книжек, которых, я правда, никогда не читал, но про которые читал, что они то ли существуют, то ли когда-то существовали.

Веди себя хорошо, слушайся взрослых, не думай ни о каких посторонних глупостях, и у тебя все будет хорошо. Конечно, на твоем пути встретятся злые дяди, которые захотят тебя обидеть, или того хуже, сбить тебя с правильного пути. Но если ты будешь тверд, то худшее, что тебя ждет – это малюсенькие неприятности, о которых ты вскоре забудешь, вырастешь большой и сильный и злых дядей накажешь.

Ну чего, скажите на милость, ожидать от человека, который всю свою жизнь жил в соответствии с этими нехитрыми рецептами – и ведь действительно получил обещанную награду. Никто другой не получил, а он – получил. Ожидать можно только одного – что он поверит, что все это – святая, истинная правда. И он верит, и только одно превращает его жизнь в кошмар, заставляя сомневаться в том, что всего этого следовало добиваться: нет никого, кто бы сказал ему, что теперь делать, и кого он мог бы послушаться. Господи, куда подевались все взрослые и почему вокруг одни только злые дяди?

Конечно же, В.В.Путин никакой не злодей, каким его пытаются иногда представить. Мол, служил в органах, а это накладывает неизгладимый отпечаток на всю жизнь. Если какое такое особое свойство ему в органах и привили, то это предельную осторожность и страх перед принятием самостоятельных решений. В.В.Путин, при всех его особенностях, присущих ему как личности, он такой же человек, как и миллионы прочих жителей страны. Он даже хотел бы сделать что-то хорошее для страны, для людей, которые так его поддерживают. Если бы мог. Не исключено, что он и сейчас хочет. Но вот только не знает, как.

 

6. Известно, а даже если бы и не было известно, то все равно понятно, что В.В.Путин никогда не мечтал быть президентом Путиным. Будь это не так, он бы им никогда бы и не стал. Что значит, не мечтал? Многим из нас доводилось иной раз вздохнуть мечтательно: «Эх, если бы президентом был я...». И далее что-нибудь хорошее. Вроде: «тогда бы эти козлы на джипах не подрезали честных водителей стареньких жигулей». Можно допустить, что нечто подобное и В.В.Путину приходило в голову по разным поводам. С этим набором идей он и превратился вдруг в президента Путина. Он никогда не задумывался над тем: а что это значит вообще, быть президентом такой страны как Россия? Что может президент, чего он не может, с кем и чем ему придется иметь дело, кто друзья и кто враги, на кого можно опереться, а с кем лучше не иметь никаких дел?

На первых порах все складывалось очень удачно. Так совпало, что начало его президентства совпало с периодом, когда бюрократия делала объективно хорошее и полезное дело. Восстанавливала порядок ведения дел и традиционную иерархию (стабилизация), активно избавлялась от иностранного влияния и изгоняла, а чаще приручала агентов такого влияния (государственность), устанавливала относительно цивилизованное взаимодействие с олигархами (равноудаление) и так далее. Президент Путин при всем этом присутствовал, и все положительные результаты этого периода были приписаны ему. Да он и сам, по-видимому, придерживался такого же мнения.

А спустя некоторое время идиллия закончилась. Похоже, это произошло где-то в конце второго года президентского срока. Президент Путин ставил задачи, а они не решались. Это было странно: ведь еще совсем недавно все было совсем иначе. Начались конфликты: весной и летом 2002 года впервые стали серьезно говорить о возможной отставке правительства. Тогда же, похоже, В.В.Путин впервые серьезно задумался над вопросами, которые мы перечислили несколько выше, и над многими другими, естественно.

Бюрократия всегда имеет стратегическое преимущество перед политической системой. Бюрократии, за исключением редких периодов общенациональных кризисов, ничто не угрожает. Бюрократии не надо искать народной поддержки, не надо ходить на выборы. Да даже если бы и надо было: между кем и кем выбирать? Между бюрократией и другой бюрократией – а откуда эта другая возьмется? Но при этом бюрократия способна оказать самое серьезное влияние на то, как будут оценивать избиратели политическую систему. Не решающее, быть может, но и игнорировать его нельзя.

Перед президентом Путиным встал сложный выбор. Вариантов было всего два. Первый - пойти на открытый конфликт с бюрократией за полтора года до парламентских выборов. Давайте посмотрим на этот вариант глазами самого В.В.Путина. Пойти на конфликт – значит, прежде всего, нарушить стабильность, достижение которой оценивалась избирателями как один из важнейших положительных итогов президентства Путина. Конечно, если конфликт будет обоснован необходимостью достижения определенной признаваемой обществом цели, и за полтора года будут сделаны реальные шаги в избранном направлении, то избиратель это поймет и оценит. Но для такого шага нет ни людей, ни структур – все надо делать с нуля. Озаботься президент Путин всеми этими вопросами в начале своего первого срока, вполне можно было бы успеть. Но тогда не было повода думать о таких вещах.

Оставался только второй вариант. Положиться на бюрократию, которая сама услужливо начала предлагать захватывающие дух перспективы: конституционное большинство, маргинализация КПРФ и прочая, и прочая, и прочая. Преимущество этого варианта заключалось в том, что его не надо было выбирать, то есть совершать некий волевой акт – он и так реализовывался, с участием президента Путина или без такового.

Оставался еще один шанс. Послание президента Путина Федеральному Собранию – это была последняя отчаянная попытка В.В.Путина найти понимание и поддержку политической элиты страны. Предельно откровенное, насколько вообще может быть откровенным документ такого рода, оно гласило: друзья, я вижу, что страна сталкивается с серьезнейшими угрозами; необходимо приложить огромные усилия, чтобы их избежать; бюрократия совершенно обленилась и ничего не хочет делать; вы тоже хороши – погрязли в своих мелких делишках; но давайте встряхнемся и сделаем хоть что-нибудь.

Все лето 2003 года В.В.Путин надеялся на чудо: вдруг произойдет что-то, что взорвет ситуацию, нарушит предопределенный ход предвыборной кампании. Сам пытался что-то такое неуклюжее сотворить: то с партией жизни, то с народной партией. Но ситуация была уже под полным контролем, а политическая элита понять В.В.Путина не смогла, или не захотела. В любом случае, в том, что она сегодня оказалась в том положении, в котором оказалась, она виновата сама. А президент Путин потащился на съезд «Единой России» - не для того, чтобы принести ей дополнительные голоса, а для того, чтобы самому совсем уж не выпасть из политического процесса.

Я вовсе не хочу идеализировать В.В.Путина. В конце концов, нельзя быть таким сверхосторожным, таким ленивым (я думаю, что пресловутый либерализм В.В.Путина – не более, чем удобный способ оправдать свою лень), нельзя было быть таким самодовольным первые два года своего президентства. Пора уже научиться отличать политическое действие от бюрократической комбинации, и пора уже понять, что президент Путин – это политическая система страны, все, что от политической системы осталось, а не наемный менеджер, исполняющий непонятно кем заданные функции. То есть, понятно кем – бюрократией.

 

7. Сегодня история предоставила президенту Путину еще один, быть может, последний шанс сыграть самостоятельную роль в качестве политической системы России. На короткий срок в его руках оказалась сосредоточена огромная власть, и весь вопрос заключается в том, сумеет ли он ей правильно распорядиться.

Бюрократия в своей борьбе с остатками политической системы, сложившейся в 90-е годы прошлого столетия воспользовалась президентом Путиным как своим орудием. Это верно. Но для достижения своих целей ей пришлось способствовать всемерному усилению его политического влияния. А кроме того, все ресурсы отмирающей политической системы не могли не достаться по наследству президенту Путину – просто потому, что никому другому они отойти не могли.
Расчет бюрократии был прост. В.В.Путин – слабый человек, капризный немного, еще слегка наивный, но в целом неопасный и поддающийся дрессировке. Поэтому можно дать ему на время власть, а когда он с нашей помощью и под нашу диктовку решит поставленные нами задачи, там можно будет окончательно подмять его под себя, уже окончательно присвоив президентскую власть в пользу бюрократии.

Еще раз повторю: никакого сознательного расчета быть не могло и не было. Было простое приспособление живого и растущего организма к условиям окружающей среды. Прояви в какой-нибудь момент президент Путин реальное, а не показное сопротивление сложившимся тенденциям, все могло бы пойти по другому сценарию, и мы бы сейчас, быть может, готовились голосовать за президента Касьянова, или еще кого-нибудь. Опять-таки, если бы бюрократия была способна производить осознанные расчеты, она бы понимала, что конечная точка процесса – формирование чисто бюрократического государства недостижима, что при приближении к ней система начнет разрушаться по катастрофическому сценарию, и потому лучше до этого не доводить.

Впрочем, и катастрофический для страны сценарий не означает катастрофу для бюрократии. Она-то все равно сохранится, на сколько бы там частей не распалась Россия и по какому признаку. А в переходный период можно будет произвести очередной «черный передел» государственной и олигархической собственности. Так что передел собственности – это не только то, за что выступит при определенных условиях население, это и то, за что уже готова хоть сейчас выступить часть бюрократии. «Вернем природную ренту народу» - очень своевременный и удачный лозунг, вот только исполнители подкачали. Но ничего, если надо, этот лозунг и «Единая Россия» со временем научится произносить без запинки.

 

8. Сейчас и только сейчас есть время, когда президент Путин обладает всеми необходимыми ресурсами для того, чтобы реализовать свой собственный политический проект, не оглядываясь на бюрократию. Этот промежуток времени имеет четкие границы: от 7 декабря 2003 года до начала июня 2004 года, когда окончательно сформируется система президентства второго срока. Может быть, но это крайне маловероятно, останутся еще какие-то шансы до начала осени.

А что же дальше. А дальше в полную силу начнут работать все тенденции, ведущие к реализации катастрофического сценария развития страны. В горбачевский период для их полного проявления потребовалось пять лет, сейчас срок будет явно короче, поскольку механизмов самозащиты общества, наработанных в свое время за 70 лет советской власти, уже нет.

Какой политический проект может осуществить президент Путин? Только один – это переход к президентской республике. Мандат от избирателей на такой шаг он получил уже 7 декабря 2003 года, и если бы захотел, наверняка получил бы его подтверждение 14 марта 2004-го. Будь этот вопрос поставлен в повестку дня, это обеспечило бы предвыборной кампании так недостающую ей осмысленность и не надо было бы волноваться по поводу того, придут избиратели голосовать, или нет. Конечно, бюрократия явку постарается обеспечить, но сделает это такими методами, которые поставят легитимность выборов под сомнение. Впрочем, бюрократии именно этого и надо. Чтобы президент знал, что обязан своим избранием не гражданам, а ей, родимой.

Не надо думать, что переход к президентской республике – это просто некий ритуальный акт, в результате которого механизм государственного управления будут работать как работал, только называться все теперь будет несколько иначе. В первой части настоящей работы было показано, каким образом конституционный механизм формирует жесткую систему мотиваций и ответственности, за пределы которой ни один из участников процесса не может выйти безнаказанно.

Любой более или менее опытный специалист по управлению скажет, что и нынешние спекуляции по поводу якобы новой роли правительства, когда оно будет послушным орудием в руках администрации президента, не имеют под собой никакой почвы. Это как раз и будет тот случай, когда суть останется прежней, а названия могут меняться сколько угодно. Никакая бюрократическая комбинация не может заменить собой политического действия.

Только изменение действующей конституции, переход к президентской республике позволят принципиальным образом изменить соотношение сил между политической системой и бюрократией, дадут новый импульс развитию политической системы и позволят предотвратить катастрофические тенденции современного развития России.

 

Читать:

Метки:
Кризис, Управление, Государство

 
© 2011-2024 Neoconomica Все права защищены